Тропа барса - Петр Катериничев

— Ты, я слышал, меня искал? — Будак смотрел на Буню ненавидящим взглядом.

— Уже нашел! — Буня ринулся на Булдака со стремительностью выпущенной арбалетной стрелы. И — словно на стену налетел! Хлесткий звук, будто широкой доской хлопнули по металлическому настилу… В руке Булдака воронел пистолет; ствол слегка подрагивал…

— Допросился, сука?.. Получи! Получи!

Выстрелы грохотали один за другим… Буня приподнялся на носках и рухнул навзничь.

Все произошло невероятно быстро. Пацаны стояли, словно в столбняке, и тут…

— Не-е-ет! — Светка тигрицей ринулась на Булдака; он успел направить на нее ствол… Я оказалась еще быстрее: с шага прыгнула и в падении хлестнула ребром ладони по его руке… Палец нажал спусковой крючок, пуля ушла в землю, а Светка просто-напросто сбила здоровенного парня с ног, как ураган. Вцепилась ногтями в щеки Булдака так, что полетели лоскуты кожи, потом ткнула в глаза…

Наши пацаны ринулись на чужих. Молча, как волки. Меня кто-то, словно котенка, отшвырнул в сторону…

Дрались жестоко. Кто-то упал в грязь, зажимая ножевую рану, кому-то раздробили кастетом лицо…

Торговцы и покупатели сыпанули в стороны. Милиции, как всегда, не было, и вдруг…

Визг тормозов, хлопанье дверец…

Парни из внутренних войск выскакивали из кузовов машин. Дубинки со свистом рассекали воздух. Били всех: правых, виноватых, случайных… Были здесь и менты местного РОВД: они под сурдинку чистили палаточки, громя все и вся…

Я почувствовала, как меня схватили за шиворот, обернулась: меня цепко держал здоровенный ментяра… Я попыталась вырваться — куда там!

— А с этой что, Палыч? — спросил сержант милицейского старлея, красномордого, толстого, дубинкой он усердно и монотонно бил по голове какого-то невесть как попавшего в переделку кавказца.

— С этой?.. — Старлей глянул на меня, глазки лакомо блеснули. — Вези в клетку…

— Гоготнул:

— Там разберемся…

Я дернулась, пытаясь вырваться, обернулась и хватанула мента зубами за руку. От неожиданности он выпустил воротник, я рванулась бежать, но сержант подсек меня тяжеленным кованым ботинком, будто оглоблей по ногам двинул, и я рухнула подкошенно на землю. Он поднял меня за ворот, с маху впечатал пощечину громадной пятерней:

— Будешь брыкаться, стерва?!

В голове помутилось; я почувствовала кровь на губах; кровь текла из носа… А сержант добавил:

— Прибью!

Схватил меня в охапку, словно куль, поднес к милицейской машине, старой такой, допотопной, с маленькими зарешеченными оконцами, забросил внутрь и захлопнул дверцу. Кроме меня, там были еще четверо: трое молодых девчонок лет двадцати, видно, продавщиц из палаточек, и одна взрослая, лет тридцати, тетя.

Девки смолили сигарету за сигаретой. Все молчали.

Я придвинулась к оконцу, приподнялась на цыпочках. Служивые заканчивали работу.

Избитых, бесчувственных пацанов забрасывали в машины и увозили. Пятеро парней — Булдак, Буня и еще трое, мне незнакомых, лежали без движения. Подъехали легковушки, оттуда вываливались люди в штатском.

— Пошла писать губерния… Пять жмуриков… — прокомментировала старшая.

Куда делась Светка, я не заметила. Зато заметила, что ларьки разгромлены не все — только некоторые.

— Хорошие менты остановили кровопролитие и немножко побили плохих мальчиков, — снова сказала старшая. — Теперь все в одних руках.

— А в чьих? — спросила я довольно глупо.

— Видишь «Волгу» серую? И рядом рыло холеное… — Тетка обернулась на девок, прищурилась:

— Пардон, лицо.

— А кто это? — шепотом спросила я.

— Князек. Груздев.

Груздев… Вот, значит, как. Права Медвинская: Булдак — придурок. И ствол ведь он достал откуда-то… А сейчас лежит, затоптанный, и никто в этом не виноват…

Стихия…

Дверь распахнулась, к нам пинками загнали еще двоих девчонок, — Мент поганый! — огрызнулась одна, отбив руки сержанта, когда он облапил ее попу, «помогая» залезть в машину.

— Ну ты договорилась, паскуда! Приедем в управу, там ты у меня по-другому запоешь! Лично займусь! — с нехорошей ухмылкой пообещал той сержант и захлопнул дверцу.

Машина завелась и тронулась, переваливаясь на колдобинах, как беременная утка.

Не к случаю ругнувшаяся девчонка закаменела лицом. Тут ее товарка еще и подначила:

— Дура ты, Танеева! Чего мента материть? Кусок, он кусок и есть! А теперь — отыгрываться начнет на всех!

— Да? — огрызнулась та досадливо. — А может, мне нужно было еще и подмахнуть ему, козлу меднолобому?

— И чего ты добилась? Только разозлила…

— Да пошла ты! — Распаленная Танеева оглядела нас, остановила на мне взгляд:

— А это что за ребенок? Ей в куклы играть впору, а не в «воронке» разъезжать…

— Детдомовская, видно, — подала голос другая. — Из-за них, недоносков, весь сыр-бор и заварился. Они, видите ли, с малахаевскими пришли разбираться. Синуса решили укоротить…

— Ну, Синуса укоротить давно пора было… — сказала какая-то маленькая толстушка.

— Да?! Теперь из-за этих ублюдков нас всех и подмели. Хорошо еще, если подержат да и отпустят… Только верится в это слабо… Ты что, Палыча не знаешь? Или дело катать начнет, или — раздвигай, подружка, ножки…

— Не имеют права.

— Ха-ха… Право… Забудь это слово, пончик! Прав тот, у кого сила! Еще сама ему и брюки рассупонишь!..

— А может, этой детдомовке морду набить? Чтобы не подставляла всех!

— А ну, заткнитесь все! — прикрикнула на них самая старшая. — Дуры вы, дуры и есть! Вы чего думаете, это менты на драку таким кагалом слетелись? Да пасли они… Загодя пасли… А как драка началась, так и высыпали, что тараканы, из всех щелей…

— Ты чего, думаешь, они нарочно? Подзавели детдомовских, малахаевских, а сами…

— А то…

— Да у Палыча или у начальника ихнего, Карташева, на это мозгов не хватит!

— Зато у Груздя хватит, — подала голос до того молчавшая девчонка, очень хорошенькая зеленоглазая шатенка. — Здесь вся милиция под ним пляшет!

— А ну, хватит языком молотить! — рявкнула на нее старшая, и та разом затихла.

Дальше ехали в полном молчании. Минут через десять машина остановилась, в проеме растворенной двери под явилась довольная красная физиономия старлея Палыча.

— Вытряхивайтесь, мочалки. Разбираться с вами будем. — Два сержанта, тот, что схватил меня, и другой, стоял по бокам.

— Куда их, Василь Палыч? В клетку?

— Место в клетке еще заслужить надо. Веди в вытрезвитель.

Глава 31

Нас затолкали в бывшую вытрезвительскую «спальню»: раньше здесь на крытых клеенкой вонючих топчанах отмокало пьющее население. Вытрезвитель уже не работал — в связи с демократией пить стали много, но с пьяниц теперь никакого навара: очереди на квартиру нет, лишить премии или там еще чего — тоже нельзя, а штраф с них взять — это как шерсти начесать с болотных лягушек.

Собственно, Палыч раньше и правил «трезвиловкой», в период борьбы со «змеем» стал чуть не вторым человеком в городе после первого секретаря райкома: подловить с запашком мог любого начальника, и пожалуйста — показательное лишение должности, партбилета и прочего… Нормальные менты Палыча презирали.

Вытрезвитель стоял на отшибе, за забором, метрах в восьмистах от здания, и подъезд у него был свой, отдельный. А Палыч теперь действительно «танцевал» под Груздевым; бывшего начальника РОВД убрали еще в девяносто первом, в милиции демократил какой-то выдвиженец, постепенно отправил «старичков» на пенсию, набрал своих людей… А Палыч прижился. Славен он был всякими «забавами» еще в бытность свою трезвенным начальником, но сильно буреть опасался; впрочем, менты и тогда свою грязь не шибко старались из избы выносить, а теперь и подавно.

Палыч же в «новое время» почувствовал себя если и не князьком, как Груздев, то первым холопом знатного барина… А у барского холопа, известно, и рука тяжелее, и хлебальник пошире, и безобразит он так, что куда там барину…

Все это нам обстоятельно рассказала та самая, старшая, Даша Строганова.

— Ну, девки, мы влетели… — вздохнув, закончила она.

— С чего это? — не согласилась Танеева. — Нас просто под сурдинку сгребли.

Сейчас пацанов — полная клетка. Тут большого ума не надо догадаться: видать, Груздев решил под себя рынок подгрести полностью. Чьи ларьки громили? Исы Баслаева и Ахмедки. Другие не трогали. Ну а заодно со всем рэкетом порешили.

Вон, — Танеева кивнула на меня, — и детдомовских прибрали, и малахаевских, Синусовых. А мы девки ларьковые, нам все одно, на кого работать: торговка, она торговка и есть. Нам что до ихних разборок? Подержат до вечера или там до утра — и отпустят.

— Угу… Жди…

Дверь распахнулась, на пороге появился Палыч собственной персоной. Морда еще больше раскраснелась; от него явственно разило спиртным. Оглядел нас, лакомо чмокнул сальными губами. Глянул на долговязого сержанта: