У самой границы - Анатолий Чехов

— Вы чего здесь лазите? — раздался строгий мальчишеский голос.

В машинный зал вошел парень лет шестнадцати в форме ремесленного училища. Как видно, он собирался их отсюда прогнать.

— А что,- сразу занесся Славка,- хотим и смотрим, тебя не спросим!

— Давайте отсюда, моряки нашлись,- сказал парень.

Это уж было по адресу Сашиной тельняшки. Саша хотел начать миролюбивый разговор, но дело пахло дракой. На Альку надежды было мало, на Славку тоже,- кто его знает, каков он в бою?

— Федя, не надо ругаться, лучше нам станцию покажи,- послышался голос Лаврова.

— Товарищ старшина! — обрадованно крикнул Федя.- Вы к нам? А это, значит, ваши?

Сашу задело, что он говорит о них все-таки пренебрежительно.

— Пожалуйста, смотрите,- сказал Федя,- сейчас, правда, мы не светим,- так только, когда лес пилим или новую мельницу пустим…

— А воды хватает? — спросил Лавров.- Да вы познакомьтесь,- подтолкнул он Сашу.- Со Славкой, наверное, уже знакомы, а это Саша Панкратов.

Выражение лица у неприступного Феди стало как будто мягче, он даже первый протянул Саше руку. Но здоровался он не слишком долго и сразу стал объяснять Нюре и Лаврову устройство станции.

— Ну вот,- сказал он,- тут у нас щит управления. Это вот генератор, там турбина его крутит. Это медные шины — три фазы идут, это изоляторы, а это ведро стоит…

Саша и сам видел, что «это изоляторы, а это ведро стоит». Ясно было, что Федя задавался.

— А геологи уже у вас? — спросил Саша.

— Работают, чего им сделается! Сейчас куда-то ушли,- не сразу ответил Федя.

Саша хотел было спросить, где Айно, но сдержался и не спросил.

— А-а! Вот они где! Сергей Владимирыч! Анна Федоровна! Да что же вы застряли-то здесь?

В дверях стоял в своем пиджачке, высоких сапогах и выгоревшей кепке Карп Яковлевич.

— А помощников, помощников сколько! — обрадовался он, увидев ребят.- Ну, поехали, там и хозяйка моя и Аграфена Петровна ждут не дождутся…

— А Тобик живой? — спросил Алька и, вдруг сорвавшись с места, помчался к двери.

— Папа! — крикнул он и, завизжав от восторга, прямо с порога прыгнул на руки старшему лейтенанту.

Дядя Андрей подбросил его несколько раз над головой. Алька таращил от страха глаза и визжал так, что даже Нюра закрыла уши.

— Папа, а Тобик живой? — снова спросил Алька.

— Живой, все живы-здоровы,- ответил за него Карп Яковлевич.- Феденька,- обратился он к парню,- кончишь дела, приходи на беседу, гости-то у нас какие?- — Лицо у Карпа Яковлевича блестело от пота, из-под кепки выбились пряди волос.

— По коням!-скомандовал дядя Андрей.

Альку усадили на телегу. Все, кроме Феди, зашагали по дороге вдоль берега, и вот она — новая и незнакомая деревня Щучья губа — Хаукилахти выступила из-за деревьев.

— Смотрите, Тобик! — крикнул Алька и, вскочив на ноги, прямо с телеги закричал и замахал руками.

По мелководью бродил Тобик и, окунаясь по уши, охотился за мелкой рыбешкой.

— Это он у наших собачек перенял,- сказал Карп Яковлевич.- У нас все собаки рыбачат.

— Тобик! Тобик!-закричали Саша и Славка.

Тобик, не сразу сообразив, откуда слышит милые голоса, выбрался на берег, завертелся на месте и с визгливым щенячьим тявканьем во всю прыть помчался к ним навстречу.

В одну минуту все стали мокрыми и грязными от летевших с Тобика брызг и песка.

У дома на берегу, возле которого росла одинокая елка, гостей встречала Аграфена Петровна и вся семья Карпа Яковлевича.

Саша смотрел, смотрел, но нигде не видел Айно. А он-то думал, что она обязательно их встретит.

Как интересно бывает прийти в совсем незнакомое место и в первый раз видеть незнакомых людей, какие-то новые вещи, открывать совсем новые уголки и закоулки. Здесь все было необычно: и щеколда со шнурком из кожи, и дверь, такая низенькая, что Лаврову приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, и широкая лестница из сенец на второй этаж, и огромный сеновал над конюшней, хлевом и сараями, пристроенными прямо к дому. На сеновал, так же как на заставе, вел бревенчатый настил, по которому можно было въезжать с возом сена на лошади. Саша все это успел заметить, пока Карп Яковлевич провожал их в верхние комнаты, которые он полностью освободил для гостей. В первой комнате у двери стояла широкая русская печь, кровать с постелью Аграфены Петровны, вдоль стен — лавки, еще кровать и даже приемник на тумбочке.

