Бой с невидимкой - Александр Александрович Тамоников

еще хуже, чем если бы тебя не было вовсе. Нет, тут что-то не так. Недаром же Павла Онысько колет та невидимая иголка. Все колет и колет…

Вот обо всем этом Павло и рассказал Евгену, поделился с ним сомнениями и недоумениями.

– Так что ж ты хочешь? – спросил Евген, когда Павло умолк.

– Проследить я хочу за Олексой, – сказал Павло. – Этой же ночью. Чтобы узнать, куда это он бегает. Говорит, что к бабе. К какой такой бабе? И прошу тебя помочь. Вдвоем – оно сподручнее.

– Мало ли в селе баб, – пожал плечами Евген. – И почти половина одинокие. Что ж тут такого?

– Баб, может, и немало, – согласился Павло. – Да только Олекса Цыганок – он такой один. Он все видит и знает про наши дела.

– Хорошо, – кивнул Евген. – Если надо, проследим. Но как?

– Я вот что думаю, – сказал Павло. – Продержим его сегодня здесь до самой темноты. Специально предупредим, чтоб никуда не отлучался. А вот когда все дела здесь закончатся, тогда его и отпустим. Говорю же, специально. Потому что в темноте следить куда как легче.

– Я понял, – сказал Евген.

* * *

Грузовик прибыл из района, когда уже совсем стемнело. «Ястребки» вместе с милиционерами и солдатами погрузили в кузов мертвые тела, солдаты также пристроились в кузове, и грузовик тронулся в обратный путь.

Павло Онысько долго смотрел вслед грузовику – пока он не скрылся в темноте и пока не стало слышно рева его мотора. На том грузовике увозили его мертвого брата. И хоть брат тот был бандитом и потому заслужил свою участь, но все-таки он был братом, а, значит, частью самого Павла Онысько. Непросто отрывать от себя частицу самого себя, с этим надо свыкнуться.

– Ну? – спросил подошедший к Павлу Евген Снигур. – Что дальше?

– Дальше? – очнулся Павло. – Да, дальше… Где Олекса?

– Да вот он, неподалеку. Спрашивает, можно ли ему уже идти.

– Да, пусть идет.

– Ступай! – махнул рукой Евген куда-то в темноту. – Но не теряйся надолго! Как только что – мигом будь здесь!

– А когда это я терялся надолго? – весело ответил из темноты Олекса Цыганок. – Я всегда на посту.

Шаги Олексы прошуршали в темноте по траве и вскоре стихли.

– Пошли, – сказал Евген, обращаясь к Павлу. – А то как бы не упустить. Вот темнота-то какая! Да очнись ты, слышишь! И не оглядывайся! Смотри вперед!

И они пошли вслед за Олексой Цыганком. Они его не упустили: смутный силуэт Олексы постоянно был виден, а если он и терялся из виду, то слышны были во тьме его шаги и его дыхание.

Шел Олекса недолго и вскоре подошел к одной хате, стоявшей с самого краю села, почти у болота. Здесь Олекса остановился, какое-то время постоял, а затем скрипнули жердяные воротца. Это означало, что Олекса вошел во двор. Павло и Евген, неслышно ступая, подошли ближе. Олекса же тем временем приблизился к оконцу и тихонько в него постучал. Причем – не простым стуком, а так: сначала три коротких, отрывистых стука, затем – небольшая пауза, и потом – еще три таких же стука.

В хате тотчас же вспыхнул огонек – там кто-то зажег свечу. Скрипнула дверь, и огонек свечи затрепетал на ночном ветру. Это означало, что тот, кто был в хате, вышел встречать Олексу на крыльцо.

– Что так долго? – спросил тихий женский голос.

– Раньше не отпускало начальство, – ответил Олекса. – Было много всяких дел.

– И что за дела? – спросил женский голос.

– Дела как дела, – ответил Олекса. – Вначале охраняли живых и убитых, потом – грузили их на машину, потом ждали машину обратно, чтобы забрать покойников.

– Всех забрали? – спросил женский голос.

– Всех, – ответил Олекса.

– Что, были солдаты? – спросил женский голос.

– А то кто же, – ответил Олекса.

– А что со Свиридом? – спросил женский голос.

– Кончился Свирид, – ответил Олекса.

– Что, застрелили? – спросил женский голос.

– Если бы! – хмыкнул Олекса. – Представь, ему перегрызли горло! Сам-то я этого не видел. Хлопцы рассказывали. Страшное, говорят, было зрелище! Добро бы зверь, а то ведь перегрыз горло человек!

– Какой человек? – спросил женский голос.

– Говорили, будто Стась Швайко. Точно, он. Потому что когда я его увидел, то у него все лицо было в крови! Как у зверя. Представляешь себе? Он даже не вытирал ее с лица – кровь. Страшное дело!

– Сам-то Стась живой?

– Живой… Увезли в город с другими… Ну так ты пустишь меня в хату или так и будем мерзнуть на пороге?

– Ступай домой, – сказал женский голос.

– Это почему же так? – спросил Олекса, и в его голосе послышалось и удивление, и недоумение, и обида. – А я так к тебе спешил…

– Ступай домой, – повторил женский голос. – Сегодня я не могу.

– Ну хоть погреться! – сказал Олекса. – Что ж ты – гонишь прямо с порога… Это меня-то!

– Приходи послезавтра, – сказал женский голос. – Ну, иди.

Трепетный огонек свечи тут же погас. Это означало, что невидимая Снигуру и Онысько женщина вошла в хату и затворила за собой дверь.

– Эх! – сокрушенно произнес Олекса.

И, если судить по звукам, стал спускаться с крыльца. Павло и Евген отпрянули в сторону. Олекса прошел мимо них, не заметив их и не почуяв.

– Слышал, о чем они говорили? – шепотом спросил Павло у Евгена.

– Не глухой, – ответил Евген.

– Интересный разговор, не правда ли? – сказал Павло. – Очень даже интересный. Вот зачем бабе знать все эти подробности? Кого увезли, с солдатами или без солдат, что сталось со Свиридом Зеленюком, жив ли Стась Швайко…

– Баба, она всегда любопытная, – пожал в темноте плечами Евген. – Потому и спрашивала. А завтра растрезвонит о том по всему селу. Обычное дело.

– Ты так считаешь? – с сомнением спросил Павло. – А что, если оно не так? Если дело здесь не в бабьем любопытстве?

– А тогда в чем?

– А в чем-то другом.

– А что это за баба? – спросил Евген. – Я-то ее и не знаю. А ты знаешь?

– Знаю, – ответил Павло. – Я в селе знаю всех. Да и на хуторах тоже… Ганна Кравчук. Вдова.

– А мужа что же – убили на войне?

– Нет, не на войне. Да они и перебрались к нам в село совсем недавно – после войны. Она и муж. Вроде как эта хата досталась им в наследство. Раньше здесь жила старуха Ворониха, а потом, значит, умерла. А эта Ганна вроде как бы ее родственница. Ну и перебрались они с мужем в эту хату, как не стало старухи.

– А раньше где они жили?

– Вроде как в другой области. Так сказала мне сама Ганна.

– А муж-то куда подевался?

– Вот тут дело интересное, – не сразу