Девушка, которой нет - Владислав Булахтин

Один из десяти получал отказ. Такие личности особо выделялись в толпе.

Витек с трудом сдерживал слезы. Он понимал – если согласится, это еще больше отдалит его от тех немногих, которые стали относиться к нему как к близкому человеку. Всесилие – как бессилие, как проказа.

– Я не могу, – постарался говорить твердо, уверенно.

– Можешь! – гневно ответила Фея. – Можешь! Ты можешь почти все.

I Santo California: «Tornero»

Фея подошла к менеджеру у трапа. Ее знали как любовницу директора, поэтому побаивались.

– Пропускайте людей на корабль, – уверенно приказала она. Летающий дворец над головами лениво ворочался, более всего напоминая чудовище, невероятное и немыслимое, в какую точку пространства-времени его ни помести. Оно и было самой главной иллюзией на этой сцене, расчищенной от других персонажей. Кроме жизни и смерти.

Фея никогда не была на борту, но живо представляла себе нагромождения роскоши внутри. Чудеса немецкого дизайна. И иллюминаторы в полнеба…

– Фея Егоровна, уже сто девяносто восемь, – ответ дрессированный, не терпящий возражения, заточенный усмирять любое проявление недовольства политикой компании. – Не взлетит.

– Не взлетит, так упадает в воду. Те, кому нужно, выплывут. Вы, друзья, пока пойдите, пособирайте спасательные кружочки. Я здесь сама пофильтрую.

«Скорее спасти всех и заняться любовью!..»

Девушка и сама не понимала, зачем помогает Кораблеву. Возможно, чтобы быстрее удовлетворить страждущих и наконец в полную силу заняться собой.

Фея читала по глазам охранника, как ему хочется прямо сейчас нажать кнопку рации, обсудить с руководством нештатную ситуацию и неприемлемую инициативу любовницы шефа. Девушка провела рукой в воздухе – и в кулаке у нее появился олимпийский факел с вполне себе олимпийским огнем:

– Хочешь, сочинская Олимпиада триумфально завершится победой нашей сборной? – Всучила менеджеру возникший в воздухе древнегреческий дивайс. – Ступай, не переживай ни о чем.

Отойдя на приличное расстояние, менеджер с трудом сбил огонь и заговорил по рации.

И пошли люди. Гомон на площади усилился. У многих обреченных появилась надежда – теперь их не остановить. Они бросали к подножию трапа какие-то кухонные реликвии и окрыленные взлетали на борт. На лицах – улыбки-слезы и никаких сомнений в том, что перегруженный дирижабль может взлететь.

Сказать сейчас «нет» – значит подхлестнуть бунт, бессмысленный и беспощадный.

Витек не смотрел на них – вжался в скамейку и плакал по-детски, навзрыд. Он предвидел – нынешнее проявление сверхъестественных способностей сделает его окончательно неприкасаемым.

Таких возносят или забывают. Верят, забрасывают камнями, устраивают казни. Чаще – и то, и другое, и третье, с минимальным разрывом во времени. Смотрят снизу вверх, потом сверху вниз, потом начинают путаться. Редко кто понимает – человек могущественный нуждается в противовесе. Не в повторении, а близости с неравными… Витек упустил возможность жить наравне с теми, кто хоть немного им дорожит, – не превратил свою безмерную силу в бесконечную слабость. Остался шансом, условием, гарантией – кем угодно, только не тем, кого просто любят.

В скверике никого не было. Как всегда, никого рядом. Витек встал и поплелся прочь от голгофы, где люди спасались от самих себя.

В этот день на розовом дирижабле совершили прогулку двадцать пять тысяч девятьсот пятьдесят два человека – все, кто пришел на площадь. Все, кто надеялся не исчезнуть.

Человек, совершивший чудо, остался неизвестен.

Никто не видел оборванного паренька, уткнувшегося лбом в кору чахлого тополя, лишь бы не наблюдать исхода людей.

Глава 2

Слышь, чувак, весь гребаный мир против нас…

Robbie Williams: «The Road To Mandalay»

– Александр, мы так не договаривались. Очень недальновидная инициатива.

Президент говорил спокойно, однако складывалось ощущение – он задумчиво поглаживает красную кнопку, уже уверенный в необходимости нажать, но еще не определившийся, когда.

Просмотрев доклады службы собственной безопасности «Нашего Неба», Кораблев воссоздал картину инцидента.

– Вы затрудняетесь с дальнейшими действиями? Намекаю – передать инициативу в более уверенные руки.

– Я с самого начала говорил – мне не очень нужна ваша помощь, – перебил Кораблев.

– Позвольте. Как же реклама в прайм-тайм? Благозвучные новости о вас? Теперь, когда ваши акции возросли до небес (после слова «небес» стояла долгая уверенная точка), хотите избавиться от тех, кто помог устроить эльдорадо?

