Единственная - Норма Бейшир

Уже засыпая, Кейт с тревогой подумала — уже в который раз — о разговоре с Джорданом в библиотеке. Если Джордан снова спросит о Родди, что ответить?

«Я люблю его, не хочу его терять. И страшно этого боюсь», — Слоун посмотрела на часы: двадцать минут четвертого. Она так и не заснула в эту ночь: все перебирала в уме разговор с Кейт. Если теперь она еще и потеряет сон?..

Господи, она любит Джордана и любила все время, хотя порой не хотела ему этого показать. Она переживала за него, страдала из-за того, что не в силах ему помочь. Она потеряла ребенка и теперь… теряет Джордана.

Слоун встала и подошла к туалетному столику. Выдвинула верхний ящик, вытащила небольшой пузырек. Барбитурат! Ей прописали таблетки несколько лет назад, когда неожиданно расстроился сон. Слоун старалась пользоваться ими как можно реже, и пузырек был почти полон. Потом она достала коробочку амфитамина. Помнится, пару раз она воспользовалась этими таблетками — для поднятия тонуса.

И последнее лекарство — доктор Хаксли прописал ей дарвосетт: средство для снятия болей.

Как хорошо, что она все это сохранила.

Когда-то они были ей совершенно ни к чему, теперь пришло их время.

Джордан спал беспокойно — вертелся, стонал во сне. Переворачивая в который раз подушку, проснулся и сразу же подумал о Слоун. Может, она поняла наконец, как нелепо поступила, решив запереться от него в отдельной комнате? Внезапно Джордан услышал скрип двери и осторожные шаги: Слоун стояла на пороге в ночной рубашке. Джордан замер.

— Джордан! — прошептала Слоун своим нежным — прежним! — голосом.

— Да! Я проснулся.

— Можно мне войти?

Оба — один вежливее другого.

— Конечно!

Слоун вошла и закрыла за собой дверь. Джордан смотрел, как она движется к нему в темноте.

— Я люблю тебя, Джордан, я так тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, дорогая, — и я так соскучился по тебе, — Джордан принялся целовать лицо Слоун, но она отстранилась.

— Я буду тебе прежней женой… настоящей женой, но мне нужно какое-то время, чтобы…

— Тссс… Все нормально, и все будет замечательно, — прошептал он ей в самое ухо.

И оно действительно было прекрасно, это начало. А Джордан умел ждать.

Палм-Бич, февраль 1988

Джордан пришпорил коня и, подняв клюшку для удара «верняка», поскакал к мячу. Удар! Но мяч — странное дело! — полетел прямым ходом в офсайд. Джордан опустил клюшку, застыл на месте, растерянный и удрученный.

— Вот черт! — все бормотал потом Джордан, снимая шлем. Это был самый плохой удар за сегодняшнее утро.

А что тут, собственно, удивительного? Раньше Джордан часто думал об игре не только на поле, — и это приносило успех. Последние месяцы голова его постоянно была занята мыслями о Слоун, их отношениях. Думать о поло — на это не оставалось времени.

И вот опять Джордан вернулся мыслями к тому же. Слоун так переменилась с тех пор, как потеряла ребенка. После больницы Джордан надеялся, что все самое страшное уже позади, что скоро дела пойдут лучше, — сейчас он совсем не был уверен, что наступят лучшие дни.

Бывали моменты, когда Слоун не желала никого видеть, замыкалась в себе, вообще не вставала с постели. А то вдруг становилась как никогда веселой, шутила и смеялась, могла всю ночь протанцевать и набрасывалась на него в постели, как тигрица…

— Если бы твое положение не стало таким сложным, я бы подумала, что ты меня избегаешь! — С этими словами Надин вошла к Лэнсу и закрыла за собой дверь.

— С чего ты взяла, что я тебя избегаю? — равнодушно спросил Лэнс.

— Не знаю, показалось.

— Твой муж эксплуатирует меня вовсю.

— И я тоже! — Надин теребила нижние пуговицы на своей кофточке.

— Он тебе что-то рассказал?

— Конечно, — засмеялась Надин. — Я ведь его жена. Об этих делах не волнуйся, Лэнс.

Надин просунула свою узкую руку за пояс брюк Лэнса, двинулась вниз и сразу взялась за мягкий мужской член.

— Не волнуйся, дорогой, я обязательно поговорю с мужем, и мы все уладим. — Слова и жесты Надин означали только одно: «Твое место в команде и твой доход будут зависеть от любовной игры со мной».

— Я должен поблагодарить тебя, так?

Надин бесстыдно взглянула ему в глаза:

— Конечно, но не словами!

Лэнс поцеловал ее в губы: мол, все понял.

— Раздевайся скорей, крошка, сейчас устроим маленький театр, разговаривать будем потом.

Надин с готовностью повиновалась. И жизнь уже не казалась ей мрачной.

Слоун взяла с ночного столика пузырек и встряхнула его — пуст. «Вот, черт! Надо было проверить, сколько там оставалось таблеток, прежде чем уезжать из Нью-Йорка. Что теперь делать?»

Да полно, стоит ли паниковать? В Палм-Бич должен быть врач, который выпишет рецепт на амфитамин, и без лишних вопросов. Все-таки это не какая-нибудь дыра, а Палм-Бич — город, в котором хватает богатых красивых женщин, употребляющих подобные таблетки. Да, но как найти такого врача — не на улице же спрашивать?!

Если бы Адриена или Кейт были рядом… Но нет, таблетки ее секрет, она не скажет о них никому. Господи, а особенно — Джордану. Ее никто не поймет — даже он. Таблетки хоть как-то держат ее в форме. Барбитурат помогает справиться с ночью, амфитамин — очнуться от ночного тумана под утро.

Стук в дверь — Слоун быстро прошла в спальню и спрятала пузырек в ночной столик.

— Ну, как игра?

— Неважно, — протянул Джордан. — А почему ты здесь?

Слоун с удивлением посмотрела на Джордана.

— А почему я не должна быть здесь?

— Я удивлен, ведь ты сказала, что пойдешь с утра по магазинам. Сейчас уже два часа, — а ты все сидишь в ночной рубашке. Значит, ты никуда и не ходила?

— Не ходила, если это так для тебя важно.

— Ты не работала?

— Немножко, написала страниц пять.

— Кейт будет довольна.

Слоун согласно кивнула.

— Она будет довольна, когда я принесу ей все. Отдам это на перепечатку, а завтра попробую сделать двадцать пять страниц.

— Ты решительно настроена, я вижу, — заметил Джордан. — Надеюсь, что прилив энергии не иссякнет к вечеру, и ты не откажешься пойти со мной на банкет.

— Не откажусь. Только, надеюсь, мы не сядем с Хильерами за один стол?

— Увы, дорогая, он спонсор моей команды, Ян и Дасти должны прийти, а еще — Ирен и Сэм…

— А Лэнс? — неожиданно спросила Слоун.

— Лэнс? — У Джордана невольно изменился тон. — За него вообще нельзя теперь поручиться, за свои слова он не отвечает. Увидим его, — значит, явился собственной персоной. А где он вообще пребывает, в каком измерении, на какой планете — один Господь Бог знает.