Обрученная с ветром - Шеннон Дрейк

— Могущественный лорд почти мертв! — в ярости возразил Джейк. Он стоял над Пирсом, размахивая веслом. — Я проломлю ему череп, вот что я сделаю!

Вряд ли мне удастся сейчас двигаться достаточно быстро, подумал Пирс. Сегодняшних схваток с него достаточно. Хватит. Он считал, что утонул, что уже нашел сладкий приют в смерти.

Но, похоже, ему снова придется испытать боль.

Он попробовал отползти, но в лодке было тесно. Весло обрушилось, и он покатился. Дерево стукнуло его по руке.

О Боже! Он все еще в состоянии испытывать боль!

— Кончай с ним! Кончай с ним! — подбодрил Джейка Билли.

Но прежде, чем весло смогло снова опуститься, лодку сильно толкнуло.

Джейк качнулся. Весло вылетело из его рук. Пирс следил, как он беспорядочно машет руками, словно собирается взлететь. Потом он вывалился за борт.

Пирс попытался подняться. Их лодка столкнулась с другой, тоже маленькой, но не рыбачьей. Это была лодка, спущенная с большого корабля, изящной тенью выделявшегося в ночи.

— Хо-ла! — позвал кто-то.

Испанский корабль, подумал Пирс. Испанец, находящийся в английских водах.

— Говори, англичанин! — закричал голос с сильным акцентом.

Показалось лицо с темными усами. Пирс увидел его и попытался заговорить, но голова его снова гудела. Он упал на спину в приветливые объятия черной пустоты.

Позже он снова пришел в себя. Он скорчившись сидел на жестком стуле перед тяжелой конторкой в капитанской каюте, лицом к безупречно красивому испанцу с темными волосами и глазами и бледным лицом с заостренным подбородком.

— Итак, англичанин, вы с нами. Кто вы такой?

Пирс облизнул сухие потрескавшиеся губы и ответил вопросом:

— А кто вы и что вы делаете на испанском военном корабле в английских водах?

— Мы не воюем! — быстро произнес человек. — Так кто же вы?

Пирс покачал головой.

— Это не имеет значения.

Испанец встал. Пирс обнаружил, что за его спиной стоят люди, ожидающие приказа капитана.

Капитан обошел конторку и оперся на нее, глядя на Пирса.

— Итак, вы богато одеты, но не желаете назвать свое имя! Вы головорез, пират, как те, другие?

Пирс покачал головой.

— Нет.

— Вы стоите хорошего выкупа?

— Нет.

— Значит, вы — пират, ничуть не лучше остальных.

— Что вы сделали со старым Билли? — вежливо осведомился Пирс.

Испанец холодно улыбнулся.

— Он спит вместе со своим другом на дне моря. Итак, мой друг, что мне с вами делать?

— Я не пират.

— Но, тем не менее, человек с прошлым. И человек, знающий о том, что я ввел свой корабль в эти воды… хм-м.

— Убить его! — предложил один из моряков. — Он ничуть не лучше остальных.

— О, он лучше, — сказал капитан и провел по щеке изящным серебряным ножом для вскрывания писем. — Он очень большой и сильный и может заработать себе жизнь на этом судне! Оковы на руки и ноги, и он с удовольствием будет работать! Может быть, когда-нибудь потом он заговорит. А если нет… — капитан пожал плечами. — Тогда мы сможем бросить его акулам позже, когда он сделает свое дело.

Капитан подошел слишком близко. В Пирсе и вправду зародилась искра жизни. Капитан наклонился, жестоко улыбаясь.

Пирс сжал пальцы в кулак и ударил в заостренный подбородок. Капитан с проклятием качнулся назад, кровь закапала из его носа и рта.

— Взять его! — приказал он своим людям. — Взять его и заковать. И высечь за это. Привязать его к грот-мачте и всыпать ему сорок ударов плетью, ровно столько, сколько досталось нашему Господу. Мы научим этих протестантских неверных, как снова вернуться к истинной вере!

Испанцы навалились на него. Их было слишком много. Он боролся, но сил не было, и в конце концов он покорился. Брыкающегося и извивающегося, его дотащили до грот-мачты и привязали к ней.

Потом посыпались удары…

Благословенная Мария, смерть была бы милостью!

Но смерть не пришла. Удары сыпались снова и снова.

И с каждым ударом перед ним возникало ее лицо.

Слышался ее голос.

Роза…

Всех ударов он не почувствовал. На тридцать втором он потерял сознание, снова проваливаясь в сладкое забытье.

Он снова был близок к смерти. В течение нескольких дней он приходил в сознание и снова терял его, ощущая солнечный свет, видя тьму.

Какая-то добрая душа кормила его жидкой кашей и омывала, когда чересчур усиливалась лихорадка.

Потом явились ангелы. Ангелы в белых одеждах. Один ангел, обнаженный, шел к нему и шептал его имя.

Роза. Роза, единственным облачением которой было огненное великолепие ее волос, Роза, прекрасная и мягкая, блестящая, словно атлас; если бы только он мог дотянуться, чтобы дотронуться до нее. Роза, со своей невинной улыбкой, со своими изумрудными глазами, подернутыми блеском слез.

Роза, которая тянулась к нему, шепча:

— Вернись ко мне. Вернись ко мне…

Вернись — и тебя схватят.

Роза…

Ангельское видение померкло. Он был в аду, и кто-то смеялся, прищелкивая языком.

Потом и это померкло.

Кто-то и в самом деле позаботился, чтобы его заковали; приходя в себя, он чувствовал холод стали на руках и ногах.

Однажды утром он проснулся и понял, что лихорадка прошла.

Жив, но, о Боже!

Он быстро обнаружил, что попал на самое дно самого дьявольского ада на земле!

Боже, как он дошел до этого?

И снова вернулось к нему имя.

Роза…

Вернись ко мне…

И он вернулся, но кто-то послал записку, призывавшую стражу. Кто-то. Кто, как не Роза, которая так горячо умоляла его вернуться?

— Изгороди разрослись великолепно, вам не кажется? — спросил король.

Розе, все еще огорченной, что пришлось так долго ждать аудиенцию у монарха, который когда-то заверял, что он ее друг, нелегко было подобрать вежливый ответ.

Она чувствовала, что уже потратила достаточно много времени на то, чтобы постараться примириться со случившимся. Сначала не было ничего, кроме боли. Он подумал, что она сговорилась с Джеромом. Что она нарочно послала его туда, чтобы он нашел мертвых Анну и Джемисона. И он также подумал, будто это она послала записку лорду-констеблю, заверив, что если ему не удастся арестовать Пирса в Хантингтон Манор, она задержит его до прибытия солдат.

Он не верил в нее. Нисколько. Он умер, считая, что она предала его. Она гневалась на него. Она хотела вновь увидеть его только для того, чтобы сказать ему, как он ошибался. Потом ее гнев ослаб, и оставалась лишь боль. Как бы сердита она ни была, в какой бы ярости ни был он во время их последней встречи, она полюбила его. И поэтому боль оставалась.