Шопинг в воздушном замке - Дарья Донцова

Я попятилась к двери.

— Их только по ботинкам вычислить можно, — злилась девушка, — костюмы у дур одинаковые, а обувь разная. Сейчас пойду к их режиссеру жаловаться, он сразу заявит: «Опишите ту, что безобразничала». И что я скажу? Уши, лапы, хвост? Мне нужен цвет ее обуви! Вы заметили, что у нее на ногах было, а?

— Ролики, — ответил Николай.

Аптекарша закатила глаза.

— Ботинки какие?

— На шнуровке, — поделился наблюдениями Роман.

— Цвет, цвет, цвет, — твердила девушка.

— Красные, — уверенно сказал Колян.

— Черные, — одновременно с коллегой сообщил Роман.

— По-моему, зеленые, — высказалась я и кинулась на улицу.

Глава 32

Впрыгнув в машину и на всякий случай заблокировав двери, я поняла, что головная боль прошла сама собой без всякого цитрамона, и позвонила Катюше.

— Привет, — весело сказала подруга. — А Плюшка такая пройда! Затеяла с Адой гонки по участку. Спрячется за кустом, потом вылетает и лает.

— Человек может постоянно принимать антибиотики? — перебила я подругу.

— Зачем? — удивилась та.

— Это другой вопрос. Ответь на первый.

— Такие лекарства пьют курсами, врач рассчитывает дозу.

— А если больной сам решил лечиться?

— Дураков хватает, — вздохнула Катюша, — но ни к чему хорошему это не приведет. Антибиотиков много, надо знать, от чего какой.

— Давай отбросим в сторону разум и разберем такую ситуацию, — попросила я. — Мужчина регулярно употребляет препарат пенициллинового ряда. Что с ним случается?

— Он идиот?

— Нет, просто очень напуган. У него был врожденный сифилис, теперь он скрывает факт заболевания от окружающих, это его самая страшная тайна. И он боится, что сифилис вернется.

— Его же вылечили.

— Тут чистая психология. Чуть только у него прыщик вскочит, он впадает в панику: мол, сифилис вернулся, вот и бросается к антибиотикам.

— Ему поможет психолог, пусть сходит к специалисту, — посоветовала Катя.

— Нет, на такой шаг он никогда не решится. Какие реакции будут наблюдаться у такого человека? Его может тошнить?

— Конечно, антибиотики совсем не безразличны для желудка.

— Слабость, головокружение?

— Вполне вероятно.

— Отсутствие аппетита, понос?

— Возможно.

— Серый цвет лица, бессонница?

— При длительном употреблении лекарств организм может неадекватно на них реагировать, если они, конечно, не предназначены для пожизненного приема, — ответила Катюша.

— Скажи, есть ли где-нибудь список препаратов, которые запрещены к продаже из-за того, что они вызывают осложнения?

— Конечно. А тебе зачем? — удивилась Катя.

— Можешь мне помочь? — попросила я.

К дому Исидора мы приехали вместе с Ниной.

— Будем ждать Вовку или сразу пойдем? — спросила Косарь.

— Костин стоит в пробке, — вздохнула я, — можем начать. Я майору все объяснила: и про черный ход, и про чулан, из которого слышны разговоры тех, кто сидит на кухне. Значит, так… Я открыто иду через парадную дверь, а ты проскальзываешь незаметно.

— Уже поздно, — пробормотала Нина, — вероятно, Павел лег спать.

— Еще одиннадцать не пробило, — пожала я плечами. — Вот Исидор около девяти в спальню уходит и больше не высовывается. Он считает, что мозг должен отдыхать по расписанию.

— Правильный дедуля, — хихикнула Косарь. — Я бы тоже сразу после программы «Время» подушку давила, но не имею такой возможности, раньше полуночи домой добраться не удается.

— Нужно было в юности идти на мехмат, стать кандидатом, доктором наук, академиком, сделать кучу научных открытий, придумать для обороны страны нечто полезное — и спи потом сколько хочешь, — улыбнулась я.

Нина сдвинула брови. В моей сумке затрещал мобильный, я вытащила трубку.

— Вовка? Ты далеко?

— Вроде нет, но передвигаюсь со скоростью беременного танка, — мрачно ответил майор. — Ты была права, их обворовали. Унесли всего очень много! Первого числа, как всегда, там получили ящик, оформили содержимое, а второго утром ничего на месте не оказалось. Вызвали милицию — никаких следов. Одно ясно: действовал кто-то из своих, знакомых с местными порядками. Подробности потом.

— Хорошо, — сказала я, — понятно.

В прихожей, как всегда, тускло горела двадцатипятиваттная лампочка и возвышалась гора обуви. Я скинула ботинки и босиком пошла в сторону кабинета Брыкина. Сейчас позову Павла пить чай и выведу его на откровенный разговор. Но большая комната оказалась пустой. Я оглядела письменный стол, диван, кресла, развернулась и пошла по коридору в сторону кухни.

Не успела я дойти до приоткрытой двери, как оттуда донесся тот самый уже знакомый мне женский голос:

— Здорово получается! Всеми похоронными проблемами должна заниматься я!

