Мир за гранью войны - Максим Шейко

Дальше была обычная в таких случаях суета, беготня, немного слез и прочие атрибуты встречи непутевого, но любимого сына. Ганс, получивший отпуск только накануне выписки из госпиталя, прибыл домой раньше, чем отправленное им письмо, уведомлявшее родню о скором визите. Поэтому его приезд стал совершенно неожиданным, слегка выбив семью из колеи. К тому же родовое гнездо Нойнеров к некоторому удивлению Ганса оказалось почти пустым: старшая сестра Эльза жила у мужа в Рупольдинге, младшего брата Пауля еще осенью забрали в армию, отец, работавший в лесном хозяйстве, был в командировке, а младшая сестра Мартина ещё не вернулась из школы. На Ганса, запомнившего родной дом шумным и многолюдным, это вроде бы обычное обстоятельство произвело гнетущее впечатление.

Впрочем, ситуацию полностью разрядила некая молодая особа по имени Кристина Тереза Хаусвальд, которая, казалось, обрадовалась приезду Нойнера больше всех остальных родственников и знакомых вместе взятых. Вцепившись в Ганса еще на улице, она больше не отпускала его ни на шаг, приняв самое деятельное участие в хлопотах по встрече и обустройству свалившегося как снег на голову отпускника. Сам виновник переполоха, любуясь ладной фигуркой и симпатичной мордашкой, постоянно находящимися в его поле зрения, искренне недоумевал с чего это одноклассница его младшего брата, которую он смутно помнил еще пятнадцатилетним подростком и с трудом смог узнать на улице, вдруг проявила к нему такой недвусмысленный интерес?

Однако задаваться этим вопросом слишком долго он не стал. Молодость брала свое! Весна, опять же… Словом, только что оправившемуся от ранения и вырвавшемуся на волю из затхлой атмосферы госпиталей, парню хотелось вновь ощутить себя живым. А бойкая Кристина подходила для этого просто идеально. Так что Ганс недолго думая отбросил неуместные размышления и с головой погрузился в пучину мирной жизни, стремясь по максимуму использовать ту короткую отсрочку, которую он столь нежданно-негаданно сумел получить у войны.

Первым делом состоялась раздача подарков, купленных в Дрездене и Мюнхене на немалое офицерское жалование. Тут Ганс проявил находчивость и гибкость, на ходу переиграв свои предварительные планы. В результате подарочный комплект отсутствующей Эльзы достался Кристине, к неописуемой радости последней. Дальше были обязательные визиты к родственникам (дядя Отто: "…вижу, герой, хвалю! Жаль отец не видит.", бабушка Магда: "…и когда закончится эта война?! Столько лет не видела любимого внука!") и совсем необязательный, но приятный визит в гости к Кристин. После этого долг вежливости можно было считать исполненным и с чистой совестью предаться заслуженному отдыху, занявшись собой… и Кристиной.

Не тут-то было! В гости к матери Ганса одна за другой под всевозможными предлогами зачастили соседки, подружки и просто знакомые, причем все как на подбор с дочерями в возрасте от 18 до 25 лет. Кое-какие девицы понапористей, пробирались в дом с неженатым лоботрясом даже без родительского прикрытия — на свой страх и риск. Однако всех соискательниц ждал жестокий облом: рядом с объектом их интереса по-хозяйски восседела Кристина, которая, при виде очередной визитерки, с непринужденным видом прислонялась к Гансу поплотнее, делала счастливое лицо и ненавязчиво демонстрировала новые сережки. После этого большинство девиц увядало прямо на глазах и поспешно покидало дом, зачастую даже не дождавшись ответа на просьбу, с которой они являлись. Особо упорных, решивших сражаться до конца, вежливо выпроваживала сама фрау Марта, вздыхая и бросая украдкой взгляды на сына и вьющуюся возле него Кристину.

Ганс в эти женские разборки не встревал, резонно решив, что от добра — добра не ищут. Вместо этого он занимался другими важными делами: чесал за ухом полосатого пушистого кота, полюбившего дрыхнуть у него под боком, катался по окрестностям на лыжах и отъедался на домашних харчах (благодаря внезапно начавшемуся роману получалось практически ежедневно на законных основаниях обедать дважды — у себя и в гостях у Хаусвальдов). Ну, еще немного работал по хозяйству — дому нужны мужские руки, а они нынче в дефиците. Но это так — мелочи.

Главным и наиболее приятным "занятием" была, конечно, Кристина. Девушка охотно проводила с ним время, сопровождая как тень с утра до ночи. Смеялась, обнималась, целовалась, но… дальше дело пока не двигалось. Строгое католическое воспитание делало свое черное дело. Нойнер, который, пошлявшись по миру, привык смотреть на жизнь проще, начинал понемногу беспокоиться — дни отпуска стремительно пролетали один за другим, а подвижек не наблюдалось. Thema Eins[83] ставилась всё более остро, и Ганс решил сыграть ва-банк. В середине марта он сделал ход конем: изъявил желание покататься на горных лыжах в Гармише. Вроде бы и рядом совсем, но все же уже не под прямым родительским надзором.

Коварный план сработал — Кристина согласилась составить ему компанию. Католическая мораль наконец-то дала трещину! Дальнейшее было делом техники, которая Ганса обычно не подводила. Не подвела и на этот раз. Так что последние две недели отпуска стали самыми приятными в его жизни, превратившись в своеобразный медовый месяц. Ну, пусть полмесяца.

Однако, всё когда-нибудь заканчивается, и плохое и хорошее. Подошел к концу и нежданный отпуск Нойнера. Март уступал место апрелю, уже повсюду ощущалось дыхание весны, природа ликовала, просыпаясь от зимней спячки — чем не время, чтобы шагнуть в новую, счастливую жизнь? А Ганс уезжал на войну.

Кристина шмыгала носом, временами смахивая из уголков глаз слезинки, — сказка окончилась, прекрасный принц убывал в никуда, внезапно поманившее счастье оказалось миражом. А вот Гансу было хорошо. Немного грустно, конечно, но в целом оберштурмфюрер чувствовал себя замечательно. Он привык к такой жизни, свыкся с войной, с жизнью вдали от дома. Да и про сам дом уже практически позабыл. Даже смерть стала обыденностью, еще одной стороной кочевой жизни солдата. Визит домой был всего лишь коротким отдыхом, передышкой в военных буднях. Отпуск прошел отлично, так о чем же жалеть? Но Кристину все-таки было жалко. Чем-то эта девчонка, прыгнувшая ему на шею при первой встрече, все же смогла его зацепить…

Чтобы хоть как-то отвлечь хмурую спутницу, молча провожавшую его до вокзальчика, на котором он высадился почти месяц назад, и при этом не наворотить лишнего, Ганс решил прибегнуть к наиболее нейтральному из способов утешения — приятным воспоминаниям.

— Послушай, Кристи, помнишь первый день, когда я приехал? — Кристина улыбнулась, впервые за утро.

— Конечно, помню! Я тогда так обрадовалась.

— Да уж, чуть с ног меня не сбила. — Ганс тоже усмехнулся, но вдруг посерьезнел.

— Я все хотел тебя спросить: почему? — сказав это, Ганс едва не прикусил себе язык: за каким, спрашивается, было задавать девчонке такой дурацкий вопрос? Ведь не хотел же! Теперь обидится еще…

Не обиделась. Вернее обиделась, но не за то.

— Дурак! Ты же мне со школы еще нравился! Только ты меня в упор не замечал. А потом вообще исчез — я думала навсегда! А тут явился. И теперь опять уезжаешь. — Выпалив эту тираду, Кристина внезапно разревелась и, вцепившись руками в рукав гансовой парки, уткнулась лицом ему в плечо.

И что тут было делать? Погладить по головке и наговорить кучу стандартных глупостей?

Нет. Только не в этот раз! Ганс аккуратно притянул к себе девушку свободной рукой.

— Я вернусь. Слышишь? Я обязательно вернусь. К тебе.

Кристина еще раз шмыгнула носом и подняла зареванное лицо. Большие голубые глаза, не мигая, уставились на Ганса, словно намереваясь заглянуть в его мысли.

— Обещаешь?

— Да.

— Я буду ждать. — Два крепких кулачка уперлись ему в грудь. — И только попробуй обмануть!

* * *

Дремая в пустом купе поезда под мерный перестук колес, Ганс размышлял о случившемся. Странно, но после разговора с Кристиной легкая грусть от расставания прошла без следа. Может быть потому, что впервые кто-то пообещал его ждать? А может было просто приятно осознавать, что он оставил за собой что-то хорошее? Кто знает? Но настроение после того бурного прощания на перроне явно улучшилось. Ганс усмехнулся своим мыслям и тихо выговорил в проплывающие за окном вечерние сумерки:

— Antje, mein blondes Kind[84]. Я обещал вернуться и я вернусь.

Послышался свисток паровоза, веселый перестук колес поменял ритм, вагон слегка качнулся на стрелках — поезд въезжал на станцию. Время раздумий прошло — вновь начиналась служба.

В штабе запасного батальона, куда он прибыл, его, не смотря на позднее время, тут же отправили в канцелярию, где приветливый оберштурмфюрер, исполняющий обязанности адъютанта, вывалил на него целый ворох новостей приятных и не очень: