Московский лабиринт Минотавра - Наталья Солнцева

По небу низко плыли тяжелые свинцовые тучи. Верхушки елей у ворот терялись в их клубах.

- Какая тоска, - прошептала хозяйка. - Думаешь, ветер не разгонит?

- Теперь зарядит дня на три! - весело оскалил белые зубы Илья.

- Скажи, Илья, тебе в лесу ничего подозрительного не приходилось видеть? Никто тебе не встречался?

- Как же! Приходилось! - хохотнул водитель. - И не раз. Только хозяин запретил говорить о…

- О чем? Ну же, признавайся! - пристала Феодора.

В окно кухни на них уставилась Матильда. От ее взгляда дрожь проняла обоих.

- У-у, домоправительница, так и жрет глазищами! Даром что глухая, зато зоркая! - сплюнул Илья. - Чума, а не баба! Извините…

- О чем не велел говорить Владимир Петрович?

- Вы меня на грех толкаете, - уже без улыбки произнес шофер. - Хозяин узнает, что я язык распустил, - уволит. Где я себе такую работу найду? Корнеевы щедрые и не строгие, семь шкур с обслуги не дерут, платят по-божески.

- Я не скажу мужу.

Илья взглянул на окна, выходящие во двор. Матильды уже не было видно, она занялась обедом.

- Так, может, мне почудилось? - заколебался он. Говорить хозяйке или нет? - Я не любитель по лесу шастать, не то что Владимир Петрович. Он ничего такого не встречал, потому и не верит, ругается. Ну, я пару раз от скуки за подберезовиками ходил, супчик грибной люблю, только не из этих, шампиньонов, а из настоящих лесных грибов. Брожу между деревьями, палкой траву ворошу, глядь - тень какая-то мелькнула. Я за ней! Отстал маленько, чтоб не спугнуть, прослежу, думаю. Уж не воры ли к забору добираются?

- Когда это было? Летом? - сгорая от нетерпения, перебила Феодора.

- В июле, кажись.

- Ладно, продолжай.

- Ну, вот, гляжу - вроде кто-то идет по лесу. Баба ли, мужик, не разобрать. Присмотрелся, словно тень чья-то мелькает. Хотел ближе подобраться - не рискнул. Заметит! Затаился я за деревом, березы тут старые, стволы не обхватишь, наблюдаю, догонять не спешу. Куда воришке деться? Стоял, стоял, все стихло. Я туда, сюда кинулся - нет никого. Пропала тень! Я к забору, вдоль него прошелся, кругом обогнул, оглядываюсь - пусто, одни стволы да кусты. Тревожно мне стало, муторно.

- Почему тревожно?

- Будто повеяло чем-то таким… холодным, мрачным. Вошел во двор, у охранника спрашиваю: не видел ли, мол, кого? Он, ясное дело, удивился. Ворота были закрыты, калитка тоже, через забор так просто не перелезть. Да и во дворе не спрячешься.

- Больше ты эту тень не видел?

- Было, - неохотно признался Илья. - Потом, в конце лета, когда первые опята пошли. Я даже пить из-за этого перестал, Феодора Евграфовна! Ей-богу, подумал, что у меня белая горячка начинается. Первые симптомы. Я спиртным не злоупотребляю, но уж если напьюсь, то до чертиков! - Он споткнулся на полуслове, изменился в лице. - Во! Народ не зря это выражение придумал - до чертиков. Водка на всех по-разному действует: кого не прошибешь, а кого сразу глюки одолевают.

- Думаешь, водка виновата?

Водитель поежился, словно он внезапно замерз, улыбнулся криво, одним уголком рта.

- Она, окаянная. Я выпил лишку и в лес - прогуляться, хмель выветрить. Прямо наваждение! Сел на пенек покурить, слышу: шур-шур-шур кто-то по траве. Опять она, ну, та чертяка. Верите, я весь обмер, ноги к земле приросли, а задница, простите, к пню, на который я уселся с сигаретой. Следом-то я не пошел, побоялся. Курить враз расхотелось, еле оклемался, зато протрезвел быстро. Отправился к хозяину: так, мол, и так, привидение у нас в лесу завелось. А он отругал меня как следует, приказал не болтать глупости. Вас, Феодора Евграфовна, упомянул. «У моей жены, - сказал, - и так нервы не в порядке, посмей только испугать ее своими бреднями! Уволю». Так уж вы меня не выдавайте.

- Можешь быть спокоен, - пообещала Феодора. - А что ты сам об этом думаешь?

Илья почесал крепкий, коротко стриженный затылок.

- Ну, если это не глюки, тогда и правда нечистая сила существует. Мне рябинкинские мужики говорили про место, на котором ваш дом построен, что тут раньше, в старину, деревянные палаты стояли, потом каменные, но всех жильцов демоны извели. Потом какие-то полоумные не то молельню устроили, не то шабаши правили. Потом все с землей почти сровнялось, лесом поросло, даже на холм стало не похоже. Господин Корнеев купил участок без труда, никто ему препятствий не чинил, построился.

