Ирландские предания - Джеймс Стивенс

— Полагаю, — сказала Пламенная, — кто бы ни потерял эту женщину, причин для грусти у него не было.

Монган взял ее за подбородок и поцеловал в губы.

— Все, что говоришь ты, прелестно, потому что ты прелесть, — молвил он, — ты моя услада и радость мира.

Затем слуги принесли ему вина, и испил он его с таким восторгом и столь обильно, что наблюдавшие за ним сочли: непременно лопнет он и утопит их. Однако он лишь громко и восторженно хохотал, так что золотые, серебряные и бронзовые сосуды звенели от его раскатов, а балки дома поскрипывали.

Молвил он:

— Монган любил Дув Лаху Белую Ручку больше жизни и больше своей чести. Все царства мира были ничто по сравнению с ремешком ее башмачка. Не смотрел он на закат, если мог видеть ее. Не стал бы слушать волынку, если мог слышать ее речи, ибо она была наслаждением веков, жемчужиной времени и чудом мира до последних его дней.

Она отправилась в Лейнстер с правителем этого края, и, когда она удалилась, Монган тяжело захворал, и казалось, никогда уж не поправится; и начал он чахнуть и сохнуть, и стал похож на скелет, кожу да кости и убожество.

И вот еще что надобно знать.

У Дув Лахи была молодая служанка, ее сводная сестра, и в день, когда Дув Лаха вышла замуж за Монгана, ее служанка вышла замуж за Мак ан Дава, который был слугой и сводным братом Монгана. Когда Дув Лаха удалилась с правителем Лейнстера, ее служанка, супруга Мак ан Дава, ушла вместе с ней, так что в ту пору в Ольстере было два холостяка, а именно король Монтан и слуга его Мак ан Дав.

Однажды, когда Монган сидел на солнышке, горестно размышляя о судьбе своей, явился к нему Мак ан Дав.

— Как дела, хозяин? — спросил Мак ан Дав.

— Плохо, — ответил Монган.

— В недобрый день отправился ты с Мананном в Обещанную Землю, — молвил слуга.

— С чего ты взял? — спросил Монган.

— Да потому, — ответил Мак ан Дав, — что ничему не научился ты в Земле Обещанной, кроме как обжираться да бездельничать.

— Тебе-то что за дело? — сердито прикрикнул Монган.

— Конечно, мое это дело, — молвил Мак ан Дав, — ведь с твоей женой в Лейнстер уехала и моя супруга, а она бы никуда не делась, если бы ты не заключил сделку с этим проклятым правителем.

Тут Мак ан Дав зарыдал.

— Я-то ни с одним правителем сделок не заключал, — молвил он, — а жена моя все-таки ушла, и все это из-за тебя.

— Никто не сочувствует тебе больше, чем я, — ответил Монган.

— Есть такой, — молвил Мак ан Дав, — ибо мне горше всего. Тут Монган поднялся.

— Ты в полном праве на меня жаловаться, — молвил он, — но я не позволю, чтобы чьи-то жалобы ко мне остались без ответа. Пойди, — сказал он Мак ан Даву, — в то место дивных, о котором мы оба знаем. Помнишь корзины, которые я там оставил? В одной земля Ирландии, а в другой — Шотландии. Принеси мне те корзины и землю.

— Скажи, для чего сие? — спросил слуга.

— Король Аейнстера спросит своих магов, что я делаю, а я сделаю вот что. Заберусь к тебе на спину и поставлю ногу в каждую из корзин; когда же Брандуб спросит у магов, где я, они скажут ему, что одной ногой я в Ирландии, а другой — в Шотландии, и пока они ему так говорят, он будет думать, что беспокоиться ему обо мне не стоит, а мы тем временем отправимся в Лейнстер.

— Тоже неплохо, — молвил Мак ан Дав.

И засим отправились они.

Глава XIV

То был долгий и нелегкий путь, ибо, хотя Мак ан Дав и был крепок сердцем и тверд волей, все же никто не может переть другого на своей спине из Ольстера в Лейнстер, да еще и шибко. Однако, если продолжать вести свинью или историю, в конце концов приведешь ее куда надобно, а если человек, оставив свой дом позади, делает шаг за шагом, дойдет он наконец и до края моря, и до края земли.

Добрались они до Лейнстера как раз к празднику на Маг-Лиффи, и пришлось им поспешать без роздыха, чтобы успеть вовремя. Так и добрались они до Келл-Камана[111] и смешались с толпой, что сбиралась на праздник.

Большая и веселая толпа струилась вкруг них. Там были молодые мужчины и девушки, держались они за руки или обнимали Друг друга за шеи. Мимо проходили женщины в теле, и, когда не болтали они Друг с другом, их рты были набиты яблоками и пирогами с мясом. Легкий ветерок развевал зеленые, пурпурные и красные плащи за спинами молодых воинов, и не бросали они пренебрежительные взгляды на воинов постарше, лишь когда те ненароком смотрели на них. Там были ветераны боев с бородами в ярд, что подрагивали у них за плечами, как клочки сена, и если они не холили сломанную руку или пробитый череп, то лишь потому, что холили раны на животе или на ногах. Были там целые стайки молодиц, которые хихикали, пока хватало им воздуха, и сияли лицами, когда он заканчивался. Таинственно перешептывались Друг с другом ватаги мальчишек, тыкая одновременно пальцами по сторонам, а потом вдруг срывались они с места, как табун диких лошадей. Там были мужики с телегами, полными жареного мяса. Были женщины с полными чанами медовухи, а другие несли в них молоко или пиво. Были люди всякого рода с качающимися башенками на головах, и капал из них мед. Дети с корзинами, набитыми красными яблоками, и старухи, торгующие морскими ракушками и вареными омарами. Люди, продававшие двадцать сортов хлеба с намазанным поверх маслом. Продавцы лука и сыра, другие же предлагали части доспехов, диковинные ножны, древки копий, шнуры для нагрудников. Одни люди подстригали волосы, предсказывали судьбу или мыли горячей водой из котла. Другие ковали лошадей или расшивали плащи; а иные удаляли пятна с мечей, раскрашивали ногти или торговали псами.

На праздник стекалась огромная и веселая толпа.

Монган со своим слугой сидел на травянистом пригорке у дороги и смотрел на проходящий мимо народ.

И тут Монган глянул направо, откуда они шли, а потом натянул капюшон плаща на уши