Веер молодости - В. Маркова

– Конечно, я с удовольствием отдам свою печень. У меня их много. Неужели же я пожалею одну или две печенки, да еще для кого? Для дочки морского дракона! Не такая я обезьяна, чтобы жалеть. Но отчего же ты не сказала мне этого сразу? Ведь я, как нарочно, оставила все свои печени дома.

– Как – оставила?

– Да так и оставила! Утром я их выстирала и повесила на дерево сушить. Печени надо раз я неделю стирать, а то они делаются грязные.

«Вот беда! – подумала медуза. – Хорошо еще, что я вовремя ее спросила».

– Эй, ты! – сказала она обезьяне.. – Чего же я тебя даром везу? На что ты мне без печени?

– Верно, – ответила обезьяна. – Давай вернемся на остров за печенью.

– А ты правду говоришь? Они и в самой деле висят там на дереве?

– Вот увидишь! У меня там есть одна очень хорошая, жирная печень.

– Так ты ее и возьми, самую жирную. Хорошо.

– Непременно. Только поскорей довези меня до берега!

Медуза повернулась и поплыла обратно к острову.

Как только она очутилась у берега, обезьяна спрыгнула с ее спины на землю, в два скачка добралась до дерева и ухватилась за нижнюю ветку руками я ногами.

– Что же ты так долго? – позвала ее медуза. – Скорей! Мы и так потеряли много времени.

А обезьяна взобралась на самую верхушку дерева я показала медузе язык.

– Невежа! – рассердилась медуза. – Слезай скорей!

– И не подумаю! Спасибо за прогулку. Больше я на тебе не поеду.

– А печень? Как же я без нее останусь? – заплакала медуза.

– Как ты без нее останешься, мне все равно. А вот я без нее не хочу оставаться. Ты думаешь, мои печени я в самом деле висят на дереве? Нет, у меня всего одна печень, и та у меня внутри, где ей и полагается быть.

– Так ты, значит, меня обманула? – рассердилась медуза. – Ведь это же бессовестно! Я на тебя пожалуюсь морскому дракону.

– Не боюсь я твоего морского дракона. А если тебе уж так хочется получить мою печень, полезай ко мне на дерево сама. У тебя ведь четыре ноги.

Но лазить по деревьям медуза не умела.

– Послушай, – сказала она тогда, – а как же дворец морского дракона? Ты ведь собиралась на него посмотреть. А каштаны на соснах?

– Не нужны мне твои каштаны на соснах. Я люблю только каштаны с каштанов, – ответила обезьяна.

Так и пришлось глупой медузе возвращаться ни с чем. Она опять поплыла по волнам далеко-далеко на север, домой. И опять дорога показалась ей короткой: она все время думала. Думала теперь она о том, отчего это обезьяна больше не хочет поглядеть на подводное царство.

А дома ее уже три дня ожидал дракон и все его подданные.

– Где же обезьяна? – закричали рыбы, как только увидели медузу.

– На дереве, – печально ответила медуза. – Сначала я ее обманула, а потом она меня. Я ей рассказала, что у нас на соснах растут каштаны. Обезьяне это понравилось. Она уселась ко мне на спину, и я ее повезла. Но потом по дороге обезьяна вспомнила, что оставила свою печень дома, и нам пришлось вернуться на остров. А на самом деле обезьяна меня обманула: печень была у нее с собой. Ей просто не хотелось ехать к нам в подводное царство. Она думает, что каштаны на соснах не сладкие.

Морской дракон послушал-послушал медузу, потом ударил хвостом по дну и закричал:

– Бейте ее изо всей силы! Так бейте, чтобы все кости из нее выколотить! Такая дура и без костей проживет.

Били медузу, били, били ее, били – и вправду все кости из нее выбили.

С тех пор медуза и осталась без костей. И колышется она на волнах, как мягкий зыбкий комок.

На что дураку кости?

Перевод и обработка Н. Фельдман.

ДВЕ ЛЯГУШКИ

Давным-давно, когда город Киото еще был столицей Японии, жила в Киото лягушка. Жила она не где-нибудь, а при храме, в маленьком полувысохшем колодце во дворце.

