Братья и сестры в Реестре (СИ) - Скрипченко Юрий Вячеславович "Юс Крипус"

— Насчёт ада — это для рифмы, не более, — нарушила молчание Гутенберг. — Пушкиных среди нас, увы, нет.

— Вы его, часом, не отравили? — поинтересовалась холодная Тина.

— Распорядитесь, чтобы медики взяли все необходимые анализы, — пожал плечами балахон с кустистыми бровями, — Тогда и узнаете. Ну что — будем загадывать на завтра?

Заинтересованная публика, которой старого архивариуса было ничуть не жаль, одобрительно загудела.

— Вот здесь — гость показал всем присутствующим старомодный конверт, запечатанный алым сургучом, — Наш темпопрогноз на самое яркое событие, которое произойдёт до завтра.

Он безошибочно нашёл глазами главного на собрании и протянул конверт Тине.

— Попробуйте открыть.

Романова взяла конверт. Нет, он не был скользким и не пытался выпасть из руки. Но предмет словно позволял себя удерживать, снисходил до неё. А вот воздействовать на себя — не позволял.

По спине пробежали мурашки, а на правую бровь скользнула капелька пота.

Англичане в восемнадцатом веке придумали для этого ощущения отличную пословицу — «словно гусь прошёл по моей могиле».

— А теперь попробуйте вскрыть конверт.

Тина попробовала. Пальцы скользили по сургучной печати и не могли зацепиться за неё. Спасовал и ноготь, которым она попыталась поддеть печать. При этом письмо в руке ощущалось как вполне материальный предмет.

— И ни у кого не получится. Это письмо не открыть, уж поверьте. Даже я не смогу. Ровно до завтрашнего дня, до одиннадцати ноль-ноль.

— Как вы это делаете? — спросила Тина.

Второй гость подал предупреждающий знак первому, но тот всё-таки ответил:

— Эта вещь одномоментно находится и в нашем времени, и в вашем. Гарантия того, что мы не подтасуем предсказание.

Тина снова безуспешно попыталась сковырнуть печать. А потом показала письмо всем коллегам — как фокусник, который демонстрирует реквизит — и спрятала в клатч.

Ранним утром новостные агентства фонтанировали молниями-медиаграммами69:

«Накануне в 17:49 кутила-галерист Крутиков с Верхнего города, катаясь на своём новеньком каретомобиле, пробил заграждение моста Юности и уже в полёте врезался в таксижабль мецената Базальтского. Тот следовал на вечерний благотворительный концерт с намерением пожертвовать крупную сумму в фонд «Дикой застенной природы». В результате Базальтский погиб на месте. То есть прямо в воздухе. Мало того, таксижабль с его телом рухнул на мостовую ОктоМосковского проспекта с высоты сто двадцать метров. Тело пришлось опознавать по фрагментам. Виновник аварии отделался тремя переломами, двумя вывихами и десятком выбитых зубов, потому что вместе с каретомобилем рухнул на надувную крышу картодрома «Жвала». Ведётся расследование обстоятельств трагедии».

Без пяти одиннадцать весь магистерский состав (включая микриков70) был на месте —не опоздал никто. Всех распирало предвкушение чуда.

Прихромал даже спешно выдернутый с того света старичок-архивариус Пескунов — зелёный после пережитого, но с глазами злыми и любопытными.

А вот гости задержались на семь минут сорок пять секунд, так что правительство уже начало роптать об обмане или каком-то дурацком розыгрыше.

Вчерашний гость в балахоне и с кустистыми бровями подошёл к президиуму и протянул Тине руку. Она извлекла письмо из сумочки и отдала.

Кустистый без всяких проблем взломал печать, извлёк желтоватый листок с каллиграфическими строчками.

— Вы прочтёте? — спросил он у Тины.

Романова взяла листок и пробежала по строчкам. А потом кашлянула и зачитала:

« Крутящий момент повстречает базальт.

Базальт раскрошится, втыкаясь в асфальт.

Крутящего мягкость перины спасёт.

Зубами расплатится, но не умрёт”.

Должность «полномочного представителя будущего» была законодательно проведена и утверждена на высшем голосовании в течение недели — несмотря на протесты Порфирия, который подозревал аферу и Кондратия, который подозревал ересь.

