Голодомор - Мирон Долот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройдя мимо заброшенной мельницы, мы заметили какой-то предмет на некотором расстоянии от нас. Приблизившись, мы увидели, что это был труп женщины. Мы сразу узнали её: наша соседка Оксана Шевченко.
На долю Оксаны выпали те же испытания, которые пришлось пережить многим нашим односельчанам. Два года назад её отца объявили кулаком, арестовали и сослали в лагерь. Несколько месяцев спустя, умерла мать
Оксаны, и восемнадцатилетняя девушка приняла на себя заботу о двенадцатилетней сестрёнке и семилетнем брате.
Но настоящие проблемы только начинались. Однажды она получила повестку, в которой извещалось, что, как кулацкая семья, они обязаны сдать государству определённое количество мяса и зерна. Требование звучало более чем возмутительно, потому что всё, чем владела семья, отобрали при аресте отца, и последние два года им нечего было есть.
Но государство такое положение вещей в расчёт не брало.
На следующий день после получения повестки на пороге хаты появились члены хлебозаготовительной комиссии. Они всё перевернули кругом, в поисках спрятанного хлеба и мяса, но так ничего и не обнаружили. Но они не оставили Оксану в покое. Ей объявили, что поскольку она отказалась уплатить государственный налог в виде зерна и мяса, то власти вынуждены конфисковать в пользу государства её хату. К несчастью, крыша хаты оказалась покрыта жестяным листом, а одно это уже являлось признаком кулачества.
Слёзы и мольбы Оксаны никого не растрогали. Представители власти остались равнодушными к плачу детей, брата и сестры девушки, цеплявшихся за её юбку.
Наоборот, начальник комиссии постарался ещё больше устрашить их и пригрозил наганом. Он быстро выхватил оружие из кобуры и прицелился в голову Оксаны, пригрозив, что выстрелит, если дети не прекратят рёв. Но угрозы не подействовали, и тогда он приказал членам комиссии силой выволочь детей из хаты. Когда представители комиссии проявили в этом деле нерешительность, он навёл наган на ближайшего к нему подчинённого и сказал, что убьет его, если он не выполнит приказания. Детей вытащили на улицу, при этом они кричали и сильно сопротивлялись. Оксана упала, потеряв сознание, и её просто выволокли из хаты. Комиссия опечатала окна и двери и ушла, ни сколько не заботясь о судьбе детей.
Пережив весь этот ужас, Оксана с младшими детьми нашла приют в доме у своей тётки. Несколько месяцев спустя её младшая сестрёнка умерла от пневмонии. За неё вскоре последовала родная тётка, не выдержав голода. Оксана осталась вдвоём с младшим братом Степаном.
Все эти несчастья произошли около года назад. Сейчас на песчаной дороге он лежала перед нами мёртвой. Скорее всего, она, как и мы, направлялась к реке или в лес, чтобы найти что-нибудь съедобное. Но не дошла. Следы на песке свидетельствовали, что она какое-то время ползла. Оксана лежала лицом вниз, и её опухшие от голода руки были широко раскинуты в стороны, а зубы впились в песок, словно она пыталась его есть.
Это было грустное зрелище, но мы уже видели столько смертей, что нам осталось только постоять в молчании перед ней, и пойти дальше.
Ведь помочь Оксане мы теперь не могли.
Через лес мы пробрались самой короткой дорогой к реке. Здесь было тихо. Пробираясь по лесу, нас охватило чувство, что деревья и кустарники знают о нашей трагедии. Ветра не было, но казалось, как будто ветви высоких и тёмных сосен перешёптывались между собой. То здесь, то там тишина иногда нарушалась треском сломанной ветки или криком сороки.
Туман теперь стелился по земле, обнажив влажные ветви деревьев. Мы с братом всегда ходили этой дорогой к реке, сокращая путь и любуясь лесными красотами. Однако на этот раз у нас были другие интересы.
Нам хотелось найти что-нибудь съедобное. Мы разделились и начали поиски вокруг. Я ничего не нашёл кроме нескольких ядовитых грибов.
Вдруг Микола радостно окликнул меня. Я подошёл и увидел, что брат жадными глазами уставился на ежа.
– Чего ты так обрадовался? – спросил я его сердито.
– Помнишь ту книгу об Африке, и как жители джунглей ели всё живое, что им попадалось? Почему бы нам его не попробовать? – ответил Микола, не обратив внимание на моё раздражение и указывая пальцем на ежа, обнюхивавшего в это время какие-то высохшие грибы.
Я присмотрелся к этому зверьку и понял, что Микола прав.
– Эй! – воскликнул я. – Да ты посмотри только на его морду! Прямо как у свиньи!
– Спорим, что его тоже мясо будет напоминать свиное, – произнёс
Микола.