– Мне не нравится, что вы диктуете…

– Поверьте, кто-то обязательно должен диктовать.

– Посмотрим.

Кораблев отключил телефон в полной уверенности – через час, максимум через два начнется штурм здания «Федерации» всеми родами войск и подразделений.

Кораблев ошибся – через полчаса главной темой теленовостей стали возмущенные сообщения: «„Наше Небо“ воспользовалось доверием населения… руководство компании распродает отданные на хранение вещи и прекращает полеты над Москвой… компания не выполнила своих социальных обязательств…» Завершалась пропагандистская атака обязательным: «В столице резко увеличился рост пропажи людей! Аналитики связывают этот факт со скандалом вокруг компании „Наше Небо“, который печальным образом сказался на душевном состоянии многих граждан…»

«Нам конец», – подумал Саня и объявил общий сбор.

Алиса: «Красное на черном» & Вячеслав Бутусов: «Воздух»

На Витька никто не смотрел.

– Может, плюнем на «Наше Небо» и спасение человечества? – предложил Толян. – Уйдем по-тихому.

Оля, молчавшая все это время, сказала:

– При чем здесь Спасение? Им не компания нужна. Ее-то они в любой момент могут прикарманить. Им Витек нужен.

– Мы своих не сдаем, – буркнул Саня.

Фея, прибывшая в «НН» за минуту до того, как Москва-Сити была полностью блокирована, подумала: «Меньше чем за месяц из незнакомых людей возникло „мы“. „Мы“ – хорошо это или плохо?»

– Своих никто не сдает.

– И тогда всех скопом уносят с поля боя, – оставляя туманные пятна, Шаман тыкался носом в огромный аквариум, наблюдая за пестрыми рыбками.

Саня играл возникающими в руках ножами. Оля обзванивала посты охраны, убеждаясь – из Москва-Сити эвакуируется все, что шевелится.

Фея стояла у окна и оценивала снующих внизу лилипутов. Не поворачиваясь, возмущенно заговорила:

– То, о чем вы говорите, – детский лепет. Безгранично могущественные люди собрались в одной комнате и стесняются конфликтовать с вооруженными силами страны. Достаточно продемонстрировать нашу мощь, и вокруг «Федерации» правительства мира организуют санитарный кордон, лишь бы не пересекаться с нами. Лишь бы мы не вмешивались в их земные неурядицы.

– На всякую дурь найдется дурь еще бoльшая. – Оля несколько раз презрительно смерила взглядом Фею. – Возможно, прямо сейчас спецы из Минобороны выращивают иллюзиониста, более мощного, чем гибрид Хищника и Чужого в твоем обличье и, надеюсь, с более вразумительной прической…

– Дудки! Подобных нам в лаборатории не вывести, – не согласилась Фея. – Ждем и валим слабаков. Ага?

– Угу, – неуверенно отозвались Кратер и Толян, так и не перенявшие иллюзорные способности коллег.

Вокруг шпиля «Федерации» гудели вертолеты. Насколько можно было судить по торопливому шевелению техники внизу, все входы и выходы уже перекрыты. Военные брали в тиски, окружали, бросали в «котел» пока еще условного противника – в общем, навязывали «НН» диспозицию, ставшую со времен Гудериана и Паулюса однозначно унизительной и проигрышной.

Оля попробовала развеять сгущающийся оптимизм:

– Ребятки знают, что к чему. Российская армия ловчее любой другой в мире. Ты не сможешь орудовать своей небесной косой больше трех-четырех минут, да и не потянет она против тяжелой техники.

– Они запомнят это на всю жизнь, – уже не слушая, пообещала Фея.

Опустевший офис гулко откликался на каждое слово. Компьютеры, стеклянные перегородки, столы напрашивались быть сваленными к дверям. Хотелось двигаться, строить баррикады, надеясь переждать в своей норе неизбежную схватку. Не выходить под прицелы автоматов и телекамер.

– Пара залпов – и от нас останется только пыль. Никаких воспоминаний. – Холодный голос Оли звучал убедительней. Ей хотелось не только продемонстрировать, кто здесь главный, но и не дать выскочке разрушить компанию. Оля верила – у компании еще есть шанс вернуть славу и уважение.

– И что – мы возьмем и выкатимся безоружными навстречу пушкам? Тепленькими, готовенькими к раскулачиванию? – Шаман явно паниковал.

– Trust me, Kost’ya.[19] – В руке Феи возник зажженный бенгальский огонек.

– Она обращается с реальностью как с половой тряпкой, которую нужно порвать и сплести веревку, чтобы удавиться, – прошептала Оля на ухо Кратеру. В последние дни она очень приблизила его к своему телу. Готовилась подарить.