Тайный советник вождя - Владимир Успенский

О Рясном Сталин знал давно, еще с того времени, когда тот занимался в Промышленной академии вместе с Хрущевым и Надеждой Сергеевной Аллилуевой. На химическом факультете. Аллилуева рассказывала дома о своих товарищах по учебе, по партийному комитету, в том числе о председателе факультетского профкома Рясном — о боевом напористом участнике гражданской войны, прибывшем в Москву с партийной работы в Туркменистане. Можно считать, что Рясной даже пострадал из-за Надежды Сергеевны в связи с ее смертью: не дали ему доучиться. Вскоре после похорон Аллилуевой, на которых он присутствовал, его и других слушателей академии, много общавшихся с женой Сталина, во избежание толков и пересудов отправили в разные места подальше от столицы. В ЦК партии Каганович вручил несостоявшемуся химику Рясному направление в Сталинградскую область на должность начальника политотдела МТС.

Второй раз Василий Степанович Рясной появился в Москве лишь в 1937 году, когда после ареста Ягоды обновлялись кадры НКВД. Подбором людей занимался в Центральном Комитете партии Маленков. Он же и вызвал из глубинки Василия Степановича, сам привел его на Лубянку, представил новому наркому внутренних дел Ежову. Рясной стал чекистом — надолго определился его путь, сложились его знакомства и связи. Он вошел в ту когорту, к которой принадлежали Николай Кузнецов, Павел Судоплатов и многие другие бойцы «незримого фронта», заслуги которых в годы войны очевидны. Только известность разная. А фамилия Рясного если и звучала в ту пору, то не по всей стране, а на Украине, где он занимал ни много ни мало пост наркома внутренних дел УССР. Его люди очищали освобожденную территорию от бандитских формирований националистов, от предателей и диверсантов, обеспечивая тылы наших войск, безопасность важных коммуникаций.

Особо тяжелая обстановка сложилась к концу войны в районе Львова, возле западной нашей границы. Из России и со всей Украины вместе с отступавшими немцами откатились туда их прислужники и вообще все те, кому советская власть не сулила ничего хорошего: спекулянты, торгаши, уголовники и иже с ними. В других странах не очень-то рады были принять этот сброд, да и у немцев не было охоты тащить за собой грязный и бесполезный для них хвост. Вот и осела эта накипь на краешке украинской территории. Кто затаился, кто вредил исподтишка, а много было и таких, кто не расстался с оружием. Освобожденный Львов оказался во власти бандитов. Они свирепствовали не только по ночам, но и среди бела дня: грабили, убивали мирных жителей и военнослужащих, обчищали склады, магазины.

О разгуле бандитов, о потерях от них узнал Сталин — вероятно, через военное командование. Разозленный, позвонил в Киев, Хрущеву. Говорил резко и грубо: «Мы Германию побеждаем, мы в Европе порядок наводим, а ты в одном городе навести не можешь! Кто у тебя за порядком смотрит? Рясной? Зажрался на украинском сале. Передай этой орясине: не очистит Львов — на передовую пойдет младшим командиром, у фронтовиков поучится!» Накрученный таким образом Хрущев, в свою очередь, обрушился на Рясного: «Делай что хочешь, а паразитов передави, загони в щели, чтобы не высовывались». — «Месяц потребуется». — «За неделю!» — отрезал Хрущев.

Рясной принял меры самые решительные, не укладывавшиеся ни в какие законы, зато очень действенные. Срочно отобрал самых смелых и опытных сотрудников, человек сорок, причем половина — женщины. Их одели в лучшие наряды, шикарные пальто и роскошные шубы, снабдили драгоценными украшениями. Вечером, когда город затихал, когда обыватели закрывались на все замки в страхе перед ужасами наступавшей ночи, оперативники вышли на улицы и бульвары, некоторые парочками, а наиболее отважные — в одиночку. Появившись и в центре, и на окраинах, они сразу привлекли внимание разномастных любителей легкой наживы. К ним подходили, предъявляли требования, а в ответ получали пулю. В голову, в живот или прямо в сердце. Без всяких слов. Так продолжалось всю ночь. А на рассвете по городу проехали грузовики со специальными командами, которые собирали бандитские трупы. В то же время были проверены подозрительные квартиры, возможные притоны и укрытия, обследованы больницы и госпитали, куда могли обратиться раненые злоумышленники. А заставы на дорогах проверяли всех, кто пытался уйти или уехать из города. В закинутые сети попала большая добыча: от бандеровских боевиков, от польских и украинских националистов до элементарных уголовников, ловивших рыбку в мутной воде.