Нюра сбросила плащ и прошла в другую комнату. Саша и Славка — за ней. Здесь в углу висели иконы. Под образами — яркий табель-календарь и открытка «16 декабря — день выборов». Карп Яковлевич даже зеркала повесил здесь для Нюры, которое, пока Саша проходил мимо, отразило его длинным и тоненьким, низеньким и пузатеньким. Саша даже вернулся и еще раз прошел. Но вид из окна открывался замечательный. В окно смотрела ель, чуть не касаясь стекол своими темными хвойными лапами, и прямо от дома начинался залив, уставленный кольями и увешанный сетями. На другой стороне залива над задымленной, похожей на башню из закопченных бревен ригой поднималась высокая лесистая сопка.

В комнату вошел Лавров.

— Анна Федоровна, ребятам можно купаться? — спросил он.

В следующую минуту Саша и Славка, прыгая через три ступеньки, чтобы поспеть за Лавровым, мчались вниз по лестнице. Навстречу с самоваром в руках, отворачивая, раскрасневшееся лицо от жаркой трубы, входила в дверь крепкая русая девушка.

Саша не понял, как все получилось, только увидел, что Лавров, словно жонглер, на лету подхватил кипящий самовар и даже успел плечом поддержать споткнувшуюся девушку.

— Сережа!..- вскрикнула она и, наверное от испуга, не сразу отстранилась.

— Идите, ребята, я только самовар занесу,- крикнул Лавров.- Ну, что ты, Катя, как неосторожно…- донесся его голос. Но такого голоса ребята никогда еще не слыхали у старшины.

— Глупости!-сказала Катя и еще что-то добавила, как-будто про Лаврова, чтобы он не задавался. Но Саше это было неинтересно. Саша бежал купаться.

Широко раскинулось прохладное озеро. У мостков стояли лодки, на другой стороне залива желтел возле камней чистый и влажный песок.

Что за наслажденье после утомительной дороги бултыхнуться в прохладное озеро! Когда они с Лавровым отъехали на лодке к другому берегу и старшина, сбросив форму, остался в одних плавках, Саша невольно залюбовался его сильной, словно литой, фигурой, а Славка, сам того не замечая, выпятил грудь и больше, чем всегда, оттопырил локти. Но «фигура» у Славки не получилась.

Старшина прямо с лодки бросился в воду и поплыл кролем, мерно и с силой выбрасывая вперед руки, разрезая головой воду и, как винтом, вспенивая ее ногами. Волна косым клином шла от него в обе стороны. Сзади, как от моторки, пузыристой дорожкой стлался пенистый след.

Саша и Славка причалили к камням и, вскочив на ноги, следили за старшиной. Саше не терпелось тоже прыгнуть в воду. Еще в прошлое лето он научился немного плавать кролем, и теперь было бы очень кстати показать свое искусство перед Лавровым. В глубине души Саша надеялся, что Айно откуда-нибудь увидит, как они будут нырять с лодки. А что Катя из окна смотрит на старшину, это он знал точно. Наверное, знал об этом и сам Лавров.

Доплыв до средины залива, старшина резко повернулся на спину, потом нырнул и, вынырнув метрах в двадцати от лодки, разрешил им, наконец, лезть в воду.

Ребята попрыгали в озеро, и Саша, подражая Лаврову, с силой забил ногами по воде, выбрасывая руки вперед и вытаскивая их для заноса «как из кармана», делая вдох открытым ртом и выдыхая прямо в воду.

— Не спеши, получается! Наплыв, наплыв больше! — крикнул ему Лавров и начал показывать, как надо разучивать самый быстрый и красивый стиль плавания — «кроль».

Когда ребята с Лавровым отправились купаться, Тобик бросился вслед, но, пробегая мимо кладовки, остановился. От кладовки мощной струей шел восхитительный запах пшенной каши. Тобик очень любил кашу. Он даже стойку сделал, как порядочный пес, вытянув в струнку обрубок хвоста и приподняв согнутую лапу.

Аграфена Петровна к приезду дорогих гостей отварила на молоке пшена для калиток и, чтобы остудить его, поставила горшочек в кладовку. Тобик решил умереть на посту, а никого не подпустить к горшочку.

Когда Саша и Славка после купанья подъезжали к мосткам, они увидели в верхнем окне перепуганную Алькину физиономию, мелькнувший платок Аграфены Петровны и кофточку Нюры. Из двери дома с горшочком в зубах показался Тобик. Задрав голову и спотыкаясь всеми четырьмя лапами, он кое-как перевалился через порог и заковылял по ступенькам крыльца, торопясь убраться с глаз долой. Горшок ему здорово мешал. Хоть Тобик ловко подцепил его изнутри нижней челюстью, все же приходилось расставлять лапы колесом и толкать горшок грудью, да и со ступенек, того и гляди, вниз головой загремишь.