Дело возбуждено... (сборник) - Октем Эминов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брови у Сахрагуль поползли вверх, глаза округлились, и Хаиткулы понял, что его слова попали в цель. Не дал ей опомниться:
— Это очень опасные люди! Быстрее скажите, где они?!
Сахрагуль боялась вымолвить хотя бы слово, стояла, одергивала в смущении складки роскошного японского халата.
— Ну, так где они?
Лицо Сахрагуль помертвело, выдавила чуть слышно:
— Вы опоздали, они еще вчера уехали.
— Когда?! Куда?
— Утром, в семь часов… Не сказали куда… Мы вчера сами хотели прийти к вам.
— Почему же не пришли?
Женщина потупила глаза.
— Эх вы!.. Это те, о которых объявляли по телевидению? Похожи?
— Они. Мы с Дженнет-джан как посмотрели передачу, так и решили: пойдем в милицию.
— Если искренне хотите помочь нам, то еще не поздно.
— Спрашивайте…
— Как зовут высокого?
— Гоша Сахатдурдыев.
— Старика?
— Халлы Сеидов.
— Сахатдурдыев вам хлеб привез?
— О! Такие скупые, будто в Ашхабаде хлеба нет… Приличный мужик хотя бы плитку шоколада купит, а эти…
В это время из комнаты вернулись участковый и шофер, оба пожали плечами — ничего подозрительного. Майор показал им на замок и дверь в конце веранды.
— Дайте им ключ, Сахрагуль.
Сахрагуль захныкала:
— Уехали они, говорю вам, там их нет. Вы их ищете или с обыском пришли? — Она готова была расплакаться.
— Обыска мы не имеем права делать, но так как в той комнате у вас нет окон, я прошу ее открыть.
— Вам нужны эти подонки?
— Да, они.
— Сейчас.
Она вышла с веранды, подошла к ограде из камышовых плит, крикнула:
— Эй, сирота! Выгляни на минутку!
«Сирота» оказался дома, он подошел к ограде. Сахрагуль пошла к дому, маня его рукой. Тот перелез через ограду и очень удивился, увидев перед собой милиционеров. Хотел тем же путем ретироваться, но Сахрагуль вцепилась в его руку.
— Он, он знает, куда они уехали. Я его попросила их отвезти.
Хаиткулы посмотрел на «сироту»:
— Это правда?
— Да, мы отвезли. Если Сахра-джан нам что-нибудь приказывает, мы не смеем отказаться.
— Куда их отвезли?
— В Теджен. Они там остались.
— Где именно? Точнее!
— В чайхане, в центре.
— Спасибо… сирота.
— Меня зовут Аманмурад.
— Вот что, Аманмурад! Без вас мне сейчас не обойтись. Сможете отвезти меня на вашей машине в Теджен?
— Почему нет? Поедемте!
Хаиткулы велел шоферу и участковому остаться и осмотреть кладовку. Сам пошел с «сиротой».
Шофер попросил у Сахрагуль ключ от кладовки, но она как будто не слышала его. Участковый вышел на улицу, вернулся с двумя женщинами.
— Извините, Сахрагуль, придется при понятых взломать замок.
Ключ висел на одной из косичек женщины, она дернула за него. Так, вместе с оторвавшейся черной прядью, и швырнула его к ногам шофера:
— На! Чтоб твои дети не видели радости! Чтоб жену свою ты нашел в чужой постели!
Но когда тот подошел к двери, она бросилась между ним и кладовой, легла под дверь. Трогать ее не решились — разъяренная женщина опасна вдвойне, может инсценировать избиение или спровоцирует на какие-нибудь неосторожные действия, да еще при свидетелях. Между тем смущенные женщины, которых привел участковый, потихоньку пятились к выходу, недружелюбно поглядывая на всех участников этой сцены. Одна попросила:
— Оставьте, пожалуйста, ее в покое. Она и так богом обижена!
Участковый разозлился:
— Эх, гражданочка! За спиной вы жалуетесь на нее, звоните нам: «Приводит посторонних мужчин, позорит весь район!», а в глаза защищаете ее.
Женщины остались, их даже прибавилось — кое-кто на громкий разговор завернул с улицы: «Что это случилось у наших красоток?» Такого наплыва чужих людей Сахрагуль, конечно, не могла вытерпеть — самый настоящий позор, — вскочила, отбежала от двери с истошным криком:
— Кто вас пустил сюда! Ну-ка вон из моего дома!
Лишние свидетели бросились наутек.
Шофер, воспользовавшись этим, открыл замок, распахнул дверцу, вошел внутрь. Из кладовки пошел такой тяжелый дух, что понятые снова отпрянули к дверям веранды. Участковый все же уговорил их встать у входа в кладовую. Включили свет. На одной стене комнаты был сооружен трехъярусный стеллаж: наверху рассыпана картошка, на среднем ярусе лук, на нижнем лежал мешок с рисом. К потолку на проволоке подвешена половина свежей бараньей туши.
Прямо перед собой участковый увидел столб, а на нем висящую на гвозде сетку, в ней сверток. Он сообразил, что это как раз и может быть то, что интересовало чарджоуского майора.