Вакансию, в точности с рекомендациями Суда времени, заместила двадцатисемилетняя Елена Гутенберг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рыба

Воронежполис-2049, 16 сентября

Это произошло через неделю после того бесконечно насыщенного дня, когда «Квартет Ё» триумфально выступил — причём дважды, Мурьета заявился с «бабским рейдом», а магистров созвали на «Прямое включение» — из самой, заметим, ОктоМосквы!

Заречный вошёл в кабинет-сейф Знаменцева без стука. Он знал дневной код — который открывал дверь в рабочее время, если хозяин присутствовал в кабинете.

Всё такой же фотомодельный, хоть и приближался уже к пятидесятипятилетнему юбилею, Заречный напоминал сейчас начавшего стареть Шона Коннери.

Старый и пигментный, изрядно за восемьдесят, но ещё в остром уме и злобной памяти, Порфирий колдовал перед столом. Он был в медицинском халате. Поверх очков располагался ювелирный монокуляр.

В руках старик держал крохотный скальпель и зажим, изготовленные, Заречный был уверен, по индивидуальному заказу.

«Старый маньяк».

На столе перед Порфирием стояла кювета, в которой лежал трупик экзотической рыбки.

— Шеф, что вы делаете?

— А ты сам не видишь что ли? — брюзгливо отозвался старый особист, — Провожу вскрытие.

— Вы препарируете рыбку? — удивился Гримёр, подходя ближе.

— Ты точно не слепой? Конечно, я вскрываю эту чёртову рыбку. Она между прочим, триста тысяч многорублей стоит.

«Точно маньяк» — подумал Гримёр, наблюдая, как старик твёрдой рукой проводит разрез брюшка.

— Должен же я узнать, отчего она сдохла.

— Но зачем?

— Потому что это моя профессия. Знать, что и почему происходит.

— Интересно, — Гримёр наклонился над «операционным столом». Старик лопаточкой освобождал рыбку (размером сантиметров десять и жутко пёструю при жизни, а сейчас побледневшую и облезлую) от внутренностей.

— Это, конечно, очень увлекательно. Но у меня три отчёта на голостоле и куча других дел. Вы же сами просили перетрясти агентуру.

— Подождёт, — Порфирий ещё что-то разрезал на многострадальной рыбине.

— Зачем вы меня позвали? — спросил Гримёр.

— Время почти пришло. У нас всё готово?

Заречный понял с полуслова.

— Еще пара-тройка дней.

— Хорошо. Операцию назначаю на следующий день после выборов. Шестое ноября, помнишь? Это будет суббота. В полисе праздник. Здание магистрата опустеет. Подготовишь группу захвата. Люди должны быть проверенные, но левые. Понял? Не конторские. А я вызову Романову на рабочее место — якобы для консультации. Или для чего-нибудь ещё, неважно. Там мы её и возьмём.

— Понял. С меня наши с вами двойники, верно?

— Да. Ты их уже морально подготовил? Напомнил, почему именно они должны всё сделать в лучшем виде?

— Если дорожат родными, сделают.

— Отлично. Двойники отправятся со всем нашим политическим бомондом в сафари. Ты разослал приглашения от моего имени?

— Да, всем, кого вы указали в списке.

— И что ответили?

— Все кроме двоих подтвердили участие.

— Ну что ж. Не идеально, конечно, но сойдёт. Повторяю. На следующий день после выборов двойники со всей политшоблой отправляются на сафари. За стену. С ночёвкой. Алиби должно быть безупречным — чтобы комар носу не подточил.

— Не подточит.

Старик с раздражением посмотрел на собеседника и продолжил:

— Тем временем настоящие мы с тобой координируем операцию по захвату Романовой. Всё должно пройти без сучка без задоринки.

— И что мы с ней будем делать? После того, как возьмём?

— Что МЫ с ней буду делать? Что Я с ней буду делать! Не забывайся... О, у меня очень богатые планы на эту суку. Очень далеко идущие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это всё?

— Да.

— Я могу идти?

— Угу. Дверь только захлопни.

Гримёр уже выходил, когда его остановил скрипучий окрик старика:

— Только не облажайся на этот раз. Да, и скачай мне учебник по физиологии рыб. Самый подробный. Что-то я не могу точно диагностировать причину смерти. А меня это — бесит.