Московский бенефис - Влодавец Леонид Игоревич

Пластырь на лбу казался мне прямо-таки опознавательным знаком. Он так и светился, так и манил к себе ментов. Это было бы не самое страшное, если б знать, что Чудо-юдо насчет меня ничего плохого в уме не держит. Пять минут доброй беседы, звонок папе — и дело в шляпе. Лосенок и штук пять ребят приедут на «Чероки» и увезут меня в родное зазаборное место… А если у Чудо-юда есть ко мне претензии, которые он до меня не считает нужным доводить? Если он, допустим, уже вычислил эту Таню-Кармелу и заподозрил, что я ей оказываю протекцию? Ведь Мишенька-братик видел, что она сидит в садике! И он ее слушал в «Чавэле», меломан гребаный!

Ощутив счастье от того, что мне удалось дойти до ближайшего переулка и не быть сцапанным, я свернул в него и вышел на соседнюю улицу. Тут ходил троллейбус, и я очень вовремя в него втиснулся. Стало поспокойнее, но хреновости не убавилось.

Куда деться? Идти домой, к папе? Сказать ему: «Хреновые мины вы ставите, Сергей Сергеевич! Родного сына по-нормальному пришибить не можете!» Маме в ножки упасть? Той маме, которая со мной за десять лет парой-другой слов, может, и обмолвилась… Той, которая убеждена, что я — жулик, который как-то облапошил ее милого Сережу, а вовсе не тот, кого она девять месяцев вынашивала. Да, я на нее меньше похож, чем Мишка, хотя мы оба с ним похожи на отца. Но я-то ее за мать признал, хотя именно она меня в коляске оставила, и у нее из-под носа меня цыгане унесли! Это ей бы, стерве, Господи прости меня, хоть чуточку понежней на меня глядеть! Как-никак, двадцать лет моим воспитанием не занималась…

Троллейбус, судя по номеру, должен был вывезти меня к станции метро. Доехать до квартирки Соломоныча, прилепить себе бороду и стать Коротковым? Но если я не нужен Чудо-юде живым, то он наверняка знает, что я могу пойти к Соломонычу. Там-то меня и уроют. Вот влип, е-мое!

Менты уже могли склепать ориентировку со словесным портретом. Если там, в машине, кое-кто не «забыл» на меня ксиву с картинкой. Могли такое подсиропить, если, допустим, хотели, чтобы меня побыстрее опознали и поменьше разбирались. Ну, это я уже со страху… Все мои — со мной. Но им теперь цена — задницу подтереть, да и то неудобно — жесткие. Так или иначе, но с этой блямбой на лбу узнать будет легко, а отдерешь — пожалуй, не спасешься. Ссадину не снимешь. Меченый!

Что у меня с собой? Пушка, на которую есть липовое разрешение. Ориентировки раздадут только к вечерней смене ППС, так что для этих может и сойти. Если на меня какую-нибудь «Сирену» не включили! Лучше не связываться. Костюмчик — таких много, Но он уже в ориентировке. Раздеть, что ли, кого-нибудь? Не в троллейбусе же, в конце концов. Кстати, все посыпались наружу — конечная. Метро.

В куче проще. Проездной-единый под нос контролерше, вниз по эскалатору, к поездам. Ну и теперь куда? До кольцевой! В вагоне полно челноков, прут к трем вокзалам, до «Комсомольской». Все тележками заставили, народ стиснулся

— впечатление, что совсем места нет. Так, может, и мне через три вокзала на электричке рвануть? А куда? Все «лежки» Чудо-юдо знает. Есть, правда, одна, которую, может быть, еще не засветили, но и то стремно. Там может быть Джек. Это его хата на крайний случай, но если я там появлюсь, шансов, что Джек меня отдаст родному папе — 50 на 50…

А больше некуда. Не в сороковую же квартиру к Кармеле стучаться. Тем более что букета я так и не купил…

И тут меня тронули за плечо:

— Вы выходите?

Это был робкий, полудетский голосок Тани. Как всегда, со скрипкой, но при этом еще и с рюкзачком, наподобие тех, что таскают за плечами московские панки. И одета в джинсики, маечку, курточку, бейсболку. Немного не по возрасту, но кому же не хочется выглядеть моложе…

— Да, выхожу! — ответил я. — Здрасьте, Танечка!

Нас вынесли из вагона, пару раз толкнули тележками, вал двинулся в направлении указателя «Выход к Казанскому вокзалу», другой — к выходу на Ярославский и Ленинградский. А мы остались у колонны.

