Тайна ее прошлого - Даниэла Стил

Кто знает? И кому до этого вообще какое дело? Лично ему было наплевать. Чарли было жаль только Моник. Девочка оказалась меж двух огней и страдала от этого.

В этот раз Моник не опоздала на встречу с матерью. Чарли специально проследил за этим, да и девочка, похоже, не хотела лишний раз злить мать. Чарли выяснил, что они встречаются в ресторане в пятнадцать ноль-ноль, поэтому без пяти три он отослал Моник, а сам в последний раз поднялся на гору. Оттолкнувшись палками, он понесся вниз и обнаружил, что в отсутствие девочки он едет ничуть не быстрее и не рискованнее, чем с ней. Отец научил Моник по-настоящему хорошо кататься, и если бы дело дошло до соревнования, то Чарли выиграл бы, скорее, за счет своей физической силы и большего веса, а никак не за счет смелости, опыта или мастерства.

Скатившись к подножию горы, он продолжал думать о Моник. Знакомство с ней заставило его почти пожалеть о том, что у них с Кэрол не было детей. Конечно, это осложнило бы их расставание, и теперь они наверняка оказались бы в такой же ситуации, что и родители Моник, и все же Чарли продолжал считать, что, если бы у них были сын или дочь, они бы твердо знали, что десять лет совместной жизни не были потрачены впустую. Но их брак оказался пустоцветом и не принес плода — ведь нельзя же считать за настоящее приобретение несколько картин, пару старинных редких безделушек и половину фарфорового сервиза, который достался каждому из них при разводе. Чертовски мало для десяти лет преданной и верной любви! Это было даже меньше, чем ничто. Они могли и должны были приобрести больше, но не смогли или не захотели. Грустный итог!

Чарли никак не мог отвязаться от этих невеселых мыслей, и, даже вернувшись в мотель, он все думал и думал о том, как повернулась бы его жизнь, если бы у них с Кэрол был ребенок. Ему очень хотелось снова увидеть Моник, однако когда на следующий день он поднялся на гору, то не увидел среди туристов ни маленькой девочки в голубом комбинезончике, ни ее сердитой матери. Он решил, что они вернулись домой, в Шелбурн-Фоллс, хотя Моник ничего не говорила о том, планируют ли они уехать или остаться.

Два дня Чарли катался один, и хотя он время от времени ловил на себе заинтересованные взгляды привлекательных молодых женщин, ни одна из них не показалась ему стоящей того, чтобы начинать долгую и трудную борьбу с собой и своей памятью. Чарли абсолютно нечего было сказать им, нечего предложить, и он подозревал, что и эти беззаботные искательницы приключений тоже не смогут ни утешить его, ни поддержать. Единственной женщине, которой это здесь удалось, было всего девять лет, и Чарли понял, что пропасть, в которой он оказался, намного глубже, чем он предполагал, и что выкарабкаться из нее в самое ближайшее время нечего и надеяться.

Но тридцать первого декабря он неожиданно снова столкнулся с Моник у подножия горы, где туристы обычно надевали лыжи и прочее снаряжение.

— Привет! Где ты была? — окликнул ее Чарли, не скрывая довольной улыбки. Он уже заметил, что ее матери нигде не видно, и сразу почувствовал себя гораздо свободнее. Что это за мать такая, недоумевал Чарли. В самом деле, сначала она отпускает дочь кататься одну, а потом поднимает шум из-за того, что кто-то купил ей хот-дог и шоколадный коктейль. Определенно, ее забота о дочери носила какой-то странный, однобокий характер.

Впрочем, волноваться и в самом деле было не из-за чего — Клэрмонт был тихим и совершенно безопасным местом, и девочке здесь ничто не угрожало. Мать Моник хорошо знала это, поскольку приезжала сюда с дочерью еще в прошлую зиму — почти сразу после того, как они перебрались из Франции в Штаты. И хотя удовольствие от катания было с горчинкой — как, впрочем, и от всех других занятий, которые напоминали ей о муже, — Франческа продолжала самозабвенно любить горные лыжи, предпочитая, однако, более пологие склоны.

— Мы ездили в Шелбурн, потому что маме нужно было работать, — охотно объяснила Моник и заулыбалась так, словно не видела Чарли сто лет. — Но сегодня мы останемся на ночь, а завтра уедем совсем.

— Я тоже… — Чарли пробыл в Клэрмонте уже три дня и собирался уехать вечером первого января. — Вы будете здесь встречать Новый год?

— Наверное, — с надеждой сказала Моник. — Раньше папа всегда разрешал мне попробовать шампанского, а теперь мама говорит, что от него портятся мозги. А мне шампанское нравится, оно такое колюченькое… — добавила она снисходительно.

— Не исключено, что твоя мама права, — улыбнулся Чарли, вспоминая все шампанское, которое он выпил за последние двадцать пять или тридцать лет жизни. Впрочем, он сомневался, что во всех его бедах виновато было оно. — Но несколько глотков едва ли тебе повредят.

— Мама все равно не позволит, — огорченно сказала Моник и неожиданно добавила, уже совсем другим голосом: — Зато вчера мы ходили в кино. Классный фильм!

Она действительно выглядела довольной, и Чарли, кивнув, подсадил ее в кресло подъемника.

Они несколько раз скатились с горы, а ровно в полдень Чарли отослал ее вниз, к матери, но после обеда они встретились снова. На этот раз Моник привела с собой своего товарища, с которым училась в одном классе. На взгляд Чарли, он катался вполне прилично, хотя и слишком рисковал на виражах, однако Моник по секрету сообщила ему, что ее друг «паршивый лыжник». Потом дети уехали вперед, а Чарли покатил следом, стараясь не отставать. По правде говоря, это давалось ему с трудом, и к вечеру он устал по-настоящему. Попрощавшись с Моник и ее приятелем, он еще дважды скатился с горы, желая проверить себя, и только потом, вконец измотанный, решил вернуться к себе в номер.

Моник и ее мать, оказалось, жили в том же мотеле, что и он. Франческа — к этому времени Чарли уже знал, что мать девочки зовут Франческа, — сидела в холле, протянув к камину длинные стройные ноги. Она как раз что-то говорила дочери, и Чарли впервые увидел, как она улыбается. И он вынужден был честно признать, что улыбка делает ее ослепительно-красивой. Правда, глаза Франчески оставались при этом тоскующими и холодными, и все же она была по-настоящему прекрасна.

В первое мгновение Чарли заколебался, но потом все же решил подойти и поздороваться с матерью Моник. Игнорировать ее после того, как он провел столько времени с ее дочерью, было бы невежливо, почти оскорбительно.

Роскошные волосы Франчески были сегодня собраны на затылке в демократичный «конский хвост», и, направляясь к ней через холл, Чарли невольно задержал взгляд на ее больших миндалевидных глазах. При свете огня в камине каштановые волосы Франчески отдавали в рыжину, да и во всем ее облике появилось что-то по-восточному экзотическое и загадочное — особенно когда она улыбалась. Но лишь только Франческа узнала Чарли, ее улыбка погасла, лицо сделалось холодно-замкнутым, а в глазах засверкал зеленый лед. Франческа явно готовилась дать врагу самый решительный отпор, и под ее взглядом Чарли едва не стушевался.