Прислуга - Кэтрин Стокетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднимаю ее на ноги, но мисс Селия, поскользнувшись в луже крови, хватается за край унитаза, пытаясь удержаться.
— Оставьте меня… я здесь…
— Ладно, — соглашаюсь я, отступая обратно в спальню. — Доктор Тейт скоро приедет. Ему позвонили домой.
— Побудьте со мной, Минни? Пожалуйста…
Но от унитаза исходит кошмарный теплый запах. Поколебавшись, я пристраиваюсь на пороге — наполовину в ванной, наполовину в спальне. Пахнет сырым мясом, размороженным гамбургером. Разобравшись, что к чему, впадаю в панику.
— Пойдемте-ка отсюда, мисс Селия. Вам нужен свежий воздух.
— Я не могу, кровь останется на ковре… Джонни увидит. — Вены на руках мисс Селии кажутся черными под тонкой кожей. Лицо все бледнее.
— Что-то вы неважно выглядите. Выпейте-ка еще кока-колы.
Она делает глоток, вздыхает.
— Ох, Минни…
— Как давно у вас кровотечение?
— С утра, — отвечает она и начинает плакать, прикрыв локтем лицо.
— Успокойтесь, все будет хорошо.
Голос мой звучит уверенно, спокойно, но сердце при этом бешено колотится. Ну да, доктор Тейт приедет и поможет мисс Селии, но как быть с этой штукой в унитазе? Что мне с ней делать, просто смыть? А если застрянет в трубах? Нужно вынуть оттуда. Господи, как я буду это делать?
— Так много крови, — стонет она, привалившись ко мне. — Почему в этот раз так много крови?
Приподняв голову, краешком глаза кошусь на унитаз. Но тут же поспешно отвожу взгляд.
— Джонни не должен это видеть. Боже… который час?
— Без пяти три. Еще есть время.
— А что нам делать с этим?
Нам. Господь меня простит, но я не желаю иметь ничего общего с «этим».
Прикрыв глаза, произношу:
— Думаю, одна из нас должна вытащить это.
Мисс Селия поворачивает ко мне зареванное лицо:
— И куда деть?
— Наверное… — отвожу взгляд, — в помойное ведро.
— Пожалуйста, сделайте это. — И прячет голову в коленях, будто ей стыдно.
Никаких больше «мы». Теперь, значит, вы сделайте это. Вы выловите из унитаза моего мертвого ребенка.
А какой у меня выбор?
Слышу собственное жалобное поскуливание. Моя толстая задница словно прикипела к кафельному полу. С ворчанием приподнимаюсь, пытаюсь рассуждать спокойно. Бывало ведь и хуже, верно? Ничего, правда, в голову не приходит, но ведь должно же быть что-то хуже.
— Пожалуйста, — хнычет мисс Селия. — Я не могу… больше смотреть на это.
— Ладно. — Деловито киваю, будто знаю, что надо. — Я позабочусь об этом.
Так, будем практичны. Куда положу, понятно — в белое пластиковое ведерко рядом с унитазом. Потом просто выброшу. Но чем я это достану из унитаза? Руками?
А может, стоит подождать? Может… может, доктор захочет забрать это с собой! Проверим. Если удастся отвлечь мисс Селию на несколько минут, возможно, и не придется возиться с этой штукой.
— Через минутку займемся, — бодро уверяю я. — Какой срок у вас был? — Подбираюсь поближе к унитазу, не умолкая ни на миг.
— Пять месяцев?.. Не знаю. — Мисс Селия прячет лицо в полотенце. — Я принимала душ и вдруг почувствовала, как что-то тянет внизу, больно. Я присела на унитаз, а оно и выскользнуло. Как будто хотело выбраться наружу, сбежать. — И она опять рыдает, сотрясаясь всем телом.
Я осторожно опускаю крышку унитаза и усаживаюсь на пол.
— Как будто лучше умереть, чем задержаться во мне на лишнюю секунду.
— Вы же понимаете, это Божий промысел. Что-то внутри вас пошло не так, и природа все решила. В следующий раз все получится. — Но тут я вспоминаю про бутылки и чувствую, как злость начинает закипать.
— Это и был… следующий раз.
— Господи помилуй.
— Мы поженились, потому что я забеременела, — говорит мисс Селия, — но… тоже выскользнуло.
Не могу больше терпеть.
— Так какого черта вы пьете? Знаете же, что никакой ребенок не удержится, если вливать в себя по пинте виски!
— Виски?
Ой, умоляю. Видеть не могу этот невинный «какое виски?» взгляд. Хорошо хоть не так ужасно пахнет, когда крышка унитаза закрыта. Когда уже этот чертов доктор явится?
— Вы подумали, что я… — Она печально качает головой. — Это специальная микстура, для поддержания беременности. От индейцев чоктау, из округа Фелициана…
— Чоктау? — растерянно моргаю я. Да она еще глупее, чем я представляла. — Этим индейцам нельзя доверять. Вы что, не знаете, мы же отравили их кукурузные поля. Что, если они в отместку пытаются отравить вас?
