Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья - Евгений Вишневский

Я сварил на примусе ухи, нажарил чиров в кляре (нежнейшая получилась горячая закуска), сделал согудай из сигов и даже пару муксунов пустил на малосол.

За обедом Саша рассказал историю, полную драматизма, случившуюся с одним отрядом из ВСЕГЕИ в прошлом сезоне здесь же, на Таймыре.

— Работали они на правом берегу Малахай-Тари, неподалеку от устья ее, то есть приблизительно вот в этих самых местах, — пояснил он в основном Петьке, — только по южному берегу озера. Забрасывались, разумеется, из Хатанги. Люди бывалые, в высоких широтах не в первый раз, а потому учли все до последней мелочи...

— Здесь вам не Крым и даже не Нарым, — вспомнил я любимую присказку Натальи Ивановны.

— Точно, — подтвердил рассказчик. — Ну, забросились они в наилучшем виде, стали лагерь обустраивать и вдруг — батюшки-светы! — видят, что огромный рюкзак, в котором была вся, повторяю, абсолютно вся посуда, они забыли в аэропорту. Лежал он, родимец, в сторонке, да так там лежать и остался. Что прикажете делать? В тайге-то хоть деревянных ложек можно было бы понаделать, деревянных тарелок и всего такого прочего, а здесь? Были у них, правда, с собой два охотничьих ножа, и это все! На целых полтора, а может, и все два месяца. Ни чайника, ни кастрюли, ни кружки, ни тарелки — ничего! Хоть в пригоршнях чай да суп вари. Поставили они антенну, развернули рацию, а она не работает. Бились, бились да и бросили...

— Ну и что? — вытаращил глаза Петька. — Пешком назад в Хатангу пошли или весь сезон сырьем питались?

— Да нет, — пожал плечами Саша. — Первым делом сели и успокоились. Подождали, пока первый шок пройдет...

— Вот это правильно, — заметил я. — Первое правило, ежели заблудился в тайге или в тундре: сядь и переобуйся, то есть успокойся и приди в себя.

— Ну да... Потом выкатили пятикилограммовую банку сгущенки, открыли ее и сели всем отрядом есть. Непростая, между прочим, задача — втроем за раз сожрать пять килограммов сгущенки...

— Подумаешь, — сказал Петька, — с такой задачей я бы легко справился.

— Не скажи, — засмеялся Леша, — я раз на спор в общаге пять банок сгущенки съел, так меня чуть-чуть не вырвало.

— Ну вот, — продолжал Саша, — съели они сгущенку: какая-никакая кастрюлька, считай, уже есть. Потом вскрыли три банки тушенки, в новенькой кастрюльке заварили похлебку — вот у них уже и по кружке на брата... Так потихоньку-помаленьку весь сезон и отработали с божьей помощью... Так-то, Петька, в поле ничего забывать нельзя: каждую минуту предельная собранность и аккуратность. Иначе...

— А кто в Красноярском аэропорту карабин чуть не забыл, Пушкин? — ехидно сощурился Леша.

— Ну, было дело, — смутился Саша. — Так ведь вспомнил же...

— Вспомнил, — ухмыльнулся Леша, — после того, как я тебе про него напомнил. А ведь это не кастрюльки, а нарезное оружие.

После обеда часа четыре мучились мы с печкой: дым категорически не желал идти в трубу, а шел в палатку. Чего только мы не делали: меняли местами колена труб, горящей бумагой выжигали сажу и ржавчину из печки и из трубы, ножной помпой (от резиновой лодки) устраивали дополнительную тягу — ничего не помогало. Перепачкались в саже и золе, как черти; глаза у всех слезились от дыма; нас беспрерывно бил кашель, но мы продолжали трудиться, ибо понимали, что без печки тут не выжить. Наконец кое-какая тяга появилась, но все-таки большая часть дыма по-прежнему лезла в палатку.

Вечером пришел из маршрута Константин Иванович и принес мне подарков, да каких диковинных: золотого корня и даже грибов-сыроежек. Вот тебе и Бырранга!

— Не в Бырранга тут дело, а в озере. Вон какая махина тепла, я имею в виду воду озера, градусов семь-восемь есть, а это уже немало, — говорил Константин Иванович, стаскивая сапоги. — Растет эта благодать только у самого берега, а чуть дальше и чуть выше уже льды да снега. И обнажения открыты у озера лучше, — это уже он говорил, обращаясь к Леше и Саше. — И разрезики, я вам доложу, просто конфетки.

— А завтра вы опять в маршрут пойдете или нам помогать будете устраиваться? — спросил Петька.

— Нет вопроса, — с полным ртом ответил Константин Иванович, — конечно, в маршрут пойду. — И, спохватившись, добавил: — Вы уж тут без меня пока обойдитесь, ладно? Мне нужно быстренько обежать ближние склоны и план работ наметить.

— А мы с Сашей? — спросил Леша.

— Завтра работайте в лагере. Послезавтра начнем втроем, а может, и вчетвером, — сказал Константин Иванович, покосившись на Петьку. — Кстати, что это за еда такая обольстительная, — спросил он, отправляя в рот кусок золотистой рыбины.

— Ничего обольстительного, — пожал я плечами, — всего-навсего чир в пикантном кляре.

30 июля

Константин Иванович с утра опять ушел в маршрут, а у нас опять начались мучения с печкой.

Часа через два мы с удивлением увидели, что он возвращается.

— Берите рюкзаки, ножи, топор, — улыбаясь, сказал Константин Иванович, — я оленя добыл.

— Далеко отсюда? — быстро спросил Леша.

— Нет, километра три, не больше.

— Ура! — закричал Петька. — Идем за добычей!

— А ты останешься в лагере, — остудил его пыл Константин Иванович. — Негоже лагерь без присмотра оставлять.

— Да от кого его тут сторожить? — захныкал Петька.

— Мало ли чего, береженого бог бережет.

Красавец бык (побольше центнера весом) пяти лет от роду (судя по отросткам на рогах) лежал на бережке ручейка в небольшом распадке и широко раскрытыми остекленевшими глазами смотрел в небо, затянутое тучами. В два ножа мы с Константином Ивановичем освежевали его; я топором расчленил тушу, предварительно отрубив голову (хоть и говорят гурманы, что голова копытного — самый лакомый кусок, и на пиршествах у националов ее подают почетному гостю, мы голову всегда выбрасывали, вырезав только язык, слишком много с нею хлопот). Из потрохов взяли только печенку и сердце, все остальное оставили на разживу песцам, канюкам, чайкам и леммингам. Можно, конечно, было бы взять с собою и кишки (делать колбасу), и желудок, да отмывать все это, возиться и, главное, тащить в лагерь три километра страшно неохота. Выбросили также и ноги: выделывать камус нет у нас ни времени, ни возможностей, а варить холодец из лыток — и подавно.

С тяжеленными окровавленными рюкзаками (в каждом побольше пуда) побрели в лагерь. Идти и налегке по тундре не так-то просто, а тут частенько приходилось проваливаться по самое колено (особенно когда под ногой оказывалась леммингова нора); в одном же месте пришлось переходить бойкий и довольно полноводный ручей по ледяному мосту, оставшемуся еще с зимы. К счастью, обошлось без эксцессов, и добычу мы донесли в лагерь благополучно.