Массированная операция была повторена три или четыре раза. Результат не замедлил сказаться. Во Львове стало спокойнее. Рясной получил широкую известность в определенных кругах. С одной стороны, его ставили в пример в органах НКВД — НКГБ, а с другой — его люто возненавидели украинские националисты и весь тамошний уголовный мир. За два года на него было произведено девять покушений. Ни одна пуля, ни один осколок не зацепили удачливого генерала. Но сколько же можно было испытывать судьбу?! Надежные покровители, Маленков, Хрущев и Каганович, помогли ему сменить место службы. Генерал-лейтенант Рясной Василий Степанович стал одним из заместителей министра внутренних дел СССР, занимаясь в основном возведением крупных объектов, при создании которых использовались значительные силы заключенных. И опять привлек внимание Сталина. Летом 1946 года Иосиф Виссарионович вознамерился отдохнуть в Крыму. Ехать решил на автомашине, чтобы заодно посмотреть «хозяйство»: как восстанавливаются разрушенные войной города, действительно ли плох урожай на полях? Однако отъехал недалеко, сумел добраться лишь до Орла или до Курска, точно не помню. Дорога была настолько разбита, настолько плоха, что пришлось вернуться в Москву. Сорвав на Берии свое раздражение, Сталин приказал ему найти дельного руководителя, назначить начальником строительства шоссейной дороги Москва — Симферополь и немедленно приступить к работе. Лаврентий Павлович назвал фамилию Рясного, а затем представил его Сталину.

Василий Степанович оправдал доверие, оказался хорошим организатором, использовал для строительства воинские части и «зеков». Сталин был доволен его энергичностью и успехами. Наградил орденом. Затем лично сам выдвинул Рясного на должность начальника гигантской стройки — Волго-Донского канала. И потом не стал возражать, когда после ареста Власика возглавить правительственную охрану было поручено генералу Рясному. Маленков предложил, Берия, Хрущев и Каганович поддержали — всех удовлетворяла именно эта кандидатура.

Очень мало общего было между Рясным и Власиком. Последний, как я уже писал, не служил при Сталине, а жил при нем, вместе с ним, его заботами, его делами. Всегда был под рукой, предугадывая желания и даже настроение Иосифа Виссарионовича. А Рясной просто исправно работал. Квартировал где-то на северной окраине Москвы, в особняке посреди парка, каждый день являлся в установленный срок в Кремль или на Ближнюю дачу, проверял, как действуют его подчиненные, инструктировал их. У меня было такое впечатление, что он даже избегает встреч со Сталиным, да и Иосиф Виссарионович не очень-то жаловал генерала, не открывался перед ним, как перед Власиком или даже перед молодым комендантом Кремля Петром Косынкиным. Улавливал в Рясном что-то неискреннее, какую-то фальшь. Сказал однажды: «Лукавый, орясина. Но хорошо хоть глаза не мозолит».

Постепенно заменялись люди в личной охране Иосифа Виссарионовича. Появился и новый начальник этой личной охраны, человек молчаливый, малоприметный — я не запомнил его фамилии. Собственной инициативы он не проявлял, по каждому пустяку советовался с Рясным, в любое время дня и ночи звоня ему по телефону. Отсиживался обычно на Ближней даче, толстея на добротных бесплатных харчах. Сталин предпочитал ездить не с ним, а с Косынкиным или со мной. Иногда с сыном Василием или с Андреем Андреевичем Андреевым, присутствие которого действовало на Сталина успокаивающе, умиротворяюще.

Так получилось, что вместо одного Власика, полностью отвечавшего за охрану Иосифа Виссарионовича везде: на работе, дома, в дороге, — обеспечивать безопасность вождя должны были трое начальников: Игнатьев, Рясной и тот бесфамильный, который непосредственно возглавлял группу телохранителей. А как известно, чем больше нянек, тем меньше спроса с каждой из них, меньше догляда за дитятей. Как, впрочем, и за пожилым человеком. Кого-то такое положение очень устраивало.

Новый, 1953 год начался вроде бы спокойно. Иосиф Виссарионович физически чувствовал себя вполне сносно, умеренно работал, несколько раз пытался бросить курить, наладился режим в питании, в прогулках по заснеженному саду Ближней дачи. Явные успехи во внешней политике и внутри государства располагали к деятельности неспешной и плодотворной. Советский Союз был самой влиятельной страной, социализм распространялся по всей планете, мы подняли знамя борьбы за мир во всем мире и твердо стояли на этой позиции в противовес хотя бы тем же американцам, которые уже третий год вели агрессивную кровопролитную войну в Корее, клонившуюся к позорному поражению Соединенных Штатов и их сателлитов. Еще сказывались у нас трудности военной разрухи, но по многим экономическим показателям мы вышли на довоенный уровень и даже превзошли его. Быстро росла рождаемость, значительно превышая смертность, а это самый надежный показатель благосостояния народа, уверенности в завтрашнем дне. Частенько ездил я на пригородном паровике по усовской ветке, молча слушал разговоры пассажиров. Бывали всякие высказывания, но в общем смысл был такой: теперь только и жить, лишь бы войны не случилось. Путейский рабочий (шпалы-рельсы менял), помню, радовался: «Жена в деревне, картошка-капуста своя, корову держим, на палочки-трудодни довесок перепадает. Дочка в ремеслухе за казенный счет обута-одета, маляром будет. Сын на заводе, а по вечерам в техникуме, в инженеры метит, не то что я, с таблицей умножения по ликбезу. Ну, мне и так благодать. Отработал, возле вокзала пивная, все чисто, ни соринки на полу, буфетчица в белой кофте. Порция известная: сто пятьдесят с прицепом, с кружкой, значит. Сосиски горячие на блюдечке. Горчица опять же. Выпил, поговорил душевно и — домой с полным удовольствием. И с получкой для жены. И насчет здоровья не жалуемся, каждый год в санаторий или в дом отдыха».