– Но как нам снять с него кожу? – озадачился я.
– Мы опалим его, как в старину готовили поросёнка перед Рождеством.
Не теряя времени, мы проворно накинули на животное мешок. Брат меня окончательно убедил. Если люди поедают ящериц, улиток и даже гремучих змей, почему бы нам ни съесть дикобраза, предварительно опалив его ворсистую шубу и колючие иголки?
Коммунистическая партия ещё не издала указа, запрещающего поедать ежей или каких-то других диких животных. Развлекаясь такими мыслями, я неистово искал под деревьями ежей, но напрасно. Однако Микола в другом месте обнаружил ещё одного ежа, и я услышал его радостный крик, что этот второй ёж крупнее первого. Мы не зря потратили день.
В нашем улове уже было два ежа, а впереди нас ожидала река, где можно было поймать рыбу.
Мама просила нас заглянуть к семье Прокопа, нашему дальнему родственнику, которая жила на самом берегу реки. Самого Прокопа арестовали прошлой весной, как не уплатившего налогов по зерну и мясу. Однажды ночью его увезли в районную тюрьму, и с тех пор о нём не было никаких известий. Никто даже не знал, что с ним стало дальше. Его жена продолжала жить в маленьком домике на речке вместе с шестилетней дочкой. Последний раз мы их видели в ноябре, перед первым снегопадом.
Маму волновало, как они пережили зиму, поэтому мы решили навести нашу тётку, тем более она хорошо знала местность вокруг реки, умела ловить рыбу, а мы могли бы попросить воспользоваться их лодкой.
Уже перевалило за полдень, когда мы, наконец, добрались до домика
Прокопа. Подходя поближе, у нас всё трепетало внутри. Прошедшая зима была суровой. Мало ли что произошло с нашими родственниками в их маленьком домике? Дом стоял по-прежнему, но вокруг не было признаков жизни. Перед входной дверью чернела кучка не растаявшего снега.
Передние окна оказались завешанными изнутри какой-то тряпкой.
Сначала мы осторожно постучали в дверь, затем постучали погромче, но никто не отозвался. Я надавил на ручку и попытался открыть дверь.
Она оказалась запертой. Мы побежали к задним окнам, но они тоже оказались завешанными. Выхода не было, оставалось сломать дверь. Мы приложили все наши силы, и дверь поддалась. Но как только мы её приоткрыли, сразу почувствовали тошнотворный запах изнутри. Мы подбежали к окнам и сдернули занавески, потому что внутри стояла темень. Лучи дневного света проникли в комнату, открывая перед нами ужасную картину. Безголовое тело нашей тёти лежало на полу, а в нескольких шагах – её голова. Очевидно, голову оторвала какая-то сила, но следов крови было совсем немного.
Вскоре всё стало ясно. Мы оглянулись вокруг и увидели верёвку с петлёй, свисавшую с потолочной балки. Тётя повесилась. Спустя какое-то время тело начало разлагаться, и шея оборвалась, поэтому и крови почти не было.
Преодолев первое потрясение от увиденного, мы стали искать её маленькую дочку. Она лежала на скамейке. Видимо, она умерла первой.
Её глаза и ротик были закрыты, а маленькие худенькие ручки сложены на груди. Она было аккуратно одета в голубое платье, которое обычно одевала, когда приходила к нам в гости, а волосы её оказались тщательно причёсаны.
Дом стоял пустым. Видимо, всю мебель сожгли вместо дров. Не осталось следов какой-нибудь еды. Нам стало ясно, что, оставшись без мужа, потеряв в голодное время единственного ребёнка, для нашей тёти, как и для нашей соседке Соломии, жизнь потеряла всякий смысл.
Перед тем, как расстаться с жизнью, она заперла дверь и завесила все окна. Их дом стал одновременно их гробом.
Мы были потрясены зрелищем разлагающихся мёртвых тел и пронзительной тишиной. Мы стояли безмолвно и беспомощно. Даже повидав много смертей, нам стало страшно. Больше оставаться в доме не было сил, и мы выбежали наружу глотнуть свежего воздуха и собраться с духом.
После того, что мы сейчас узнали и увидели, в нас пропало всякое желание искать пропитание или ловить рыбу. Поэтому мы повернули обратно к дому.
Когда мы рассказали маме, что мы обнаружили в домике дяди Прокопа, она, как всегда, внешне осталась спокойной. Но долго ей не удалось сдерживать свои эмоции. Расспросив нас, она отвернулась и дала волю слезам.
Остаток дня мы провели, разделывая добытых ежей. Микола проворно опалил их, словно занимался этим всю жизнь. Поджаренные ежи с картошкой оказались необыкновенно вкусными.