Музыкальные диверсанты - Максим Кравчинский

Скоропостижная кончина артиста осенью 1987 года стала полной неожиданностью для его родных, друзей и поклонников.

Впереди были большие планы, остался незаконченным третий альбом. Культура русского зарубежья потеряла яркого, самобытного артиста.

Некролог Яна Бала из газеты «Новое русское слово».

Архив Э. Балясной

«Русский акцент»

Альберт Корабельников. По первой профессии он был морским офицером, но всю жизнь увлекался антиквариатом, занимался реставрацией старинных вещей

Не столь остро, как Ян Бал, но в схожей манере театрального «капустника» выстраивал свои программы Альберт Корабельников. На его единственном альбоме «Русский акцент» песенные зарисовки об эмигрантских проблемах сменялись высмеиванием советского коммунального быта и воспеванием Америки:

В субботу ровно в восемь просыпаюсь,Трамвай прошел по улице, звеня,На кухне я под краном умываюсь,Поскольку ванны нету у меня,Кому нужна, скажите, эта ванна,В районной бане нету выходных,С Петрухою и Кузькиным Иваном,Мы после бани выпьем на троих.В субботу я поддам, как полагается,Потом еще вдвоем с женою Настей,Я — алкоголик, а Настасья — пьяница,И оба мы — оплот советской власти…

Творческой находкой исполнителя стал конферанс — в паузах между песнями он читал стихи, монологи и пародии (например, имитируя Роберта Рождественского), выдержанные в таком же вольном духе.

На мотив саундтрека из к/ф «Белорусский вокзал» он, пожалуй, впервые после Высоцкого поднял больную тему дальнейшей судьбы в СССР штрафников и пленных Великой Отечественной. Примером стала биография собственного отца:

В штрафную роту б опять свою,Ему б пойти на штурм рейхстага,Ему бы погибнуть бы в том бою,Чем через восемь лет в ГУЛАГе…Быть может, где-то и промолчу,Но вот сейчас молчать не стану,В Страну Советов я не хочу,Хотя давно не видел маму…

Корабельников был не только талантливым автором, но и удачливым бизнесменом. Однако в девяностые годы переплетение личных и финансовых проблем привело к трагедии — шансонье застрелился из охотничьего ружья.

Среди дюжины треков на кассете «Русский акцент» есть пронзительная белогвардейская «Баллада о плачущей лошади». Не знаю, переосмыслил ли Альберт известное стихотворение Николая Туроверова «Уходили мы из Крыма» или создал свое произведение, благодаря творческому воображению, но получилось очень здорово.

Недавно эту вещь перепел главный «офицер» третьей волны Михаил Гулько.

Михаил Гулько в образе белого офицера в изгнании. Фотосессия к пластинке «Синее небо России». США, Лейквуд, 1981

Именно с его подачи возникла мода на песни о Белой гвардии. Записав в 1982 году пластинку «Синее небо России», они вместе с продюсером альбома Михаилом Шуфутинским взяли напрокат театральные костюмы, и отправились в городок Лейквуд под Нью-Йорком. В Лейквуде с начала двадцатых селились русские изгнанники. Там жил создатель знаменитого Хора донских казаков Сергей Алексеевич Жаров и там же находится красивый храм Александра Невского, на фоне которого гулько, надев офицерскую форму, и сфотографировался. Кадр получился эффектным.

Его композиции — «Поручик Голицын», «Господа офицеры», «Сожженные мосты» — вызвали шквал откликов слушателей. Увидев интерес, такие песни стали включать в свои проекты практически все коллеги артиста по эмигрантской сцене: Михаил Шуфутинский, Анатолий Могилевский, Люба Успенская, Слава Медяник, Евгений Кричмар, Лев Пильщик…

Но не стоит искать здесь даже намека на след подрывной деятельности. Это лишь поиск интересного, запоминающегося эстрадного образа, и не более. Никто больше не размещает на конвертах дисков или вкладышах кассет пламенных речей об «узниках ГУЛАГа», отныне задача другая — привлечь публику в ресторан или на концерт, продать как можно больше пластинок. О слушателях по ту сторону океана никто из них не задумывается.

Кроме «белогвардейщины» находят свой отклик и лагерные песни, и ностальгические, и разгульные, прославляющие сладкую жизнь на Западе. Но по законам исторического развития идеи за всем этим уже нет, есть обычная конъюнктура рынка. Трагедия превратилась в фарс.

Но до поры певцов-эмигрантов, а вместе с ними и доморощенных трубадуров по-прежнему крутят по «вражеским голосам» и яростно ругают в советской печати.

