Автономное плавание - Виктор Устьянцев

- Буду рад, Николай Федорович, - Матвей только сейчас вспомнил, как зовут Дубровского. Он действительно обрадовался, что встретил здесь хоть одного старого знакомого. И хотя раньше они не ладили, Матвей решил, что дело это прошлое, не стоит об этом вспоминать.

Дубровский направился к проходной, а Стрешнев с Кравчуком повернули влево.

- Старый знакомый? - спросил Кравчук.

- Да, был когда-то старпомом на дизельной лодке, куда я пришел служить после училища. А здесь он чем занимается?

- Командир береговой базы. Должность, как вы знаете, не сахар. Но Дубровский с ней вполне справляется, им довольны. Очень энергичен, требователен, дело знает.

- Он и подводник был неплохой. Во всяком случае, дело свое знал.

- Что же с ним случилось, почему списали на берег? Здоровьем его как будто бог не обделил.

- Это длинная история, - уклончиво ответил Стрешнев. Кравчук догадался, что дальше расспрашивать не следует, и перевел разговор на другое:

- Экипажу вас сразу представить, или потом, когда все примете?

- Лучше сразу, а то будут гадать, кто да зачем.

- Тоже верно.

* * *

На раздвижной технологической тележке лежало длинное тело ракеты. Пять или шесть человек в синих комбинезонах осматривали ракету, один из них, с каким-то прибором на шее, выглядел несколько солиднее, вероятно, был тут старшим. Вот он нырнул под ракету и крикнул снизу:

- Разъем девяносто восемь!

Ему отозвался сидящий за пультом оператор:

- Разъем девяносто восемь принят. Изоляция в норме.

Кравчук позвал:

- Иван Спиридонович! Можно вас на минутку?

Человек с прибором вылез из-под тележки и неторопливо направился к ним, видимо, не очень довольный тем, что его оторвали от дела. Во всяком случае, он хмурился, а его маленькие острые глаза смотрели из-под светлых, будто выгоревших ресниц не дружелюбно. Подойдя на положенную дистанцию, он остановился, приложил руку к пилотке, собираясь доложить, но Кравчук жестом остановил его и, обращаясь к Стрешневу, представил:

- Инженер-капитан третьего ранга Пашков, наш ракетный бог. А это новый командир лодки капитан третьего ранга Стрешнев Матвей Николаевич.

Матвей протянул руку, но Пашков лишь поклонился:

- Извините, руки у меня грязные.

Матвей поспешно опустил свою руку. Получилось как-то неловко, Пашков покраснел и еще раз извинился.

- Простите. Работа.

- Мы вам не помешаем? - спросил Матвей, чтобы сгладить возникшую было неловкость. И уж никак не ожидал, что Пашков ответит:

- Вообще-то помешаете. - И, перехватив сердитый взгляд Кравчука, пояснил: - Знаете, когда присутствует начальство, у матросов внимание рассеивается, могут что-нибудь пропустить.

"Пожалуй, он прав, матросы будут больше глазеть на нового командира, чем на приборы, и действительно что-нибудь упустят", - мысленно согласился Стрешнев.

- Вы уж извините. - Пашков улыбнулся.

В общем-то, все уладилось, но у Стрешнева остался от этой встречи неприятный осадок.

Должно быть, Кравчук догадался, о чем он думает, и стал хвалить Пашкова:

- Очень хороший специалист и человек он замечательный. Уверен, вы с ним быстро найдете общий язык. Он да еще старпом Осипенко - самые авторитетные люди в экипаже. Хотя, должен заметить, что старпом, пожалуй, мягковат.

Все это он говорил, пока они шли к причалу, где стояла лодка.

Старший помощник командира лодки капитан второго ранга Осипенко встретил их у сходни, возле рубки. Наверное, до него и до остальных членов экипажа дошел слух о том, что прибыл новый командир, несколько пар любопытных глаз с мостика и из люков наблюдали за тем, как по причалу шли Кравчук и Стрешнев. Вот они ступили на сходню, и Осипенко рявкнул так, что у Стрешнева закололо в ушах:

- Сми-и-рна!

- Вольно! - не выслушав доклада, поспешил скомандовать Кравчук.

Осипенко опять рявкнул: "Вольно!" И, не ожидая, когда его представит Кравчук, отрекомендовался сам:

- Старший помощник командира капитан второго ранга Осипенко. - И уж совсем по-штатски и старомодно добавил: - К вашим услугам.

Позднее Стрешнев убедился, что это вовсе не вольность, а привычка, от которой старпом никак не мог избавиться. Даже когда к нему обращались матросы, он неизменно отвечал: "К вашим услугам", - хотя вслед за этим мог и распечь матроса в выражениях, далеких от изящной словесности. Но матросы на него не обижались, зная, что старпом человек, в общем-то, добродушный.

Заместитель но политической части капитан третьего ранга Комаров был крайне сдержан в разговоре, рассказывая о том или ином офицере, старшине или матросе, характеристики давал самые общие, расплывчатые. Сначала Матвея это огорчило, но потом он подумал: "А может, он прав, что не старается мне навязать свое мнение, хочет, чтобы я сам во всем разобрался?"

Разговором Стрешнев остался недоволен, но на Комарова не обиделся за его излишнюю сдержанность.

С остальными офицерами знакомство было пока слишком беглым, чтобы можно сделать какие-то определенные выводы. Но общая атмосфера на лодке Стрешневу показалась вполне нормальной. Он понимал, что к нему самому еще относятся настороженно, долго будут приглядываться, и от него будет зависеть теперь многое. Сколько бы ни говорили о влиянии коллектива, в условиях военной службы нравственную атмосферу этого коллектива определяет командир-единоначальник.

6

Гостиница состояла всего из четырех комнат, одну из них пышно именовали "люксом", в нее-то и поселили Стрешнева. Для "люкса" комната была маловата и обставлена, пожалуй, скромно, однако вполне прилично: деревянная кровать, тумбочка, письменный стол, два стула, платяной шкаф и даже пуфик. Над кроватью висела плохонькая копия с картины Айвазовского "Девятый вал", море в ней больше походило на студень, а мачта корабля - на забытую в этом студне кость. Еще была массивная мраморная пепельница, пластмассовый чернильный прибор и подставка для утюга. Самого утюга не оказалось, хотя в висевшей над столом "Описи инвентарного имущества" он числился.

Телефон и прочие коммунальные удобства располагались в коридоре. Матвей заглянул в соседнюю комнату, там впритык стояли шесть железных коек и стол, покрытый газетами. Один из обитателей этой комнаты спал одетым, не Сняв даже ботинок, подставив сбоку под ноги некрашеную табуретку.

Вернувшись в свою комнату, Матвей еще раз окинул ее взглядом и только теперь по-настоящему оценил ее скромный уют. С благодарностью подумал о Дубровском, простив ему "Опись инвентарного имущества".

Чемоданы стояли в шкафу, Матвей распаковал тот из них, где были сложены самые необходимые вещи, достал мыльницу, зубную щетку, полотенце и пошел умываться. В умывальной комнате матрос драил чистолью водопроводный кран. Уступая Стрешневу место у раковины, он спросил: