Смертельная любовь - Ольга Кучкина

Стоит представить себе, какими они встретились.

Любопытное свидетельство Боба Дилана: будучи в Лондоне, он жил в доме Джона Леннона, где увидел в каждой комнате тысячи вещей, стоивших целое состояние. Вернувшись к себе домой, он решил узнать, что значит иметь все эти материальные блага. Деньги у него были, он тоже накупил вещей и сел посреди большой кучи. «И я ничего не почувствовал», – признался Боб Дилан.

Дилан не был парнем из рабочего поселка. Леннон – был.

Леннон жил в портовом городе Ливерпуле, видел вокруг себя грубую, серую жизнь и – выскочил из нее, разорвав круг. В отрочестве грезил о лимузинах – достигнув успеха, стал покупать самые большие лимузины в мире. Он уже в школе знал, что не такой, как другие, потаенно воображая себя Алисой в стране чудес – обожал эту книгу. Подростком «разрывался между тем, чтобы быть таким, как Марлон Брандо, и таким, как Оскар Уайльд». Раня и подавляя, его заставляли быть таким, как все. Ничто не было получено даром, все завоевано. Как всякий завоеватель, он догадывался, что выскочка, парвеню, и, пряча свою нежность и деликатность, жег свечу с обоих концов. Зато стал одним-единственным: Джоном Ленноном.

Раскручивавший Beatles Брайан Эпштейн сперва одел их в дешевые новые костюмы. Костюмы они продали. Тогда он придумал свитера с высоким горлом. Позже сменил на рубашки и узкие обтягивающие джинсы. Он искал для них облик, который мог стать их маркой. Стрижки а-ля Элвис, аккуратные головы хорошеньких мальчиков из рабочих или студентов остались в прошлом. Длинные волосы стали открытием и нон-конформистским знамением времени. Фаллические символы микрофонов и гитар возбуждали молодую публику – участницу психоделической революции 1960-х. Обрушившаяся слава, обрушившиеся деньги делали свое дело обрушения. Сам Брайан, 32-летний «голубой» миллионер, пристававший одно время к Леннону, ушел из жизни, приняв сверхдозу снотворного.

Йоко, похожая на подростка, молчаливая, закрывающая широкое лицо длинными черными волосами, чтобы оно казалось более узким, вдруг взрывалась энергией. «Я был поражен ее выдающейся прелестью». Это сказано о женщине, чью внешность можно определить как ординарную. Она была старше Джона на семь лет. В детстве ей внушили мысль, что она станет знаменитой личностью, вроде первой в Японии женщины – премьер-министра. Она распространяла о себе такую информацию: что стеснительна, что ей часто хотелось спрятаться в мешок, но с дырами, через дыры она увидит всех, а ее никто. Одна эта психологическая деталь выдает желание власти. Премьером страны восходящего солнца она не стала. Ее карьера сложилась куда ослепительнее: она стала премьером страны взошедшего Джона Леннона.

Она рассказывала: некий хиромант угадал, что у нее нет корней, она подобна быстрому ветру, овевающему земной шар. «Но, – заметил хиромант, – вы встретите человека, который будет как гора, и, соединившись с ним, вы материализуетесь. У вас есть линия, говорящая, что вы под астральной защитой».

Тогда, по ее словам, она поняла, что сможет жить: до этого все в ее жизни было слишком концептуальным, а она чувствовала себя исчезающей. И когда пришел Джон, заявивший: ол райт, я понимаю тебя, – она ощутила: «Он был определенно другая половина, мой зеркальный образ, даже странно, что в теле мужчины».

В осторожных и продуманных признаниях проступают притязания и состязательность Йоко.

Оба были в какой-то мере маргиналы и завоеватели: она – японка, приехавшая со своими целями в Новый Свет, он – англичанин, выходец из бедноты. Она была, к тому же, завоевательницей его. Тщеславие и любовь свились в один жесткий жгут.

Письма Йоко достигли цели. Леннон заинтересовался. Леннон о ней думал. Леннон влюбился. Вернувшись из Индии, куда ездили всей группой, он позвонил Йоко и пригласил ее к себе домой в Кенвуд. Синтия с Джулианом находились в отъезде.

«Она пришла, и я не знал, что делать, мы поднялись наверх в студию, я стал проигрывать ей все, что я сделал, включая комическую и электронную музыку. Она была здорово под впечатлением, а затем сказала: “А давай сделаем что-нибудь вместе”. Так мы сделали “Двух невинных” (Two Virgins). Была полночь, когда мы начали, и светало, когда закончили. После этого мы отдались друг другу. Это было прекрасно».

Все становилось добычей журналистов. Включая признание Джона: «Я то был подавлен их долбаным авангардом и интеллектуализмом, то мне это нравилось, то нет».

На вопрос: «Почему вы не можете один, без Йоко?» он отвечал: «Я могу, но не хочу. Нет такой причины на земле, почему бы я должен быть без нее. Нет ничего более важного, чем наши взаимоотношения. Ничего. Я не собираюсь жертвовать любовью, настоящей любовью, ни ради долбаной проститутки, ни ради друга, ни ради бизнеса, потому что, в конце концов, ты остаешься один ночью».

Это было, когда Джон уже остался без Пола Маккартни и остальных. Йоко заменила всех. В личных отношениях. В музыке. В мире. Они стали записывать альбомы вдвоем. Ее голос, который кто-то из газетчиков назвал «16-канальным», ее кино, ее ценности, ее акции – он все это полюбил. Он даже поменял свое среднее имя Уинстон на Оно.

Последний вопрос одного интервью: «Представляете ли вы картину “когда мне 64”»? Ответ Джона Леннона: «Нет, нет». Но с добавкой: «Я надеюсь, что мы будем прекрасной старой парой, живущей на берегу Ирландии или где-то еще, разглядывая книги шрамов от наших безумств».

Стать прекрасной старой парой им не удалось.

«В последние десять лет мы заметили: все, чего мы ни пожелаем, рано или поздно осуществляется… И однажды мы сказали друг другу, что будем желать и делать одно добро. И тогда на свет появился наш ребенок. Мы были сверхсчастливы и в то же время ощущали большую ответственность… Мы почувствовали, что время отложить все споры и все попытки осуществления наших проектов – Весна очищения была в наших умах. Мы сделали множество ошибок и еще продолжаем их делать. Прежде мы тратили много энергии, чтобы достичь чего-то, о чем думали, что нам это нужно, удивляясь, почему не получается, и лишь теперь понимаем, что одному из нас или обоим на самом деле это не нужно… Зато мы обнаружили, что если оба в унисон желаем чего-то, это случится быстрее… Мы начали желать и молиться. То, чего мы стремились достичь под знаком борьбы и победы, стало получаться через простое желание. Желание – более эффективная вещь, чем развевающиеся флаги. Это работает. И это подобно волшебству».

Письмо было названо «Письмом любви от Джона и Йоко людям, которые спрашивают нас, что, когда и почему…». Оно разослала его в виде рекламы, стоившей 18 тысяч долларов, в газеты Нью-Йорка, Лондона и Токио, вызвав недоумение одних и осуждение других. Наверное, эти деньги можно было потратить с большей пользой для «людей, которые спрашивают». Тем более, что Джон Леннон в глазах этих людей являлся «совестью поколения». Впрочем, и Йоко можно понять. «Звезды» не могут допустить людей в свою истинную жизнь, но и допустить, чтобы люди их забыли, они тоже не могут. Они должны сохранять свою привлекательность для публики. Йоко как мастер информационного перформанса знала, что делать.