- Хочешь сказать, он нарушил покой демонов? - отвела глаза Феодора. - И начали они вновь бродить по лесу?

- Нет, конечно. Какие демоны? Страх здесь поселился издавна, вот и мерещится людям всякое. И мне в том числе.

- Спасибо тебе, Илья, - сказала она. - Пойду обедать. Владимир Петрович ждет.

Разговор с водителем не успокоил Феодору, скорее, наоборот. Спрашивать его о ночных звуках в доме она не решилась. Илья оставался спать в маленьком флигеле, а Матильда ночевала на первом этаже дома, в комнатушке рядом с кухней, и в силу своей глухоты слышать ничего не могла.

- Еще примут меня за сумасшедшую, - рассудила Феодора. - Илья хоть на водку все списывает, а я на что? Владимир прав: мне следует переменить обстановку, посидеть у моря, погулять по венецианским улочкам и садам, послушать журчание фонтанов, побродить по музеям, отвлечься от Москвы, Рябинок и супружеской жизни.

Мысль о том, что муж предложил ей побывать именно на Крите, промелькнула, не оставив следа.

Через несколько дней, перед отъездом, Феодора захотела повидаться со свекром. Поскольку Владимир вызвался проводить ее в аэропорт, встречу с Петром Даниловичем она запланировала на день раньше. После той аварии он мог и отказаться, но не сделал этого.

Только увидев, как господин Корнеев, элегантный и подтянутый, выходит из новенького автомобиля, Феодора поняла, как ей не хватало его все эти последние дни. И что ужасное волнение, пережитое ею во время аварии «Мерседеса», возникло из-за страха потерять этого мужчину навсегда. Она тогда смертельно испугалась… осуществления своего же желания!

Ее сердце пронзила боль при виде приближающегося Петра Даниловича. Свежий шрам на его лбу напоминал о недавнем происшествии, едва не закончившемся трагически, а в остальном свекор выглядел хоть куда.

- Несказанно рад видеть, прелестнейшая Феодора, - слегка поклонился он, целуя ее холодную щеку. - Родительская роль имеет множество преимуществ! Однако я начинаю тяготиться ею.

И господин Корнеев обнял невестку посреди улицы, никого и ничего не стесняясь, прижал ее к себе и тут же отпустил.

- Не теперь… - прошептал он. - Не наспех. Приедешь - тогда!

Что именно таило в себе это многозначительное «тогда», Феодора обдумывала больше суток, до того момента, как она поднялась по трапу в комфортабельный салон «Боинга». В самолете ее сморила усталость - сказались бессонные ночи, терзающие сомнения, невыносимое напряжение пребывания в Рябинках, под горящим взглядом Владимира. Он словно видел ее насквозь…

Глава 24

Смирнов представил себе, какую головомойку устроила Ева Проскурову, и не сдержал смеха.

- Отвела душу? - невинным тоном спросил он. - Бедный Эдик! Он хоть жив остался?

- В отличие от своего двоюродного брата, вполне! Интересно, кто следующий в списке убийцы?

- Зачем же так мрачно?

- Смерть - это весело, по-твоему? - рассердилась Ева.

- Виноват, - покорно опустил голову сыщик. - Каюсь. Юмор и убийство - вещи несовместимые. Эдик не признался?

Ева надулась, искоса поглядывая на Смирнова. Если он хорошенько попросит, она, возможно, смилостивится и простит ему эти неуместные шутки.

Сыщик понял, что от него требуется, и не замедлил рассыпаться в извинениях, комплиментах и признаниях в любви.

- Твой дружок скрыл от нас душевную болезнь Олега, - вдоволь натешив свое самолюбие, заявила Ева. - Значит, мог утаить и что-то еще. Например, путешествие по тоннелям подземной Москвы в поисках сокровищ. Или роман между инженером Хованиным и Наной.

- Олег был болен?

- По крайней мере, Эдуард так считает. Он молчал, опасаясь бросить тень на репутацию семьи. Больше, похоже, никто не догадывался, насколько далеко зашел недуг.

- Н-да… - глубокомысленно изрек сыщик. - У меня тоже кое-какие новости. Уварова отдала мне папку, в которой лежали дискета и сделанный от руки чертеж.

- Покажи!

Смирнов и Ева сидели в гостиной за столом, накрытым вышитой скатертью. Ева обожала такие вещи. Над столом висел абажур с бахромой, рассеивая желтый свет. Бумага с планом подземелий при таком освещении походила на пергамент.

- А что это за красный пунктир? - спросила Ева, впившись глазами в рисунок. - И почему он обрывается?

- Видимо, там-то клад и зарыт!

Она с недоверием посмотрела на сыщика.

- Издеваешься?

- Отнюдь! - прижал он руки к груди. - Совсем наоборот. Пытаюсь озвучить ход твоих мыслей.

Ева пропустила мимо ушей выпад в свой адрес.

- Что означают буквы С и К? - спросила она.