Шизгара - Сергей Солоух

Итак, то, что ввиду невероятного стечения обстоятельств. поразительных совпадений и нелепых случайностей не удалось Евгению совершить на земле промышленного Южбасса, в тепличных условиях родного города, он должен был сделать здесь, в чужом и враждебном месте. Он должен был (его умоляли) во имя любви, во имя того, что было, и того, что есть, во имя всего святого найти денег.

- Двести рублей,- назвала Мара цену здешнего, чудеса творящего, но алчного без меры профессора.

- Разуй глаза,- ответил, в общем-то, тронутый Мариными чувствами и словами и потому смягчившийся Штучка.- У меня ничего нет. Ничего. Три червонца и вот - пластинки.

- Женя, Женечка,- голос любимой дрожал,- хочешь, на колени встану, хочешь, я...

- Да подумай головой, где я возьму тебе деньги, рожу, что ли?

- Продай пластинки.

- Сейчас?

- Сейчас.

- Здесь?

- Здесь!

(Однако до чего порой отвратительным может быть гений чистой красоты и до обидного безобразным чудное мгновение.)

- Слушай,- сказал Евгений после некоторого, впрочем, краткого раздумья,- давай поедем на юг. (Не станем усмехаться, оригинальность всего последующего несомненно компенсирует банальность зачина.) - Давай поедем на юг,- сказал Штучка.- В Крым или куда скажешь, все равно, лишь бы зимой было тепло. Туда, где много домов отдыха, танцверанд и парков со скамейками. Купим гитару, губную гармошку, ты будешь петь, а я играть. Давай? Никаких заслуженных артистов и художественных руководителей, никаких разводов, квартир и прописок. А на ужин и стакан домашнего вина разве мы не заработаем? А если облом, если не пойдет, станем думать, что и как... Но, понимаешь, останется память, как фото... Ты, я и гитара. Хочешь, и тебе купим, будем, как Саймон с Гарфункелем?

- Хочу,- сказала Мара и рукой тронула его щеку.- Очень хочу. Женя,сказала шепотом, тихо и нежно.

Итак, в половине десятого Евгений Агапов появился перед запертой дверью промтоварной палочки буквы "П" (почему он выбрал это место, и по сей день для автора тайна, возможно, ассоциируя торговую точку со вседозволенностью или, что более вероятно, движимый детскими, десятого класса воспоминаниями о зимних каникулах, проведенных перед магазином "Досуг" на улице Кирова в городе Москве). Впрочем, не важно. Двумя руками он прижимал к животу пять черный винил содержащих конвертов, кои, лишенные непрозрачного пакетного полиэтилена, безусловно, могли смутить душу знатока ярким глянцем нездешнего дизайна.

Но если честно, то какому ценителю и меломану нужны его сокровища, его blood, sweat and tears здесь, на пустынной в десятом часу площади перед торговым (день начинающим с полудня) центром, здесь, в Золотой долине (бывшем Волчьем логу), на таежном острове изобилия заморских командировок и иностранных делегации... нет, автор, конечно, не отрицает, и здесь, в этом эпицентре, геометрическом месте сибирского снобизма и изысканности, на trade mark that was registred, и здесь можно было в старые добрые времена печь бабки, но не перед дверью ТЦ и не в кедах, конечно, ленинградской фабрики "Красный треугольник". Нет, скверные улыбки, вскинутые брови и даже подозрительный прищур иных любознательных глаз - все эти признаки неадекватности агаповского поведения, увы, не случайны.

И тем не менее, хотите, верьте, хотите, нет, но в начале одиннадцатого к Евгению Анатольевичу Агапову, человеку без паспорта и нижнего, кстати, белья, подошли два разновозрастных жителя города Тбилиси и сделали почин.

Сей удаче, как ни странно, суждено было стать началом крушения всего благородного коммерческого предприятия. Через каких-то полчаса (двадцать пять минут) Штучка лишится и противозаконного своего дохода, и, да-да, так и не распроданного богатства. Черный, но неизбежный миг расставания автор в силах оттянуть лишь небольшим отступлением, рассказом о первых (и последних) Штучкиных покупателях. Это отец и сын Ткебучава. В Сибирь, богатством которой, как предсказывал ученый помор, будет прирастать могущество государства российского, родственники прибыли после нескольких неудачных попыток в самом деле искры Божьей не лишенного Бесо Ткебучава получить музыкальное образование в более умеренном климате. В нынешнем, 197... году уставший от просьб и обещаний глава семейства Зураб Александрович привез наследника в Новосибирск, нанял ему трех репетиторов из числа доцентов местной консерватории и, слушая похвалы в адрес мальчика, на сей раз в успехе не сомневался.

В городок двух гордых (и отзывчивых. Евгения в беде не оставивших) людей привело желание купить загодя, ввиду здешних лютых зим, толстый сирийский свитер, каковой (вые), по сведениям одного из учителей, Бессариона, ТЦ предлагал в неограниченном количестве и расцветок разнообразнейших.

