День бумеранга - Кристофер Бакли

– Нет, нет, мне сейчас надо будет сопровождать его святейшество на важную встречу. Конкретные указания я пришлю вам в письменном виде с курьером. Но я хотел лично сказать вам, что Ватикан испытывает глубокое беспокойство из-за вашингтонского законопроекта о «восхождении».

– Понимаю, ваше высокопреосвященство. Я слежу за событиями самым пристальным образом.

БУМ-БУМ-БУМ.

– Вам поручается публично осудить этот законопроект в самых решительных выражениях.

– В каком смысле «публично», ваше высокопреосвященство?

– Со всех кафедр. В особенности по телевидению. Вы очень хороши по телевидению. Вы будете нашим лидером в Америке по этому вопросу.

Во рту у Монтефельтро стало сухо-сухо, как в пустой чаше для святой воды.

– Но, ваше преосвященство, – прохрипел он, – американские кардиналы и папский нунций гораздо лучше подходят для…

– Массимо. Послушайте меня. Я передаю вам волю его святейшества. Это величайшая честь. Он доволен вами. Он оказывает вам огромное доверие.

– Его святейшество слишком великодушен. Я…

– Теперь я хочу открыть вам очень большой секрет, которого не должен знать больше никто. В новом году вас повысят до кардинала-архиепископа. Вы станете следующим папским нунцием в Соединенных Штатах. Но его святейшество ни в коем случае не должен знать, что вам это известно. Он хочет сообщить новость сам. Сделать вам сюрприз. Вы довольны, Массимо?

БУМБУМБУМ.

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Что-то у вас не очень довольный голос.

– Я ошеломлен.

– Ну ладно. Теперь слушайте меня внимательно. Вам поручается заявить от имени священного престола, что если этот жуткий законопроект будет принят, его святейшество издаст буллу об отлучении всякого американского католика, который его поддержит. Вы поняли?

БУМ-БУМ-БУМ. ДИН-ДОНДИН-ДОНДИН-ДОНБУМБУМБУМ.

– Кажется, они уже вешают колокол в вашей новой часовне. Я должен идти. До свидания, Массимо, Господь с вами.

– До свидания, ваше высокопреосвященство.

Монсеньор Массимо Монтефельтро медленно положил трубку – ту самую, с помощью которой лидер американских защитников жизни вызвал эскорт-сервис, из-за чего в эту минуту в доме пытались высадить дверь. Согласно указанию самого Римского Папы, монсеньор, чей телефонный номер и – мало того – лицо были известны нескольким сотрудникам эскорт-сервиса, должен был появиться на всех телеэкранах страны, с тем чтобы… выразить моральное негодование.

БУМ-БУМ-БУМ.

А в это самое время совсем недалеко – на Пенсильвания-авеню – звонил другой телефон.

Бакки Трамбл потерянно сидел за своим письменным столом, созерцая розовую бутылочку пепто-бисмола.[92] Его желудок казался ему Везувием кипящих соков. Он был уверен, что образуются язвы.

– Мистер Трамбл, – сказала секретарша. – Звонит мистер Коуэн.

Бакки еще раз глотнул розовую жидкость и взял трубку.

– Что вы хотите?

– Кажется, вы не очень-то рады моему звонку.

– Вы уже отрегулировали на магнитофоне уровень громкости? Может быть, мне сосчитать до десяти? Раз, два, три…

– Да ладно вам, Бакки, дружище! Не разыгрывайте дурачка. Можно подумать, это не вы в Белом доме придумали записывать разговоры.

– Ближе к делу.

– Ну скажите, разве это не здорово, что не надо больше гнать фуфло? Теперь можете говорить со мной начистоту. Не надо лизать мне задницу, не надо вешать на уши лапшу типа: «Ах, Фрэнк, я только что беседовал с президентом, он наметил вас на очень важный пост в следующей администрации». Хотя, между прочим, моя задница сейчас просит, чтобы вы ее полизали. Ради этого я и звоню.

– Какую часть вашей задницы мне сегодня лизать, Фрэнк?

– Всю сплошь! Я хочу подключиться.

– К чему?

– К избирательной кампании. В узкий круг. К черту всю эту хренотень насчет «сообщества Филинов» и «специальных брифингов, проводимых высшими должностными лицами». Это оставьте для новичков. Я хочу быть в одной комнате с вами и с Ним, когда принимаются большие решения.

– Всего-то? – мягко спросил Бакки. – Что, никаких авиаударов и ракетных пусков? И вам даже не нужны ежедневные специальные отчеты ЦРУ?

– Пока что хватит. Когда мы выиграем, я потребую намного больше. Для начала – должность министра финансов.