— Я дал тебе денег, — глухо ответил Брыкин.

— Легче всего откупиться рублями, — заявила тетка, — намного труднее проявить участие, заботу, внимание.

— Твои претензии смешны, — устало ответил бизнесмен. — Найми агента.

— Я не о погребальных хлопотах говорю. Надо найти бумаги.

— Зачем?

— С ума сошел? Нас же будут шантажировать.

— Кто? Она умерла.

— Если документы попадут в чужие руки, неизвестно что будет. А она их отдала на сохранение какому-то приятелю. Сама сказала: «Все стережет мой лучший друг».

— Он придет на похороны, попробуем с ним поговорить.

— И как мы его узнаем?

— Вряд ли в крематорий заявится толпа из тысячи человек. Просто посмотрим на тех, кто явится с ней попрощаться. У нее есть записная книжка?

— Ну… не знаю, наверное.

— Надо обзвонить людей.

— И кто это сделает, я?

— Я заплачу тебе.

— А кто пойдет на кладбище, тоже я?

— Назови сумму.

— Ты привык выезжать за мой счет! Я выполняю всю черную работу!

— Сколько?

За дверью стало тихо. Я сочла момент благоприятным, вошла на кухню и сказала:

— Добрый вечер.

— Лика, — подскочил стоявший у окна Павел, — вы проснулись?

— Я только что вернулась домой, — улыбнулась я, — услышала голоса и решила посмотреть, кто на кухне.

— Я думал, вы давно легли, — пробормотал Брыкин.

— Исидор меня отправил в город по делам, — ответила я, всматриваясь в женщину, которая сидела спиной к двери, ее рыже-каштановые волосы показались мне знакомыми.

— Можете быть свободны, — нервно сказал мне Брыкин.

— Давайте заварю вам чай, — предложила я, делая шаг к плите.

— Уже поздно, — категорично заявил Павел, — ваш рабочий день истек. Да и теперь вы служите у Сиди секретарем, можете забыть о домашнем хозяйстве.

— Мне совсем не трудно, — проигнорировала я слова бизнесмена, — сделаю все не в службу, а в дружбу.

— Спокойной ночи! — попытался выставить меня вон Брыкин.

Но я уже подошла к столу, села на стул, посмотрела на молчавшую тетку и воскликнула:

— Светлана? Вы одна? А где ваш муж Константин и дочь Василиса? Они в гостиной? Принести им туда ужин?

— Моя семья дома, — процедила Света.

— А вы, значит, пришли в гости к лучшему приятелю? — нагло спросила я.

Светлана прищурилась.

— Однако поломойки нынче на короткой ноге с хозяевами, — процедила она. — За столом пристраиваются как свои. Ты ничего не перепутала? Ступай, вымой унитаз!

Павел потер затылок.

— Лика, послушайте. Света слегка не в духе, вы нам сейчас не нужны, идите отдыхайте. Мы хотим обсудить сугубо личные дела без посторонних. Извините за откровенность, но деликатного намека вы не поняли.

— Ты ей еще лезгинку станцуй, — обозлилась Светлана. — Кто у кого в услужении? Эй ты, вали отсюда!

— Зря горячитесь, — пожала я плечами, — хотя ваше волнение понятно. Наверное, Пелагея Андреевна умерла? Примите мои соболезнования. В ее-то возрасте с инсультом медицине не справиться.

Павел отскочил к плите и задел спиной алюминиевую кастрюльку, стоявшую на горелке.

— Какая Пелагея Андреевна? — Светлана попыталась разыграть передо мной спектакль.

— Суворова, — охотно уточнила я, — ваша мать.

— Чья мать? — не сдавалась Света. — Бред какой-то!

— Вовсе нет, — возразила я. — Хотя, конечно, настоящей любящей матерью даму, которая заводила детей лишь для того, чтобы выжимать из их отцов деньги, нельзя назвать. Она наградила вас сифилисом, а когда правда выплыла наружу, бросила двух дочерей и сына. Вам пришлось тяжело, в особенности Лене. Так, Света?

Павел, держась за стену, подошел к табурету и рухнул на него. Светлана молча смотрела на меня.

— Вы же Лена? — спросила я. — Вам было хуже всех. Детство — сплошной кошмар: постоянные болезни, жизнь взаперти, никаких подруг, кроме сестры Кати. Но с ней вы не хотели общаться. Представляю, что чувствовала маленькая девочка, прикованная к кровати, какие мысли бродили у нее в голове. А потом вы очутились в больнице, затем в спецдетдоме. Там встретились с Катей, но не наладили с сестрой дружбы. Думаю, вы не хотели, чтобы около вас постоянно был человек, напоминавший о прошлом. Прошли годы, и вдруг объявилась Пелагея Андреевна. Она постарела, лишилась всех кавалеров и стала требовать от детей денег. Чем она вас шантажировала? Хотя, пожалуй, я знаю ответ на вопрос. Вы все, Катя, Лена и Павел, сделали одну ошибку: выкупили свои истории болезни из кожно-венерологического диспансера, но забыли про документы в инфекционной больнице.