Суд королевской скамьи - Юрис Леон

— Каким образом шел отбор?

— Порой немец просто тыкал пальцем в какого-то человека, и его забирали. Тех, кто выглядел слишком слабым и нежизнеспособным.

— Сколько их было?

— Это зависело от загрузки Ядвиги-Западной. Немцы заполняли газовые камеры пациентами больницы. Порой доходило до сотни в день. А порой и двести, а то и триста. Когда прибыл эшелон с тысячами венгров, они на какое-то время оставили нас в покое.

— На каком расстоянии от ваших бараков была расположена Ядвига-Западная?

— В трех милях. Мы видели ее. И... обоняли.

Абрахам Кэди вспомнил свое посещение Ядвиги. Это зрелище живо предстало перед ним. Несколько секунд он с жалостью смотрел на Кельно. Как, во имя всего святого, человек может выдержать все, что выпало на его долю?

— Какое вы лично принимали участие в селекции, которую проводили немцы?

— Когда они проводили отбор, то рисовали номер на груди жертвы. Мы обнаружили, что его можно легко смыть. И живых мы подменяли теми, кто ночью уже скончался. Так как немцы сами не выносили тела, со временем нам удавалось переводить спасенных в другое место.

— Сколько человек удалось вам спасти таким способом?

— От десяти до двадцати из каждых ста.

— И сколько это длилось?

— Много месяцев.

— Можно ли предположить, что таким образом вы спасли несколько тысяч человек?

— Мы были слишком заняты, чтобы считать.

— Использовали ли вы другие способы обмана немцев?

— Когда они стали подозревать, что мы отправляем в Ядвигу-Западную трупы, они заставили нас составлять списки, из которых мы должны были вычеркивать те или иные имена. Многие из ныне живущих и по сей день носят имена тех, кто скончался в лагере. С помощью подполья нам удавалось узнавать планы немцев, и часто мы заранее знали о грядущей селекции. И старались, насколько возможно, очистить больничные помещения, отсылая людей обратно на работу или пряча их.

— Когда вы так поступали, принимали ли вы во внимание национальность или вероисповедание заключенных?

— Жизнь есть жизнь. Мы спасали тех, у кого, по нашему мнению, были наибольшие шансы выжить.

Хайсмит сделал многозначительную паузу, повернувшись к Честеру Диксу, своему помощнику, чтобы получить от него необходимую информацию. Затем он снова обратился к своему клиенту.

— Доктор Кельно. Сдавали ли вы когда-нибудь свою кровь?

— Да, много раз. Так как в лагере были наши ученые, писатели, музыканты, мы приняли решение спасать их и постоянно сдавали для них кровь.

— Не могли бы вы сообщить суду, каковы были ваши собственные условия существования?

— Я размещался в бараке вместе с шестьюдесятью другими узниками.

— И ваша постель?

— Представляла собой полосатый матрас, набитый бумажными комками. Нам выдавались еще простыня, подушка и одеяло.

— А где вы получали пищу?

— В небольшой кухоньке в дальнем конце того же барака.

— Какими санитарно-гигиеническими устройствами вы пользовались?

— На всех был один туалет, четыре раковины и душ.

— И какого рода одежду вы носили?

— Нечто вроде полосатого комбинезона.

— С нашивками?

— У всех заключенных на левой стороне груди был нашит треугольник. Мои был красного цвета, ибо я считался политическим заключенным, и в нем была буква «П», означающая, что я поляк.

— Кроме уничтожения в Ядвиге-Западной, каким еще образом убивали людей?

— Надсмотрщиками часто были немецкие уголовники и немецкие коммунисты. Они были еще более жестоки чем СС. Каждый раз, когда они хотели кого-то убить то просто забивали человека до смерти, а затем подвешивали жертву на его же собственном ремне и регистрировали смерть как самоубийство. Эсэсовцы знали, что эти животные блюдут свои обязанности, и поэтому смотрели на них сквозь пальцы.

— Существовали ли другие методы уничтожения, официальные или какие-либо иные?

— Я уже упоминал, что бараки с первого по пятый служили экспериментальным центром. Между вторым и третьим бараками стояла бетонная стена. Камеры Ядвиги-Западной бывали перегружены, расстрельная команда казнила тут десятки и сотни людей.

— Были ли и другие способы?

— Инъекции фенола в сердце. Через несколько минут наступала смерть.

— Вы видели, к чему приводили эти уколы?

— Да.

— Получали ли вы приказы делать такие инъекции?

— Да, от врача СС доктора Зигмунда Рудольфа, ассистента полковника Фленсберга. Он приказал мне сделать инъекции глюкозы нескольким пациентам, но я почувствовал запах карболовой кислоты и отказался. Пациенты заволновались, после чего охранники-эсэсовцы, избив их, заставили подчиниться: их привязали к стульям, и он сам ввел им дозу в сто кубиков каждому. Они скончались почти мгновенно.

— Были ли вы наказаны в результате неповиновения?

— Да. Зигмунд Рудольф назвал меня трусом и выбил мне зубы.

— Вернемся на какое-то время назад, доктор Кельно, в экспериментальные бараки, с первого по пятый. Я вижу, что с достаточной определенностью установлен тот факт, что полковники Восс и Фленсберг были двумя ведущими врачами. Можете ли вы сообщить милорду и присяжным, как у вас складывались отношения с этой парой?

— С Фленсбергом я почти не имел дел. Восс проводил эксперименты по стерилизации. Одним из методов было жесткое облучение рентгеновскими лучами женских яичников и мужских яичек. Вместе с ним работал. еврейский врач доктор Дымшиц. Должно быть, он слишком много знал, за что и был отправлен в газовую камеру. Вскоре после этого Восс пригласил меня и другого польского врача, Константина Лотаки, и проинформировал нас, что время от времени нам придется оперировать в пятом бараке.

Наконец приоткрылась дверь в пятый барак, за которой скрывались его ужасные тайны. Баннистер и О'Коннор старались записывать каждое слово. Гилрой прилагал усилия, чтобы совладать с эмоциями, захлестывавшими его.

— Продолжайте, пожалуйста, сэр Адам.

— Я спросил у Восса, какого рода операции я должен буду делать, и он ответил, что мне предстоит извлекать пораженные органы.

— Какова была ваша реакция на его слова?

— Мы с Лотаки были очень встревожены. Восс ясно дал нам понять, что нас ждет та же судьба, что и доктора Дымшица, если мы откажемся сотрудничать.

— То есть за отказ вас могла ждать газовая камера.

— Да.

— Но так как вы уже раньше отказывались делать инъекции фенола, почему вы опасались последствий этого отказа?

— Потому что тут было совершенно другое дело. Восс сказал, что, если мы откажемся, операции будут делать санитары-эсэсовцы. Мы решили обсудить ситуацию с другими заключенными-медиками. Мы все пришли к заключению, что это будет означать неизбежную гибель всех жертв Восса, и нам с Лотаки как опытным хирургам было дано право попытаться спасти жизни этих людей.

— Вы хотите сказать, что переговорили со всеми заключенными-медиками?

— Со всеми, кроме Марка Тесслара. Он испытывал ко мне личную ненависть еще с тех времен, когда мы были студентами в Варшаве. Позже в Ядвиге он вместе с Воссом проводил эксперименты.

— Минутку, — сказал Томас Баннистер, вставая.

Адам Кельно рывком вскочил со стула, схватился за перила и заорал:

— Вы не заткнете мне рот! Именно Тесслар и его ложь заставили меня покинуть Польшу! Это коммунистический заговор, чтобы загнать меня в могилу!

— Не вызывает сомнений, — холодно сказал Баннистер, — что данная ситуация подлежит осуждению; тем не менее в настоящее время я воздержусь.

— Ну что ж, — сказал Гилрой, — пусть даже вы не требуете от меня соблюдения правил, все же позволю себе внести одно предложение. Похоже, что страсти слишком накалились. Убежден, что подошло время сделать перерыв до следующего дня.

3

Была почти полночь, когда Терри появился в доме Кельно.

— Где ты был? — спросила Анджела.

— Гулял. Просто гулял.

— Ты ел?

— Я не голоден. Доктор Кельно еще не спит?

— Нет, он у себя в кабинете.

Застыв с восковым лицом, Адам Кельно сидел за столом. Он не слышал стука в двери и не обратил внимания на вошедшего юношу.

— Доктор...

Адам медленно поднял на него глаза, потом отвел взгляд.

— Доктор, я сейчас бродил по улицам. Я хочу сказать, что все время думаю о том, что мне сегодня довелось услышать... и стараюсь понять. Я вижу, что никто не представлял себе, что там такое было. Читать об этом совсем не то. Я просто не знал.

— Твоему желудку трудно все это переварить, Терри? То, что ты слышал сегодня, — может быть, еще самое лучшее из того, что там было.

— О Господи, доктор. — Терри упал на стул и закрыл лицо ладонями. — Если бы только я представлял себе, что делаю. Я готов провалиться сквозь землю.

— Ты ни в чем не виноват. Может быть, тебе слишком тяжело слушать. И, может быть, тебе не стоит больше ходить в суд.