Из статьи «Барды», газета «Молодая гвардия» (Ф. Иллюк, Киев, 28.05.1985):

…Музыка бывает разной. Сегодня мы поговорим о так называемых бардах, их произведениях и устремлениях. Кто они — певцы или ремесленники в музыке? Заглянем в энциклопедию: барды — «народные певцы кельтских племен, которые стали позднее профессиональными средневековыми поэтами, бродячими или же теми, которые жили на княжеских дворах, главным образом в Ирландии, Уэльсе и Шотландии».

Следовательно, поэты. Значит, должна быть и поэзия соответствующего уровня. Но новые барды давно уже выкинули ее на помойку как что-то непотребное. Главное — побольше запутать смысл своих творений и подобрать под них соответствующий музыкальный фон. А заказчики этой музыки известны — ЦРУ, ФБР и другие подобные им «миротворческие» учреждения Запада. В ход они пустили солидную обойму таких певцов: от бывших белогвардейцев и изменников Родины до нынешних антисоветчиков типа бывшего ленинградского барда Токарева, Горовца и Галича.

Подобные «таланты» нашим идеологическим противникам необходимы. Поэтому и кричат про них на Западе, называя «настоящими творцами», посвящая целые программы в эфире и направляя эту музыкальную продукцию на слушателя, в первую очередь на молодежь…

Упомянутый в отрывке Вилли Токарев — лидер неофициального советского хит-парада первой половины восьмидесятых. Оказавшись в Нью-Йорке в 1974 году, пять лет спустя бывший контрабасист из ансамбля Эдиты Пьехи «Дружба» выпустил лирическую пластинку «А жизнь — она всегда прекрасна». Эмиграция встретила работу, выдержанную в лучших традициях советской эстрады, совершенно равнодушно. Поразмыслив и подзаработав денег за баранкой такси, Вилли выстрелил альбомом блатных песен «В шумном балагане». И это было таки совсем другое дело!

Кассеты разлетались как холодная кока-кола в жару. Убойный материал просочился в Советский Союз и в тысячах копий разлетелся от Москвы до Воркуты. На дворе стоял 1982 год. Только-только власти было вздохнули спокойно: в один год друг за другом умолкли, уйдя в мир иной, Аркадий Северный и Владимир Высоцкий. И тут на тебе — как черт из табакерки, выпрыгнул новый «трибун».

Альбомы заокеанского шансонье, несмотря на все препоны, неслись из магнитофонов несознательных граждан на всех широтах огромной страны. Не помогали ни разоблачительные статьи, ни включение имени Токарева в список запрещенных исполнителей. Что было делать? Только подвозить на позиции тяжелую артиллерию пропаганды.

Вилли Токарев. Первые шаги к славе. Нью-Йорк, конец 1970-х

В 1985 году поползли слухи, что Токарев убит. Застрелен. Не то в собственной квартире, а не то в ресторане «Одесса» на Брайтоне. В одном из интервью я попросил Вилли Ивановича прокомментировать те давние события. И вот что он ответил:

«Слух, вероятно, был распушен КГБ, ведь мои песни были запрещены в СССР. Вскоре после выхода альбома “В шумном балагане” я приехал в Австрию и зашел к знакомому ювелиру, а он вдруг говорит мне: “Вилли, ко мне на днях заходил какой-то странный человек из Союза, по виду разведчик, интересовался тобой. Спрашивал, где этот Токарев, который поет “Мы — воры-коммунисты”?..” Я удивился: “Что же они тебя в Австрии ищут, когда ты в Штатах живешь?” Самое интересное, что я не пел никогда таких строчек — “Мы — воры-коммунисты”.

У меня была шуточная вещь “Мы — воры-гуманисты”, но никакой откровенной антисоветчины я не пел, политика — не моя тема, а потом понял, что, видимо, и в КГБ попадали записи не лучшего качества и они просто не разобрали слов.

…Однажды вечером 1987 года я пел, как обычно, на сцене ресторана “Одесса”. Туда пришли поужинать приезжие из Союза и, увидев меня живого и здорового, просто остолбенели: “У нас в Союзе все говорят, что вас убили… А вы здесь!” Я удивился и подумал, что надо как-то опровергнуть нелепые слухи. Лучшим опровержением была бы песня, которую я в тот же вечер и написал: Здравствуйте, товарищи, дамы, господа. / Это голос Токарева Вили. / Так у нас бывает, злые люди иногда / Слух пускают, что тебя убили…»