13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Так или иначе, жизнь моя между двух измерений закончилась. Не знаю, была ли она самой короткой или самой длинной из всех предыдущих. Пожалуй, и то и другое одновременно.

Во всяком случае, паука я не обнаружил.

И вокруг была не темная ночь, как в момент моего падения, а яркий, солнечный день.

Место то же, время другое. Это было бы уже совершенно невероятно, если бы я вывалился из дыры обратно еще в то же самое время. Поэтому объяснить отсутствие паука было несложно: значит, я действительно попал в другое время. Может быть, я появился там на следующий день. Или даже через неделю. Через месяц или целый год. Сотни лет спустя. А может, за миллион лет до нашей встречи с пауком. Все возможно.

Главное, паука на месте не оказалось. Уполз ли он в лес, чтобы встретить там голодную смерть, или же в тот момент еще не родился? А может быть, прыгнул вслед за мной в пространственную дыру и любовался теперь красотами универсума. Лучше всего, чтобы он сварился где-нибудь в доисторической лаве или же сам стал жертвой какого-нибудь страшного чудовища.

Хотя не буду злорадствовать. Пусть бы он лучше отыскал дорогу обратно, в то измерение, откуда, по теории Филинчика, прибыли к нам его предки. Даже если вероятность такого совпадения ничтожна мала, это все же возможно. Мы уже знаем, что универсум способен на любые сюрпризы.

И тем не менее я как можно скорее постарался покинуть это страшное место и выбраться из леса. Частокол могучих стволов постепенно начал редеть, расступаться, и спустя приблизительно час я вышел на опушку. Передо мной словно подняли занавес, открыв взгляду другой, новый мир. Я стоял на краю белой, казавшейся бесконечной равнины, тянущейся до самого горизонта и растворяющейся там в светлой небесной дали. Насколько хватало глаз, вокруг не было видно ни одного деревца, ни единой горы, что меня абсолютно устраивало, принимая во внимание негативный опыт, собранный в горах и лесах.

Из ручья на опушке мне наконец-таки удалось напиться. Я пил очень долго, жадно и громко. Затем спустился по засохшей траве с пологого холма и оказался на равнине. Под ногами тихонько захрустел белый, очень мелкий песок, он прилипал к ногам и пах ванилью. Я поднял щепотку и попробовал на вкус. Так и есть — мельчайшая сахарная пудра. Должно быть, это и есть та самая Сладкая пустыня, о которой рассказывал нам Филинчик. Где-то там, на другом конце этого сахарного океана, лежит Атлантис. Вот куда я стремился всей душой.

Прежде чем пуститься в дальний, непредсказуемый, наверняка полный опасностей и лишений путь, нужно было сначала как следует выспаться. Недолго думая, я просто растянулся на белом песке. Солнце стояло еще высоко, но мне при моей усталости оно было не помеха. Закрыв глаза, я попробовал перед сном прикинуть все плюсы и минусы создавшейся ситуации и сделать из этого для себя соответствующие выводы.

Я не знал, в каком времени нахожусь, а именно — настоящее сейчас, прошлое или будущее? Только две вещи не вызывали сомнения: во-первых, я точно был в родном измерении, а во-вторых, определенно в Замонии. Кроме того, у меня не было ни перед кем никаких обязательств. Прошлое осталось в прошлом, будущее ожидало впереди, и я никому ничего не был должен. Так что не все ли равно, какое сегодня число.

На этой оптимистической ноте я заснул.

9. Моя жизнь в Сладкой пустыне

Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком

СЛАДКАЯ ПУСТЫНЯ. Пустынями называют обширные равнинные области, которые, вследствие отсутствия воды, значительно обеднены растительностью, за исключением тех мест, где выход на поверхность подземных источников делает возможным образование зеленых оазисов.

В зависимости от основной составляющей грунта пустыни делятся на: каменистые, песчаные, соляные и сахарные. Сладкая пустыня, представляя собой одну из разновидностей последних, является смесью докембрийской ракушечной пыли, раннезамонианского вулканического пепла и доисторической сахарной пудры с калорийностью около 55 000 калорий на квадратный метр. Сладкая пустыня возникла на месте степи, некогда густо покрытой дикорастущими сахаросодержащими травами, которые под воздействием палящих солнечных лучей за многие века кристаллизовались и превратились в чистый рафинад. Сахарный песок Сладкой пустыни представляет собой сладкий на вкус, легко растворимый в воде и алкоголе, но не в эфире, углевод, образующийся в соединении с пенилгидрацином озазона, который, в зависимости от количества атомов в молекуле, может называться: триозоном, тетрозоном, пентозоном, гексозоном, гектозоном, октозоном и нонозоном.

Рельеф Сладкой пустыни, по причине высокой клейкости основной ее составляющей, отличается бо́льшим разнообразием и обилием причудливых форм, чем в других пустынях. Главную роль в скульптурном оформлении Сладкой пустыни играет, естественно, ветер, служащий здесь не только основным транспортером, но и единственным, непревзойденным зодчим. Он поднимает сахарную пыль, переносит ее за многие километры, чтобы завершить там уже начатую композицию, но спустя несколько часов может все снова разрушить, так что от произведения не останется и следа. Поэтому внешний облик Сладкой пустыни постоянно меняется, и происходит это куда более эффектно, чем в других местах. При достаточной влажности воздуха и одновременно активной работе ветра из песка возникают подлинные шедевры, способные вызвать зависть даже самого талантливого скульптора.

Удивительные, сказочные ландшафты пустыни во все времена магнитом притягивали искателей приключений и других шалопаев, ценящих изменчивость выше порядка и основательности. Многие из них отправились пытать счастья в Сладкую пустыню, но лишь единицы вернулись назад, и притом в до неузнаваемости измененном состоянии духа.

С добрым утром! Разбудил меня паук-ведун. Ослепленный ярким солнечным светом, я, открыв глаза, сначала увидел лишь длинные, тонкие волосатые ноги. Он стоял прямо надо мной и с наслаждением капал свою ядовитую слюну мне прямо на нос. Разлагающее действие его секрета, по-видимому, уже началось, потому что мне не удалось пошевелить даже пальцем. Неужели мое тело начало растворяться или, может, его уже вовсе нет. Я раскрыл рот, чтобы закричать, но из этого тоже ничего не вышло.

И тут наконец сон окончательно меня отпустил. Вполне безобидный, только, может быть, чуточку глуповатый с виду камедар стоял надо мной на своих тоненьких, шатких ногах и лизал мне морду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});