— Доктор Тейт сказал, это просто патока и вода, — плачет она в полотенце. — Но я должна была попытаться. Должна была.
Да уж. Удивительно, но как же мне вдруг стало легко, все тело сразу расслабилось.
— Мисс Селия, придет и ваш черед. Поверьте, я знаю, у меня пятеро детей.
— Но Джонни хочет детей сейчас. Ох, Минни, — качает она головой, — что он со мной сделает?
— Переживет он это, вот что. И забудет всех неудавшихся детей, потому что мужики — они такие. И будет надеяться на следующих.
— Про этого он даже не знает. И про предыдущего.
— Вы же сказали, что поженились из-за этого.
— То был первый раз. — тяжело вздыхает мисс Селия. — А этот уже… четвертый.
Она успокаивается, а мне нечего сказать ей в ответ. И мы просто молчим, недоумевая, почему мир так устроен.
— Я думала, — шепчет она, — что если побольше лежать, если приглашу кого-нибудь заниматься домом и кухней, может, сумею сохранить этого. — И опять слезы. — Я так хотела, чтобы этот малыш был похож на Джонни.
— Мистер Джонни очень красивый мужчина. И волосы такие хорошие…
Мисс Селия удивленно опускает полотенце.
Я всплескиваю руками, внезапно поняв, что натворила. Бормочу:
— Мне нужно подышать свежим воздухом, жарко здесь.
— Откуда вы знаете…
Надо бы соврать, но никак не могу придумать что, поэтому просто сознаюсь:
— Мистер Джонни однажды пришел домой и обнаружил меня.
— Что?
— Да, мэм. Он не велел вам рассказывать, чтобы вы думали, что он гордится вами. Он так вас любит, мисс Селия. По лицу видно, как сильно любит.
— Но… как давно он знает?
— Несколько… месяцев.
— Месяцев? Он… он огорчился, что я солгала ему?
— Да нет же! Он даже звонил мне потом домой, чтобы я даже не думала увольняться. Говорит, боится умереть с голоду, если я уйду.
— Ох. Минни, — всхлипывает она, — простите. Простите меня за все.
— Да ладно, в моей жизни бывало и похуже.
Например, синие волосы. Ланч на морозе. А теперь еще и это. В унитазе все еще лежит ребенок, с которым кто-нибудь должен что-то сделать.
— Я не знаю, как мне быть, Минни.
— Доктор Тейт сказал, продолжать попытки, значит, надо продолжать попытки.
— Он кричит на меня. Говорит, что я теряю время, валяясь в кровати. Он такой гадкий, ужасный человек. Я больше не могу. — Она прижимает полотенце к глазам. И чем горше плачет, тем бледнее становится.
Пытаюсь влить в нее еще несколько глотков кока-колы, но она отказывается. С трудом поднимает руку, чтобы отмахнуться от меня.
— Мне… дурно. Я…
Хватаю ведерко, подставляю, смотрю, как мисс Селию рвет. А потом чувствую что-то влажное. Опускаю глаза — кровь льется так сильно, что дотекло уже до места, где я сижу. С каждым рвотным позывом кровь прямо выплескивается из нее. Она потеряла уже больше, чем может выдержать человек.
— Ну-ка, сядьте, мисс Селия! Дышите, живо, — командую я, но она лишь обессиленно падает на меня.
— Нет уж, вы не собираетесь отдавать концы, ну-ка!
Пытаюсь удержать ее, но она вся обмякла, а у меня в глазах слезы. Чертов доктор уже должен быть здесь. Он должен был прислать «скорую помощь». За двадцать пять лет, что я прибираюсь в чужих домах, мне никто никогда не объяснял, что делать, если ваша белая хозяйка помирает у вас на руках.
— Мисс Селия, очнитесь! — ору я, но она лежит рядом неподвижным белым комом, и мне остается только сидеть, дрожать и ждать.
Проходит очень много минут, прежде чем раздается звонок в дверь. Аккуратно опускаю голову мисс Селии на полотенце, снимаю туфли, чтобы не оставлять кровавых следов по всему дому, и несусь к двери.
— Она отходит! — с порога сообщаю доктору, а медсестра спешит за мной в спальню, как будто знает дорогу, достает нюхательную соль, сует под нос мисс Селии, та встряхивает головой, тихонько всхлипывает и открывает глаза.
Сестра помогает мне освободить мисс Селию от окровавленного халата. Глаза у нее открыты, но бедняжка едва держится на ногах. Застилаю кровать старыми полотенцами, и мы укладываем ее в постель. Иду в кухню, где доктор Тейт моет руки.
— Она в спальне, — говорю ему. Не в кухне, ты, жаба.
Ему за пятьдесят, доктору Тейту, он выше меня на добрых полтора фута. Кожа у него очень белая и лицо такое длинное, вытянутое, — никаких чувств на нем.