Женщины - Чарльз Буковски

– Двадцатку вперед. И не волнуйся. Я тебя отсосу. Я тебя хорошенько отсосу.

– Я тебе не верю, блядина.

Я застегнулся и свалил оттуда по-быстрому, сбежал по цементным лестницам. Добежал до низу, прыгнул в «фольксваген» и рванул домой.

Я запил. Просто звезды не в порядке.

Зазвонил телефон. Бобби.

– Ты посадил Айрис на самолет?

– Да, Бобби, и я еще хочу сказать тебе спасибо, что ты для разнообразия не влез своими лапами на этот раз.

– Слушай, Хэнк, это ты сам чего-то перемудрил. Ты старый, ты притаскиваешь к себе молоденьких курочек, а потом начинаешь психовать, когда подваливает молодой кошак. У тебя просто очко играет.

– Самосомнение… нехватка уверенности, а?

– Ну-у…

– Ладно, Бобби.

– В общем, Вэлери тут спрашивает, не хочешь ли ты зайти пропустить.

– Почему нет?

У Бобби была крутая шмаль, настоящая крутая шмаль. Мы дунули. И много новых кассет к стерео. К тому же у него был мой любимый певец, Рэнди Ньюмен, и он включил Рэнди, но только на среднюю громкость, потому что я так попросил.

И вот мы сидели, слушали Рэнди, курили, и тут Вэлери начала устраивать показ мод. У нее был десяток сексуальных прикидов из «Фредерикса». С той стороны двери в ванную висело 30 пар туфель.

Вэлери вышла и загарцевала на 8-дюймовых шпильках. Она едва могла идти. Пошарахалась по комнате, качаясь на этих каблуках. Зад у нее отклячивался, а крохотные соски, жесткие и напряженные, выпирали из-под прозрачной блузки. На лодыжке звякал тоненький золотой браслет. Она резко развернулась к нам лицом и проделала несколько легких сексуальных па.

– Боже, – вымолвил Бобби, – ох… господи!

– Господи ты боже мой царица небесная! – сказал я.

Когда Вэлери проходила мимо, я дотянулся и цапнул ее за жопу. Я жил. Ништяк. Вэлери нырнула в сральник сменить костюм.

С каждым новым выходом она становилась все лучше, все безумнее, дичее. Весь процесс двигался к какому-то оргазму.

Мы пили и курили, а Вэлери все выходила к нам и выходила. Дьявольское шоу просто.

Она села мне на колени, и Бобби щелкнул несколько фоток.

Ночь изнашивалась. Потом я вдруг оглянулся – Вэлери с Бобби не было. Я зашел в спальню – там лежала на кровати Вэлери, вся голая, если не считать шпилек. Тело у нее было твердым и стройным.

Бобби еще был одет – он сосал Вэлери груди, переходя от одной к другой. Ее соски гордо стояли.

Бобби поднял на меня взгляд:

– Эй, старик, я слыхал, ты выеживался, как здорово ты пизду ешь. Оцени.

Бобби нырнул и раздвинул Вэлери ноги. Волосы у нее на пизде были длинные, перепутанные и взъерошенные. Бобби залез прямо в них и стал лизать клитор. У него неплохо получалось, но не хватало воодушевления.

– Одну минутку, Бобби, ты неправильно делаешь. Давай я тебе покажу.

Я тоже туда опустился. Начал далеко сзади и медленно продвигался к ней. Потом дошел. Вэлери ответила. Причем слишком. Она обхватила ногами мне голову так, что ни вздохнуть, ни охнуть. Уши мои расплющились. Я вытащил голову.

– Ладно, Бобби, видишь?

Бобби не ответил. Он отвернулся и ушел в ванную. Ботинок и штанов на мне уже не было. Мне нравилось хвастаться ногами, когда я пил. Вэлери протянула ко мне руки и увлекла за собой на постель. Затем изогнулась и взяла мой хуй в рот. У нее по сравнению со многими получалось не очень. По старинке налегала на него всей головой и, помимо этого, мало что могла предложить. Работала она долго, и я уже чувствовал: вряд ли мне что-нибудь удастся. Я оттащил ее голову, положил на подушку и поцеловал ее. Затем оседлал. Я сделал 8 или 10 толчков, когда услышал за нами Бобби.

– Я хочу, чтобы ты ушел, мужик.

– Бобби, да что это с тобой?

– Я хочу, чтобы ты вернулся к себе.

Я вытащил, встал, вышел в переднюю комнату и надел штаны с ботинками.

– Эй, Четкий Папа, – позвал я Бобби, – что случилось?

– Я не хочу тебя тут видеть.

– Ладно, ладно…

Я вернулся к себе. Будто целая вечность прошла с тех пор, как я посадил Айрис Дуарте на самолет. Она уже, наверное, в Ванкувере. Вот черт. Спокойной тебе ночи, Айрис Дуарте.

97

Я получил письмо. Обратный адрес был где-то в Голливуде.

Дорогой Чинаски!