Шофер на глазах у понятых и, конечно, у Сахрагуль сдернул с гвоздя сетку, развернул полиэтиленовую пленку. Внутри оказались две буханки хлеба. Не рассчитав их веса, от неожиданности выронил одну буханку. По полу рассыпались куски хлеба, маленькая тыковка покатилась к ногам Сахрагуль. Она стояла, прислонившись спиной к стене, и недвижно следила за всем происходящим. Вдруг резко повернулась к стене и изо всех сил рванула на себе платье от плеча вниз. Одна половина платья осталась на ней, другая свалилась лоскутом к ногам. Широко раскрыв глаза, участковый смотрел на ее едва прикрытое тело. Женщины понятые воскликнули: «Бесстыдница!» — и тут же прикрыли ладошками рты.
Шофер, не обращая внимания на Сахрагуль, отвернулся от нее и занялся тыковкой. Открыл, понюхал содержимое, потом дал понюхать понятым:
— Знаете, что это такое?
Одна пожала плечами, другая сказала!
— Теръяк.
— У кого-нибудь дома есть весы? — спросил участковый.
Одна из женщин взялась сходить за весами. Другую шофер попросил принести из комнаты Сахрагуль какое-нибудь платье. Сахрагуль покорно переоделась.
Пружинные весы показали, что в одной буханке было спрятано 1 килограмм 300 граммов теръяка, в другой — полтора килограмма. Шофер спросил у Сахрагуль:
— Сколько израсходовано?
— Двести граммов.
Свидетельницы, с жадностью ловившие каждое слово, переглянулись, одна шепнула другой: «Дорогие граммчики!»
Шофер стал обходить кладовую, вскрывая один за одним мешки и мешочки с рисом, курагой и прочей снедью. Дошла очередь и до мешка с мукой, зашитого со всех сторон. Шофер ворочал, ворочал его и так и сяк, не понимая, с какого бока его можно вскрыть. Поднатужился, сдвинул с места, правая нога неожиданно провалилась. Сдвинул еще больше в сторону, оказалось, что на этом месте не цементный пол, рыхлая земля. Участковый опустился на колени, стал разгребать землю. Руками это делать было неудобно, взял с полки металлический совок. Работа пошла веселее, и через минуту-другую совок уперся в твердое. Он обкопал предмет со всех сторон, потом вытащил, поставил на пол. Понятые тяжело дышали над его головой, а он поддел совком крышку извлеченного из земли железного ящика. Крышка легко отвалилась в сторону, и все увидели сотенные купюры, плотно заполнившие ящик. Женщины охнули и отпрянули, как будто увидели перед собой змею…
Обыскали и другие примыкающие к кладовой помещения, но, кроме аптекарских весов, там не нашлось ничего интересного.
Милиционеры уехали, предварительно составив протоколы, которые подписали обе понятые. Пока участковый писал, пришла Дженнетгуль, не подозревавшая, какие сегодня у подруги неожиданные гости. Их обеих и забрали, причем Сахрагуль, боясь, что увезут отсюда ее одну, несколько раз обращалась к участковому, показывая на Дженнетгуль: «И она виновата… Я не одна».
ТЕДЖЕН
Из этого городка, не найдя там никого, Хаиткулы позвонил Джуманазарову:
— Оба преступника, как предполагается, выехали из Теджена в Чарджоу. Их видели. Настоящие имена: Гоша Сахатдурдыев — высокий, и Халлы Сеидов, старик, который курит и кашляет. Без проволочек надо их брать, товарищ подполковник. Разрешите вернуться в Чарджоу?
Но Джуманазаров не разрешил ему возвратиться.
— Здесь мы их встретим, не беспокойся, Хаиткулы. Для тебя же есть другое важное дело. Возвращайся в Ашхабад, бери кого-нибудь и поезжай в Геок-Тепе, там в психиатрической больнице находится муж той самой убитой женщины. Халык Мангыдов.
Озадаченный Хаиткулы положил трубку на рычаг.
ГЕОК-ТЕПЕ
Машина везет Хаиткулы и Аннамамеда в Геок-Тепе. Аннамамед что-то обстоятельно рассказывает, но Хаиткулы не слышит его, хотя порой поддакивает. Его мысли сейчас далеко отсюда, в Чарджоу. Аннамамед замечает, что друг его не слышит, машет на него рукой и отворачивается… Но вот они насквозь пересекли аул Геок-Тепе. Впереди маячат больничные корпуса. Еще минута, и «Волга» замерла у металлических ворот.
Дежурный настойчиво требует пропуска — милицейские удостоверения не производят на него никакого впечатления. После долгого спора соглашается сходить за дежурным врачом. Тот с большим уважением относится к удостоверениям, пропускает к главному врачу. Главный врач просит посидеть. Ждут. Правда, присесть им не удается, здесь одно только кресло в конце длинного коридора. Врачи в белоснежных халатах, порхающие, как ангелы, вокруг кабинета главврача, не обращают на них никакого внимания.