Черные Вороны. Паутина - Ульяна Соболева

Я даже не сопротивлялась из моих глаз просто молча катились слезы. Я отползала от него, а он шел следом и бил. Поднимала к нему лицо, залитое слезами. В каждой слезе кусочек нашей любви. Это она …уплывает куда-то по моим щекам, под его рычание и мое понимание, что это конец…Да, я хорошо его знала. Я больше для него не маленькая девочка, не малыш. Я обычная шлюха, которую можно драть на части пока она не сдохнет. И он раздерет…каждый кусок меня. Раздерет и отымеет, помечая и предъявляя права, пока я буду корчиться в агонии. Живой я отсюда не выйду…а умолять пощадить не хочу.

Смотри мне в глаза, Макс, убивай и смотри. Видишь там тоже пусто? Видишь там свое отражение? Я уже не плачу потому что мне больно, я плачу потому что ты убиваешь мою безоговорочную, абсолютную любовь к тебе…это её ты сейчас унизительно поставил на колени и обрываешь ее бабочкам крылья. Она так кричит. Ты больше не слышишь ее? Она так громко кричит…Весь смысл моей жизни состоял в ней…когда ты убьешь её, что останется у меня? Что останется мне, Макс? Тогда убей нас обеих…Сегодня. Позже я пойму, что ты и пришел меня убивать.

Это не секс…это начало смертельной пытки, и я смотрела на это лицо, чувствовала его пальцы в своих волосах, захлебывалась и задыхалась от толчков его члена во рту и понимала, что больше эти руки никогда не прикоснуться ко мне, чтобы любить меня…они будут убивать. Изощренно, до дикости больно. Отправят меня в ад мучений. Он умеет сделать это так извращенно, что я превращусь в кусок сырого мяса… Если я выживу, Максим, если ты не убьешь меня сегодня… я никогда тебя не прощу.

И я видела в его глазах иную похоть, не ту, к которой привыкла, а безумие и жажду моей смерти и боли. Он мог бы убить меня за секунду, но этого слишком мало. Зверь хотел получить свою долю наслаждения перед тем как я умру и самое страшное, что оно не приходило. Он будет увеличивать дозу, он будет искать этот кайф, а до тех пор не убьет. А найдет ли? Возможно, я об этом никогда не узнаю. Да, я плакала. Громко, навзрыд, но не кричала. Пока не кричала. Пока не развернул на живот и не ворвался в мое тело. Жестоко. Грубо. Я не могла поверить, что тот, кто заставлял меня орать от наслаждения способен причинить мне такие адские муки. Он меня насиловал с такой жестокостью, так зверски, что мне казалось я слепну от боли. Полосовал хлыстом, вдирался в волосы, бил по лицу. Он что-то хрипло кричал, а я не слышала. Я просто хотела, чтобы это побыстрее закончилось.

Я ни о чем не просила, все что можно было попросить уже вымаливала раньше и понимание, и шанс…дать мне хотя бы один шанс оправдаться.

Но с таким судьей, как Макс, уже нет никаких шансов. Он же и есть Палач, и приговор вынесен, он просто приводит его в исполнение с какой-то чудовищной отсрочкой.

От боли я грызла губы и кусала запястья, от слез ничего не видела. От криков сорвала горло. Я только слышала его рычание, чувствовала толчки внутри своего тела и свист хлыста, которым полосовал мою спину. Жутко от того, что это же он мог это сделать иначе, жутко от того, что умел разогреть до невыносимого возбуждения…Что именно он опытный, чуткий любовник, умеющий дарить дичайшее наслаждение… сейчас изуверски насиловал мое тело и душу. Моментами мне казалось, что я умру от боли, потому что он не останавливался, ему не нужна была передышка, он убивал меня и растягивал это удовольствие на бесконечность…точнее он гнался за ним, но наверняка понимал, что, когда кончит — я уже буду мертва. Так быстро не входило в его планы. Я боялась открыть глаза и посмотреть…Боялась увидеть себя утопающую в собственной крови.