Я только что прочла почти все ваши книги. Я работаю машинисткой на Чероки-авеню. Я повесила ваш портрет над своим рабочим местом. Это плакат с одного из ваших литературных вечеров. Люди женя спрашивают: «Кто это?» – и я отвечаю: «Это мой приятель», – и они говорят: «Боже ты мой!»

Я дала почитать своему начальнику ваш сборник рассказов «Зверь с тремя ногами», и он сказал, что ему не понравилось. Он сказал, что вы не знаете, как надо писать. Он сказал, что это говно и дешевка. Он по этому поводу сильно рассердился.

В общем, мне нравятся ваши вещи, и мне бы хотелось с вами встретиться. Говорят, что я довольно неплохо затарена. Хотите убедиться?

С любовью,

Она оставила два телефонных номера – один на работе, один дома. Времени – около 2.30. Я набрал рабочий.

– Да? – ответил женский голос.

– Валенсия там?

– Это Валенсия.

– Это Чинаски. Я получил ваше письмо.

– Я так и думала, что вы позвоните.

– У вас сексуальный голос, – сказал я.

– У вас тоже, – ответила она.

– Когда я могу вас увидеть? – спросил я.

– Ну, сегодня вечером я не занята.

– Ладно. Давайте сегодня?

– Хорошо, – сказала она, – увидимся после работы. Можете меня встретить в баре на бульваре Кауэнга, в «Одиночном окопе». Знаете, где это?

– Да.

– Тогда увидимся около шести…

Я подъехал и остановился возле «Окопа». Зажег сигарету и немного посидел просто так. Потом вылез и зашел в бар. Кто из них тут Валенсия? Я стоял, меня никто не окликал. Я подошел к бару и заказал двойную «водку-7». И тут услышал свое имя:

– Генри?

Я обернулся – в кабинке сидела блондинка. Я взял стакан и подсел к ней. Лет 38 и совершенно не затарена. Ушла в семя, чуть-чуть толстовата. Груди очень крупные, но утомленно просели. Коротко подстриженные светлые волосы. Очень много грима на лице, да и на вид усталая. В брюках, кофточке и сапогах. Бледно-голубые глаза. Связки браслетов на каждой руке. Ее лицо ничего не выдавало, хотя когда-то она могла быть очень красивой.

– Какой, блядь, гнусный день, – сказала она. – За машинкой задницу отсидела.

– Давайте встретимся как-нибудь в другой вечер, когда вам будет лучше, – предложил я.

– А-а, блядь, все в порядке. Еще выпью одну и снова оживу.

Валенсия подозвала официантку:

– Еще бокал.

Она пила белое вино.

– Как пишется? – спросила она. – Новые книжки вышли?

– Нет, но сейчас пишу роман.

– Как называется?

– Пока нет названия.

– Хороший получится?

– Не знаю.

Мы оба помолчали. Я допил водку и заказал еще. Валенсия просто не мой тип ни в каком смысле. Мне она не нравилась. Есть такие люди – после первой же встречи начинаешь их презирать.

– Там, где я работаю, есть одна японка. Она делает все, чтобы меня уволили. С начальником-то у меня все ладится, а сучка эта каждый день мне подлянки кидает. Когда-нибудь я ей точно в зад ногой засажу.

– А сами откуда?

– Из Чикаго.

– Мне не нравился Чикаго, – сказал я.

– А мне Чикаго нравится.

Я допил свое, Валенсия допила свое. Потом подтолкнула мне счет.

– Вы не против заплатить? Я еще салат с креветками ела.

Я вытащил ключ, чтобы открыть дверцу.

– Это ваша машина?

– Да.

– И вы хотите, чтобы я в такой старой машине ехала?

– Слушайте, не хотите садиться – не садитесь.

Валенсия села. Вытащила зеркальце и начала подправлять лицо, пока мы ехали. До меня там недалеко. Я остановился.

Внутри она сказала:

– Ну у вас тут и грязища. Вам надо нанять кого-нибудь убраться.

Я вытащил водку и «7-АП» и налил в два стакана. Валенсия стянула сапоги.

– Где ваша машинка?

– На кухонном столе.

– У вас нет рабочего стола? Я думала, у всех писателей столы есть.

– У некоторых даже кухонных нет.

– Вы были женаты? – спросила Валенсия.

– Один раз.

– Что произошло?

– Мы друг друга возненавидели.

– Я была замужем четырежды. До сих пор вижусь со своими бывшими. Мы друзья.

– Пейте.

– Вы, кажется, нервничаете, – сказала Валенсия.

– Да нет, нормально.

Валенсия допила, затем вытянулась на тахте. Положила голову мне на колени. Я начал гладить ее по волосам. Налил ей еще и гладил дальше. Я заглядывал ей в кофточку и видел груди. Я склонился и длинно ее поцеловал. Ее язык метнулся ко мне в рот, вынырнул. Я ее ненавидел. Мой хуй начал вставать. Мы поцеловались еще раз, и я залез к ней в кофточку.