«Белое дело». Генерал Корнилов - Генрих Зиновьевич Иоффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Л. Троцкий, являвшийся в дни восстания председателем Исполкома Петроградского Совета, впоследствии старался представить дело таким образом, будто руководство восстанием вполне сознательно осуществлялось под прикрывающим лозунгом обороны. Думается, однако, преднамеренно оборонительная схема восстания (как своеобразная хитроумная тактика) в большой мере появилась уже постфактум, была сформулирована, так сказать, задним числом. На деле, даже по признанию самого Троцкого, восстанию (по крайней мере до конца 24 октября) была внутренне свойственна некая «половинчатость», нерешительность. Революция вместо стремительного броска, прямой атаки как будто бы шла осторожным, вкрадчивым шагом. Это было чревато тяжелыми последствиями, особенно в виду того, что считалось политически необходимым взять власть в свои руки до открытия II съезда Советов: эсеровско-меньшевистская оппозиция на съезде оказалась бы в этом случае перед свершившимся фактом и во многом была бы блокирована. Л. Троцкий в «Истории русской революции» уверял, что и он вел именно такой курс, однако еще днем 24 октября он говорил, что арест Временного правительства «пе стоит в порядке дня как самостоятельная задача», что «все зависит от съезда». «Половинчатость» в ходе восстания создавала обоснованное впечатление легалистских устремлений руководства ВРК, его желания связать вопрос о взятии власти Советами с решением съезда Советов. В. И. Ленин, находившийся в укрытии на квартире М. В. Фофановой, вечером 24-го писал членам ЦК: «Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой во-, оружейных масс…
Нельзя ждать!! Можно потерять все!!»{54}
Ленин был прав. В эти критические дни ставить вопрос о власти в зависимость от решений съезда значило рисковать революцией. Съезд мог заколебаться, так как большевики располагали там немногим больше половины голосов, а среди них, вероятно, были и противники восстания. Возможен был и другой, значительно худший вариант. Еще 22 октября начальник штаба округа генерал Я. Багратуни связался со штабом Северного фронта и предложил «подготовить для отправки в Петроград с фронта в случае, если потребуют обстоятельства, одной бригады пехоты, одного кавалерийского полка и одной батареи». Следовательно, ожидание съезда Советов давало правительству и штабу округа время, столь необходимое им для концентрации своих сил. Время — важнейший фактор в эпоху революции. Революционная ситуация не постоянная величина; в случае, если революционный авангард проявляет нерешительность, прилив может смениться отливом, и тогда поднимает голову контрреволюция. В «Письме к товарищам» В. И. Ленин писал: «…пи в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело сегодня непременно вечером или ночью…
Промедление в выступлении смерти подобно…»{55}
А приблизительно в то же время, вечером 24-го, в Мариинском дворце возобновилось заседание Предпарламента, которое должно было обсудить требование Керенского о вотуме доверия в борьбе с большевистским восстанием Фактически Керенский требовал от Предпарламента «свободы рук» для разгрома большевиков «железом и кровью». Правая часть Предпарламента (кадеты и др.) готова была предоставить правительству такую свободу. Но Керенскому была необходима санкция именно «левой» его части, санкция эсеров и меньшевиков, представляющих ВЦИК Советов. Поскольку вооруженных сил, готовых встать на сторону правительства, в самом Петрограде практически уже не имелось, последний шанс заключался в переброске в столицу карательных войск с фронта. Но было очевидно, что без согласия местных Советов и войсковых комитетов осуществить переброску не удастся.
Таким образом, «ультиматум» Керенского Предпарламенту был продиктован не только одним стремлением задрапироваться в борьбе с восстанием в «демократическую тогу», но и чисто практическими соображениями: получить скорейшую помощь с фронта.
Эсеро-меньшевистское руководство оказалось перед тяжелым выбором. Либо оно должно было выразить Керенскому доверие, что означало прямо расписаться в своей контрреволюционности, либо отказать ему в поддержке, что, безусловно, вело к поражению правительства и их собственной соглашательской политики, проводимой с дней Февраля. Выход, казалось, был найден в попытке перевести борьбу против восставших масс из сферы военной, вооруженной, как требовал Керенский, в сферу политическую. Выступивший лидер меньшевиков Ф. Дан (исполнявший в это время и обязанности председателя ВЦИК), осудив большевиков, в то же время заявил, что для победы над ними необходимо выбить у них почву из-под пог: разрешить главные вопросы революции, показав, что защиту интересов масс твердо берет на себя правительство. Лидер меньшевиков-интернационалистов Ю. Мартов развил эту мысль. Он говорил, что Временное правительство не может рассчитывать на поддержку, если наконец не реализует коренных требований народа. Должно быть сделано заявление, говорил Мартов, что Россия ведет политику немедленного мира, что земля будет передана земельным комитетам, что будет продолжена политика демократизации армии.
С правых скамей раздался возглас, обращенный к Мартову: «Министр иностранных дел будущего кабинета!» «Я близорук, — ответил Мартов, — и не вижу, говорит ли это министр будущего кабинета Корнилова!» Обмен этими ядовитыми репликами отражал суть разразившегося конфликта: страна шла либо к подлинно народному правительству, способному решить самые больные вопросы — вопросы о мире и земле, либо к корниловской диктатуре…
В конце концов на голосование было поставлено три проекта резолюции: кадетов и кооператоров, казачьей фракции и меньшевистско-эсеровский. Две первые резолюции были близки: они обещали правительству поддержку, требуя, чтобы «на этот раз никакого послабления большевикам не было». Меньшевистско-эсеровская резолюция отмечала, что почва для недовольства и выступления масс в большой мере создана «промедлением в проведении неотложных мер, и потому необходимы прежде всего немедленный декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов и решительное выступление но внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры». Резолюция предлагала создать для борьбы с «проявлениями анархии и погромного движения» Комитет общественного спасения, действующий в контакте с правительством.
Короче говоря, на «ультиматум» Керенского «левая» часть Предпарламента (и ВЦИК) ответила своим «ультиматумом», достаточно парадоксальным: контрреволюционному правительству предлагалось вести революционную политику. Трудно сказать, на что рассчитывали меньшевики и эсеры…
Началось голосование проектов резолюций: за резолюцию меньшевиков и эсеров было подано 123 голоса, против — 102 и воздержалось — 26 (народные социалисты и некоторые кооператоры). Впоследствии эмигрантские авторы, например П. Милюков, утверждали, что на этих 26 воздержавшихся во многом и лежит ответственность за «антиправительственную позицию» Предпарламента в критические дни. Если бы они поддержали тех, кто голосовал за поддержку