— На природу? — спросил я Кармелу, никак не показывавшую, что торопится.

— Да, хочу съездить на пару дней отдохнуть. Устала!

Неужели она действительно киллер? Что в ней от снайпера? Даже в джинсовом наряде она выглядела не мальчишкой, как многие девахи, а каким-то удивительно беззащитным, неуверенным в себе созданием, усталым от одиночества.

— И скрипку взяли? — спросил я. — Не надоела?

— Ну что вы… — улыбнулась Таня. — Я ж без нее не могу…

— А куда едете, если не секрет? — спросил я.

— В Болшево, — ответила Таня.

— Недалеко, — заметил я, — а я вот не знаю, куда стопы направить…

— А поехали со мной, — предложила скрипачка, как мне показалось, совершенно невинно. Хотя будь она тем, что я до взрыва «Волги» собирался искать, соглашаться явно не стоило. Там, в огромном дачном поселке, меня можно было спокойно зацементировать в фундамент строящейся дачи или просто зарыть на любом огороде. Ведь если она действительно пристрелила немца, а до того — Костю Разводного, то уже знала, что я ее ищу. Точнее, не ее конкретно, о моих вещих снах она знать не могла, но все же…

— Танечка, — спросил я, — а это удобно?

— Но вы же не будете вести себя дурно… — произнесла она каким-то старорежимным тоном. Нет, это надо же!

— Наверно, не буду, — сказал я, — хотя другой бы на моем месте подумал о вас черт-те что.

— Но вы же не думаете? — прищурилась Таня. — Правда?

— Нет, — пришлось сказать мне. — А вы, как видно, все еще верите людям?

— Надо же во что-то верить… В Бога — не получается — мир уж очень не по-божески устроен. А в людей — еще можно. Ну, пойдемте, а то скоро «окно» в расписании.

Точно, мы сели в последнюю электричку перед «окном». Она была хорошо забита, и пришлось стоять в проходе. Таня прижала скрипку к груди, чтобы не толкать ею пассажиров.

— Давайте, я подержу, — это был небольшой тест, который я сам для себя придумал. По весу можно многое понять.

— Если можно, подержите… — вздохнула Таня.

Вес был приличный. Скрипочка вряд ли весила столько, даже с футляром. Значит, ствол? Килограммов пять-семь… Все равно, пока судить рано.

Доехали. Толпа дачников и подмосковных аборигенов высыпала на перрон, потекла к автобусным остановкам.

— А у вас тут дача? — спросил я. — Нет, — усмехнулась Таня, — мне на дачу за сто лет не заработать… При нынешних ценах. У меня тут знакомый живет.

— А-а… — сказал я. — Ему мой визит понравится?

— Это как вы себя поведете, — загадочно произнесла Кармела, и я в первый раз по-серьезному насторожился. Даже если там один знакомый при хорошей пушке — мне его хватит. А если их пять?

— Но сцен ревности не будет? Кинжалов, кнутов? Он не цыган?

— Конечно, цыган, — подтвердила Таня. — Не бойтесь, заступлюсь.

Она сказала это таким тоном, который впервые заставил меня усомниться в том, что она — не снайпер. Слишком твердые нотки появились у нее в голосе. Почуялось, что это не девочка семнадцати годов, а женщина, строгая и, возможно, беспощадная… Ехать с такой в незнакомое место было стремно. Но не ехать — уже поздно. То, что она пообещала заступиться, прозвучало иронически. Еще раз напомню: это я сомневался, киллер она или нет. У нее-то насчет меня никаких сомнений уже не должно быть. Утешало только одно: не я назначал эту встречу, да и она, похоже, не бегала за мной весь день, чтобы отвезти на дачу. Все вышло экспромтом, не захотел бы я ехать — не поехал бы. Значит, сейчас она прикидывает, что со мной там, в Болшеве, сделать. Неприятно, если размеры ямы вычисляет… Хотя, конечно, у них там и кочегарка может найтись.

— А как зовут вашего цыгана, — спросил я. — Не Будулай, случайно?

— Вообще-то его зовут Анатолий Степанович, но ему нравится, когда егоБудулаем называют. Похож немного.

— Такой старый? — у меня бровь поднялась. — Он ведь вам в дедушки годится…

— Ну, в дедушки — это слишком, а отцом моим он вполне мог быть. Ему под семьдесят. Но он мне просто друг. Так что ревности не бойтесь. Он, наоборот, все спрашивает меня, когда я замуж выйду.