Валентинов день - Джейн Фэйзер

Аласдэр разжал пальцы и отступил на шаг. Тяжело, прерывисто вздохнул и жестом бесконечной усталости провел ладонью по лицу.

Эмма заметила, что его рука дрожала.

— Вместо того чтобы бросать мне обвинения, почему ты просто не сказала, что произошло? — Теперь его голос казался спокойным, словно мельничный пруд. — У тебя была причина для обиды. И клянусь Всевышним, весомая.

Эмме впервые пришло в голову, что, возможно, все это ошибка, ужасная ошибка. Появились первые проблески надежды. Она достаточно хорошо знала Аласдэра и понимала, что он не способен изобразить гнев. В нем не чувствовалось ни малейших признаков раскаяния или угрызений совести.

Эмма набрала в легкие воздуха и подробно рассказала все, что слышала в дамской комнате в «Олмэксе».

Аласдэр слушал, и, по мере того как она говорила, выражение его лица делалось все более злым. Раз или два голос Эммы прерывался — она замечала, как вспыхивали его глаза. Но не останавливалась, упорно продолжала выдавать то, что подслушала.

Когда она закончила, Аласдэр сказал:

— Слушай меня, и слушай очень внимательно. Ни прежде, ни в будущем я не обсуждал и не стану ни с кем обсуждать никакие твои личные качества. У Джулии Мелроуз лживый язык — язык без костей. Но что бы она мне ни приписывала, я этого не говорил.

Эмма потерла ладони, словно страдая от холода.

— Но ты не станешь отрицать, что именно с твоих слов у нее сложилось обо мне впечатление, которое позволило ей говорить подобные вещи?

— Мне неизвестно, какое у нее сложилось о тебе впечатление, — отмахнулся Аласдэр. — И не знаю, какие интриги она плетет, чтобы достигнуть своего.

— Значит, ты никогда не говорил обо мне с другими женщинами?

— Разве я уже не сказал? — Аласдэр начал злиться.

Эмма сглотнула и впервые коснулась запретной темы:

— Даже с матерью своего сына?

Лицо Аласдэра словно закрылось, и он заметил с ледяной категоричностью:

— Оставим Люси в покое. Я не хочу обсуждать ее с тобой, как и тебя ни с кем другим.

— Полагаешь, что сумеешь удержать всех своих женщин — каждую в своей ячейке?

Они встали на этот путь, и Эмма намеревалась пройти его до конца. Пусть даже он приведет к неизбежному и полному разрыву. Теперь девушка понимала, что не может жить, как Аласдэр. Эфемерное наслаждение страстями, забавы и общие интересы — этого ей недостаточно. И никогда не будет достаточно.

Аласдэр отвернулся, взял кружку и снова пригубил эль. Подошел к камину, поставил ногу на блестящую медную решетку, оперся рукой о мраморную полку и уставился в огонь. Потом поднял голову и отпил еще глоток.

Эмма ждала; она внезапно почувствовала стеснение в груди, дыхание перехватило.

— Эмма, а сколько, по-твоему, у меня любовниц? — спросил он.

— Не знаю. Ну, леди Мелроуз, я, если меня можно назвать любовницей. — И упрямо добавила: — И мать твоего сына.

— Есть только ты. — Это было сказано так спокойно, что Эмма сначала не поверила, что правильно все услышала. — Именно так, — настаивал Аласдэр. — Если ты считаешь себя моей любовницей.

— Только я?

— Да, только ты.

— О! — Эмму так и подмывало спросить, что же сталось с другими и какие своекорыстные цели преследовала Джулия Мелроуз. Но потом она решила, что это не ее дело. Нельзя же обвинить его в том, что он разговаривал о ней с другими женщинами, и тут же начинать выпытывать о них.

— Только я… сейчас? — Ей было важно выяснить все до конца.

— Пока ты не решишь по-другому.

— О! — снова воскликнула Эмма. Потом наступила тишина. Только с улицы проникали обычные звуки: громыхание железных колес по брусчатке, крики уличного торговца, визг прогоняемой собаки.

— Иди сюда. — Аласдэр поставил кружку на каминную полку.

На какую-то минуту Эмма замешкалась. Она заметила в его глазах нечто такое, в чем совсем не была уверена.

— Эмма, иди сюда, — тихо повторил он и поманил ее рукой.

Девушка подошла, почувствовав, насколько нелепа сейчас ее непокорность. Нет, у нее были все права его утешить.

Аласдэр заключил ее лицо в ладони.

— Любимая, ты самая подозрительная ворчунья из всех мегер, каких только может не посчастливиться обожать мужчине.

Глаза Эммы вспыхнули золотом.

— Обожать?

— Да, черт побери. Есть такой грех. — Он крепко поцеловал Эмму, сжимая ее лицо в ладонях. — Вроде бы не за что. А вот обожаю. С той самой минуты, как увидел тебя с девчоночьими косичками и в разорванной юбке.

— Неужели у меня была разорванная юбка? — искренне удивилась Эмма.

— Ты всегда ходила в разорванных юбках.

— Ну, это уж преувеличение! — запротестовала она.

— Вполне возможно. — Его ладони скользнули по ее спине, легли на лопатки. Он притянул Эмму к себе и пристально посмотрел ей в глаза. — Не знаю, что еще сказать. Я тебя хочу. Ты мне нужна. Я люблю тебя, как никогда не любил никакую другую женщину. Вот и все.

В голосе Аласдэра слышалась такая мольба, что Эмма его поначалу не узнала. Она молча стояла в его объятиях.

— А ты меня любишь? — спросил он, когда молчание сделалось уже совсем невыносимым.

— Да, — прошептала девушка. — Любила всегда. Люблю, даже когда ненавижу.

Аласдэр рассмеялся и поцеловал ее в уголок губ.

— Что ж, на большее пока не приходится рассчитывать.

Ей придется снова учиться ему доверять. Но Аласдэр понял, что сражение почти выиграно, когда почувствовал, как из ее тела уходит напряжение и как она отвечает на его поцелуй. Им суждено быть вместе. Эмма не может вечно противиться судьбе.

Глава 13

Они подъехали к «Черной чайке» в Поттерс-Бар вскоре после полудня. Сэм пошел покормить лошадей, а Эмма отправилась в таверну, чтобы заказать обед к тому времени, когда прибудет карета с Марией. Аласдэр подсчитал, что она должна появиться где-то после часа. Переезд от Поттерс-Бар в Стивенейдж, где они планировали остановиться на ночлег, займет в карете еще два часа. Нетрудное путешествие — оно не вымотает Марию вконец.

Эмма отдала приказания и снова вышла на конюшенный двор. Аласдэр стоял под аркой, через которую въезжали повозки и кареты, и смотрел вдоль улицы. Девушка подошла к нему.

— Их еще не видно?

— Нет еще.

— Тогда давай прогуляемся. Хочу размять ноги.

Молодой человек согласно кивнул и предложил ей руку.

— Вот о чем я подумала…

— Ну нет, только не это! — возопил он. — Когда ты начинаешь думать, это всегда приводит к неприятностям.

— Прошу тебя, будь серьезным!

— Я серьезен как никогда.

Последние слова, как они того и заслуживали, Эмма пропустила мимо ушей.

— Как ты полагаешь, тем людям прошлой ночью, наверное, было бы намного удобнее, если бы я внезапно не проснулась?