Приехав слишком рано. потомки зугдидских крестьян-виноградарей без покупки (теперь спасибо Евгению) не остались. После осмотра его отменной, со вкусом подобранной коллекции будущий Моцарт (Хачатурян?) произнес длинный и страстный монолог на незнакомом Штучке наречии, в смешении согласных которого последний не без труда уловил лишь слова "Мусоргский" и "Америка".

- Сколько хочешь? - устав слушать, спросил Штучку отец молодого гения.

- Шесть... шестьдесят, - ответил бесстыжий наглец.

Однако вовреки ожиданиям ничего страшного за этим не последовало. Затеяв с отцом продолжителный обмен "хо-хо" и "ара-ара", сын вновь вышел победителем. Вот в какой момент в воздухе сверкнула сотня, которую, к счастью, удалось благополучно разменять в гастрономе напротив.

Итак, Emerson ушел, оставив надежду сохранить (с Божьей помощью и при удачном стечении обстоятельств) хотя бы часть, хотя бы самое-самое, хотя бы Jethro Tull.

Но сбыться светлой суждено не было. Пока наша троица в гастрономе меняла деньги, передавала из рук в руки бумажки и вещи, никем и ничем вокруг, себя не интересовалась, за ней самой внимательно наблюдали двадцатипятилетний младший лейтенант ОБХСС Чуньков и товарищ его (одноклассник, естественно), старший грузчик промтоварного отдела ТЦ Дмитриев. Страж социалистической собственности сегодня долг не исполняет, он вообще в отпуске, а сегодня, первого июня, выехал на природу, и на скамейке у почты ждут, когда кавалеры расплатятся за фруктовую воду "Дюшес", две студентки техникума легкой промышленности. Подруги заняты журналом "Силуэт", а профессионал, забыв обо всем, не отрываясь, наблюдает творящееся беззаконие.

Ну-с, Евгений возвращается к закрытым дверям, проходит еще десять минут, и со стороны гастронома к нему подгребает (счастливая примета - два) очередная пара. Оценив товар сразу и по достоинству, молодые люди с ходу предлагают избавить Штучку от всех беспокойств оптовой покупкой,. Евгений объясняет - за четырнадцать он отдает Цеппелин с Кримсоном, а эти, эти он передумал. Хорошо, клиенты согласны и на половину. Радость бедняги не была безграничной лишь из-за желания (вполне, впрочем, естественного) двух с виду вроде бы обыкновенных парней удостовериться в качестве, попросту говоря - в спокойных (домашних) условиях осмотреть пластмассу и в случае сомнений прослушать на эталонном аппарате.

- Здесь рядом,- обещают незнакомцы.- А так, сам пойми, кот в мешке нам не нужен.

Штучка подумал и, нетерпение скрывая с трудом, ответил:

- Ладно, пошли.

Как читатель, вероятно, догадывается, все обошлось без членовредительства. За домами, на тропинке, на лужайке, на пути к мифическому жил массиву, среди июньской флоры и фауны Евгению был предъявлен документ, красный колер которого в сочетании с черно-белыми тонами фотографии хозяина, преображенного парадным кителем, оказался столь убедительным, что наш дуралей без криков и сопротивления (в профилактических целях одну руку ему все же завели за спину и слегка завернули) отдал в обмен на пожелание: "И чтобы мы тебя здесь больше не видели" - и чужие деньги, и свои, некогда неприкасаемые, лелеемые. заботливо оберегаемые от острых предметов и солнечных лучей роталы и цеппелины с кримсонами в придачу...

И тем не менее, и тем не менее без четверти двенадцать Евгений Агапов по прозвищу Штучка поднялся по лестнице в кафетерий торгового центра и положил на столик перед близкой к истерике Марой восемь четвертаков. Двести рублей, прошу пересчитать.

Ну, а пока недоверчивые смотрят продукцию Монетного двора на просвет, мы, избегая победы не сулящей дискуссии о соответствии цели и средств, поговорим, порассуждаем об этикете, о вежливости, о правилах хорошего тона. О том, какие непоправимые последствия влечет за собой несоблюдение приличий. Ах, в самом деле, от скольких горестен и разочарований могло быть избавлено человечество, если бы мы все, безотносительно к нашему настроению и состоянию, образу мыслей и вероисповеданию, входя в чужой дом, имели бы честь говорить: "Здравствуйте", а отобедав, соизволяли изречь: "Спасибо". Боже мой, какие перспективы и светлые дали открылись бы перед обновленным миром, когда бы старшим всегда и везде уступали место, дам галантно пропускали вперед, а в присутствии детей тщательно выбирали слова. "Будьте взаимно вежливы". - взывают к заблудшим душам в каждой булочной (и столовой), обращайтесь к незнакомым на "вы" и по имени-отчеству, надеясь на взаимность не забывайте герцогов (равно как и грифов) величать "ваша светлость", и милиционеров (невзирая на количество и ширину лычек) "товарищ офицер".