Ночь для двоих - Томас Шерри

Более того, он предстанет перед судом, будет осужден и долгое время проведет в тюрьме. Может быть, его даже повесят. Тогда Элиссанда и тетя Рейчел будут свободны — полностью восхитительно свободны.

До нее не сразу дошли слова, сказанные ее мужем детективу.

— Разумеется, вы и ваши люди можете обыскать дом с подвала до самой крыши. Ты не возражаешь, дорогая?

— Прошу прошения?

— Такова цель визита детектива Невинсона. Это большая любезность с его стороны, поскольку в настоящее время, как я понимаю, ему не нужно наше разрешение, чтобы обыскать Хайгейт-Корт.

— Да-да, все правильно. Мы будем всецело сотрудничать с властями.

Невинсон поблагодарил хозяев и удалился.

Элиссанда едва сдержала крик восторга, вежливо прощаясь с детективом. Как только за ним закрылась дверь, она подпрыгнула, сжала супруга в объятиях и побежала наверх, утирая струившиеся по щекам счастливые слезы. Ей не терпелось сообщить тете Рейчел об избавлении.

Стивен Делани действительно занимался синтезом искусственных алмазов, что подтверждал целый ящик документов, присланных лордом Ярдли Холбруку. Впоследствии Вир прочитал лишь выборку из них.

Пока маркиз отсыпался после рома, Холбрук взломал код, которым было зашифровано досье Дугласа. Прошлой ночью, пользуясь указанием Холбрука, Вир расшифровал досье, текст которого оказался идентичным запасному лабораторному журналу Делани. (Очевидно, у Делани существовала строгая система, согласно которой он сам вносил записи в главный журнал, после чего его ассистент копировал записи в запасной журнал, хранившийся за пределами лаборатории.) Поэтому, несмотря на то, что Дуглас украл, а затем, скорее всего, уничтожил главный журнал Делани, существование дубликата неразрывно связывало Дугласа с исследованиями Делани.

Вероятно, чтобы закрепить эту связь, на полях досье Дугласа имелась надпись: «Не стоит разделываться с ублюдком раньше, чем я смогу воспроизвести процесс».

Этого было достаточно, чтобы арестовать и обвинить Дугласа. И достаточно, учитывая продолжающееся расследование других его преступлений и сильное давление со стороны лорда Ярдли (по просьбе Вира), чтобы негодяя не выпустили под залог.

Неожиданно маркиз почувствовал сильную усталость. В конце каждого расследования его всегда настигало глубокое, охватывающее все его существо утомление. Но сейчас он был даже более измотан, чем раньше. Не исключено, потому что как раз над его головой леди Вир—без преувеличения — прыгала от радости. Во всяком случае, маркиз решил, что глухие удары, сотрясавшие потолок, могли быть только прыжками.

Что ж, цель, к которой она стремилась в браке, достигнута. Она в безопасности и совершенно свободна. Ее тетя тоже. Через некоторое время Дуглас будет осужден, и тогда можно будет аннулировать этот брак.

Еще существовала возможность, по крайней мере, Виру хотелось бы в это верить, исправить то зло, которое она ему причинила. Когда их будет разделять время и расстояние, ее лицо и улыбка перестанут вторгаться в его фантазии, исполненные мира и покоя. Если же ему потребуется спутница на день или час, он ее легко найдет, а с ней — отдых и удовлетворение.

Эмоции, пробуждаемые в нем леди Вир, были слишком мрачными, слишком острыми, они лишали мужества и присутствия духа. Он не желал их. Маркиз не хотел разочарования, безудержной похоти или опасных стремлений, которые в нем пробуждала эта женщина. Он лишь хотел, чтобы все шло так же, как и раньше, до того, как их пути пересеклись. Тогда его внутренний мир был спокойным и умиротворенным, надежно изолированным от реалий жизни.

Если вдуматься, миссис Дуглас также уходила от реальности, используя опий.

Маркиз налил себе виски и выпил одним глотком.

Наверху Элиссанда снова подпрыгнула. Несомненно, она одновременно смеялась и выкрикивала что-то радостное. Впрочем, неудивительно. Ее кошмары закончились.

А его кошмары будут продолжаться.

* * *

— Позволь, я зачитаю отрывок из моего дневника от 12 апреля 1884 года, — сказала Анжелика. Она откашлялась и начала с выражением: — «На берегу быстрой речки я читала, а Фредди рисовал. Пенни беседовал о гностицизме и Никейском соборе с викарием, который тоже вышел на прогулку». — Она подняла глаза от тетрадки. — Боже мой, ты только вспомни, каким умным был Пенни!

— Я помню, — вздохнул Фредди.

Но он всегда вспоминал об этом с грустью.

— По крайней мере, он теперь счастлив в браке. Судя по всему, жена восхищается им.

— Меня это радует. Мне нравится, как она на него смотрит. В Пенни есть много хорошего.

Анжелика провела пальчиком по краю кожаного переплета тетради.

— Но? — подсказала она, не дождавшись продолжения.

Фредди растерянно улыбнулся. Эта женщина знает его даже слишком хорошо.

— Знаешь, я привык к мысли, что, если останусь старым холостяком, Пенни составит мне компанию.

— Я составлю тебе компанию, — сказала она. — Все будет совсем как в детстве, только зубов поменьше.

Неожиданно Фредди вспомнил другой случай с зубами.

— Помнишь, когда я случайно разбил любимые очки отца?

— Это когда я украла очки мамы, которые мы подложили ему, надеясь, что он не заметит разницы?

— Ну да. Мамы и Пенни не было дома, а я был ужасно перепуган, и ты предложила мне вырвать твои расшатавшиеся зубы, чтобы отвлечься от мыслей об очках.

— Да? — фыркнула Анжелика. — Этой части истории я не помню.

— У тебя уже выросли постоянные зубы, а молочные совершенно расшатались, но сами выпадать не желали и болтались, как сохнущее белье на веревке. Тебе все говорили, что нужно избавиться от старых зубов, но ты ничего не желала слушать.

— Точно! Вспомнила! Я на ночь заматывала рот шарфом, чтобы гувернантка не добралась до моих зубов, пока я сплю.

— Я был так удивлен, что ты позволила мне заняться зубами. Тем вечером мы выдернули четыре зуба. И я забыл о своих страхах по поводу очков.

Анжелика громко расхохоталась.

— Послушай, — продолжил Фредди, — дальше еще интереснее. Отец уронил очки твоей мамы и наступил на них раньше, чем заметил подмену. Это был один из немногих случаев, когда из-за моей неловкости ни у кого не было неприятностей.

— Что ж, одно я могу сказать тебе точно. Я не позволю тебе вырывать мои зубы, когда стану древней старухой.

Фредди поднял чашку с кофе в шутливом салюте.

— Понял. Принимается. И все равно я не откажусь от твоей компании, когда стану дряхлым стариком.

Анжелика подняла чашку в ответном приветствии. Она была воистину прелестна: ее глаза сверкали, губы изгибались в улыбке. И внезапно Фредди понял, что ему здорово повезло. Немногие счастливчики могут похвастать тем, что знают ее всю жизнь. Многие принимают то лучшее, что есть у них в жизни, как нечто само собой разумеющееся. Он никогда не осознавал, насколько зависит от Пенни, до тех пор, пока все не изменил несчастный случай. И он никогда не считал центральной роль, которую играла в его жизни дружба Анжелики, особенно в тяжелые годы, прошедшие под гнетом отца, до этого момента, когда он был переполнен чувствами, угрожавшими погубить эту дружбу.