– Может, проще будет перевести вам сами финансы?

– Смешно, Бакки. Вы меня по-настоящему развеселили. Комиком случайно не подрабатываете?

– Не обольщайтесь, Фрэнк. Вы просто один из миллиардеров. Согласно «Форбсу», один из трехсот семидесяти.

– Да, я читал. Но этот миллиардер, милый мой Бакки, держит вас за яйца. И сейчас намерен хорошенько дернуть. Почувствовали? Может, еще разок?

– Вы непроходная кандидатура, Фрэнк. Эта история с Йелем: взятка одному из ведущих университетов, чтобы не исключали вашего сынка. Как, по-вашему, это будет выглядеть, когда назначение на должность станут рассматривать в сенате?

– Во-первых, пасынка. Во-вторых, всем пофигу. В-третьих, кто докажет, что это взятка? Думаете, Йель выступит вперед и скажет: «Да, мы берем взятки»? Я щедрый просто. Кто этого не знает? Я раздаю деньги тоннами. Я и вам давал деньги. Не далее как на прошлой неделе я пожертвовал крупные суммы ряду ведущих университетов. Помните пословицу? Деньги как навоз, если не разбрасывать – начнут вонять. Так что не волнуйтесь насчет моей йельской проблемы. Шансов у этой истории никаких. Хотя отдаю должное усердию репортера.

– Я же не могу взмахнуть палочкой и поставить вас во главе кампании, – сказал Бакки.

– На вашем месте, милый мой, я начал бы махать хоть чем-нибудь. Членом помашите – авось поможет. Иначе будете читать расшифровку разговора, во время которого вы подбивали меня ввести в компьютер моей дочери фальшивые компрометирующие электронные письма, связывающие ее с серийным убийцей. У этой истории есть шансы, я вас уверяю.

– Я сделаю что смогу. Но не уверен, что он на это пойдет.

– Еще как пойдет. Скажите ему открытым текстом, чего я хочу. А именно: стать после его переизбрания министром финансов. Ради этого я готов дать на его кампанию столько денег, что вы сможете купить все время на телевидении до последней жалкой секунды от нынешнего дня до самых выборов. Если вы не сможете это ему впарить, вам надо менять работу.

– Я сделаю что смогу. До свидания, Фрэнк. И еще, Фрэнк.

– Да?

– Вы говно!.. Ваша правда. Так гораздо лучше.

Бакки положил трубку со странным чувством освобождения. Редкая возможность в мире политики высказаться со всей откровенностью.

Касс тем временем торговалась с добровольцами.

Ей удалось найти несколько десятков бэби-бумеров в возрасте за шестьдесят, которые были согласны умереть по доброй воле – правда, не раньше, чем в семьдесят пять. Кроме того, за этот самоотверженный акт экономического патриотизма они требовали не только налоговых льгот, намного превосходящих параметры первоначального плана Касс, но и бесплатных похорон, мавзолеев, полной оплаты высшего образования для своих детей и ретроактивных платежей за медицину начиная со столь раннего возраста, как двадцать один год. Касс подсчитала, что общий экономический эффект от их «восхождения» для американской казны составит минус шестьдесят пять миллиардов долларов (она не афишировала этот факт, когда они выступали перед комиссией).

– Где ты выкопала этих людей? В Пхеньяне? – брюзгливо бросил Ранди, вылавливая палочками из контейнера поджаристые кусочки мяса. Он вообще в эти дни был сердит на Касс и Терри из-за их северокорейского проекта. ФБР, как ни странно, не проявляло к ним дальнейшего интереса. И в прессу пока что ничего не просочилось. Аллен Снайдер явно был достоин куда большего, чем семьсот долларов в час. Ранди хмыкнул: – Я думаю, в Северной Корее отыщется множество желающих совершить «восхождение». Причем в любом возрасте.

– К твоему сведению, – сказала Касс, – это не было легко. Попробуй найди в твоем поколении человека, готового сделать что-нибудь альтруистическое для страны.

– Альтруистическое? – переспросил Терри, чуть не подавившись китайским кисло-острым супом. – Животики надорвешь. Наверняка половина этих добровольцев сейчас сидит в интернет-аукционе и смотрит, сколько можно выторговать за те или иные части тела.

– Я о вашем поколении говорю, – сказала Касс Терри и Ранди. – Не о своем.

Терри поднял глаза от курицы «Чан Кайши».

– Думаешь, твое поколение повело бы себя лучше? Я тебя умоляю. Каждое поколение считает себя самым обиженным в истории. Ты на стенку лезешь из-за бюджетного дефицита. А мое поколение пережило реальные кризисы.