Он брал меня везде. Врывался в каждое отверстие в моем теле. Вертел, как как тряпичную куклу уже разодранную и изломанную.

Почти теряя сознание, вынырнула из марева боли от рывка за волосы. Я не слышала, что он говорит, только смотрела в обезумевшие глаза и больше не видела Макса, от него ничего не осталось, я видела зверя. Он хохотал мне в лицо и стало страшно…Впервые я его возненавидела.

Пнул в спину, опрокидывая на пол и вдавил голову в пол, продолжая вдалбливаться в мое тело, обездвиживая и разрывая изнутри.

— Шлюха Бакита, Ахмеда… и моя. Наша общая шлюха. Что такое? Тебе не нравится так? Не нравится настоящая боль? Давай покричи, как для них.

— Макс, — собственный голос похож на хриплый треск, еле шевеля разбитыми губами, — убей меня. Пожалуйста, — слезы опять потекли по щекам, смешиваясь с кровью, — убей меня. Ради…,- он слышал… я знаю, но продолжал вдалбливаться и бить, боль ослепляла, и я не могла уже нормально говорить, — ради того…что…было между нами…убей.

Я не хотела после этого выжить. Уже не хотела. Я слишком любила его, чтобы потом жить с этими воспоминаниями. Такое не забывают. Лучше смерть. Так лучше для нас обоих.

Я вдруг перестала чувствовать, есть, наверное, физический предел, когда человек перестает воспринимать реальность, утопая в диких мучениях. Морально Макс уже убил меня, растоптал и вытер ноги о мою душу. Я слышала собственные крики, я кашляла и захлебывалась слезами. Не могла вздохнуть, но и не хотела открывать глаза. Я боялась увидеть его и запомнить таким. Я боялась, что последнее что отразится в моих глазах будет его лицо, искаженное отвратительной похотью и безумной ненавистью ко мне. Я боялась увидеть на нем наслаждение от моей смерти. Я хотела где-то там… Очень глубоко, где наше счастье истекало моей кровью, верить, что ему жаль. Жаль нас. Только моя любовь умирала, а я все еще была жива. Я не хочу больше выныривать из мрака, там хорошо. Там темно и холодно. Там уже не страшно.

Последнее что я помню это собственный вопль дикой боли и нехватку кислорода. Его пальцы на моем горле сжимаются все сильнее.

— Я же любил тебя, сука… я так любил тебя…любил…любил, тварь. Слышишь? Я любил тебяяяя… — хриплым рыданием.

Я погружалась во тьму. Медленно, с мучительной агонией от каждого выныривания, раздираемая им на части, потому что он рвал меня везде, и облегчением от беспамятства, когда тьма накрывала с головой. Когда поняла, что больше не смогу открыть глаза, что еще одного вздоха не будет и я иду на дно, собрала все свои силы, чтобы очень тихо, едва шевеля губами прохрипеть:

— Не любил… Я дышала только тобой… а ты не умеешь. Не прощу…никогда…не прощу.

Глава 18

Я готов был сейчас благодарить хоть Бога, хоть самого черта за то, что наконец-то мы нашли хотя бы это подтверждение своим догадкам. След на простыне не соответствовал обуви Дарины. Это была не она! Не она! А ведь мы не зря не могли в это поверить… Нельзя так ошибаться, нельзя притворяться настолько искусно изо дня в день. Рисовать улыбку и изображать на своем лице вот это неподдельный восторг, а глаза наполнить блеском счастья. Я чувствовал себя так, словно мне дали наконец-то вдохнуть, и от глотка свежего воздуха вдруг закружилась голова. Настолько сильно, что пришлось даже присесть. Нас может сбить с ног не только потрясение, но и облегчение, когда тело, сжатое на протяжении длительного времени тисками напряжения, вдруг обмякло, избавившись от ненавистного плена.