Хорошо ей там было: дно мягкое, липкое, сырое.

Но вот наступило жаркое лето. Такое жаркое, что все кругом повысохло – лужи, канавы, ручьи. И старый колодец, конечно, тоже совсем пересох.

Дно потрескалось, стало сухое и твердое. Даже не верилось, что в колодце сидишь.

«Придется переезжать! – подумала бедная лягушка. – Но куда же? Поблизости все кругом высохло. Пойду-ка я в город Осака. Осака, говорят, у моря, а я моря никогда не видела. Хоть погляжу, какое оно!»

Выбралась лягушка из колодца и тихонько поскакала по дороге в город Осака.

А в городе Осака жила другая лягушка. В большом круглом пруду ей жилось привольно. Она зарывалась с головой в мягкий ил или плавала в мутной воде среди качающихся водорослей, а в солнечный день грелась на теплом гладком камне.

Но и в Осака тоже стало очень жарко. Там тоже высохли и канавы, и ручьи, и пруды. Высох и тот круглый пруд, в котором жила лягушка. Дно совсем обмелело. Всю жизнь жила лягушка в пруду и вдруг очутилась на суше – ни воды, ни ила, одна сухая пыль.

«В Осака засуха! – подумала лягушка. – Надо куда-нибудь перебираться. Пойду-ка я в город Киото. Киото, говорят, столица Японии. Заодно посмотрю на столичные дворцы и храмы».

Подумала так лягушка и поскакала не спеша по дороге в Киото.

И случилось так, что обе лягушки отправились в путь в один и тот же день и даже один и тот же час – рано утром. Одна поскакала из Киото в Осака. Другая из Осака в Киото. Скакали лягушки не торопясь: скок – и посидят, скок – и посидят. И так как вышли они в путь в одно и то же время и каждая из них скакала не быстрее и не медленнее другой, то, значит, и встретиться они должны были как раз посередине дороги.

А как раз посередине дороги между Осака и Киото стоит гора Тэнодзан. Вот лягушки прискакали к этой горе, отдохнули немного и стали потихоньку взбираться вверх по склону. Взбирались они, конечно, очень медленно, потому что не привыкли скакать по горам. Пыхтя и надуваясь, лезли они все выше и выше. Друг друга они еще не видели, потому что между ними была гора. Наконец лягушки добрались до самой вершины. Тут-то они столкнулись головами.

– Вот так так! – сказала киотоская лягушка.

– Вот так так! – сказала осакская лягушка.

– Я лягушка из Киото и скачу в Осака. А вы? – спросила киотоская лягушка.

– Я лягушка из Осака и скачу в Киото. У нас в Осака такая засуха!

– В Осака засуха? В Осака засуха? – всполошилась киотоская лягушка. – Как и в Киото? Как и в Киото?

– А разве в Киото тоже жарко?

– Как же, как же! У нас в Киото не то что лужи, а даже и колодцы пересохли.

– Значит, незачем нам и скакать дальше, – печально сказала осакская лягушка. – Если у вас засуха и у нас засуха, так уж лучше погибать у себя дома.

Лягушки замолчали и задумались. Обидно возвращаться с полдороги!

Думали они, думали и решили друг друга проверить. Мало ли что тебе наговорят прохожие!

– Я вот что думаю, – сказала киотоская лягушка. – Уж если я взобралась на этакую гору, так хоть погляжу отсюда на город Осака. Ведь с горы, должно быть, можно увидеть и море.

– Вот это хорошо придумано! – сказала осакская лягушка. – Посмотрю-ка и я с вершины горы. Ведь отсюда, пожалуй, можно увидеть и дворцы и храмы города Киото.

Обе лягушки поднялись на задние лапки, вытянулись во весь свой лягушечий рост, выкатили свои лягушечьи глаза и стали глядеть вдаль.

Смотрели, смотрели, и вдруг киотоская лягушка шлепнулась на землю и сердито сказала:

– Да что же это такое? Ничего нового, ничего интересного! Точь-в-точь наш Киото! Все говорят: море, море! А никакого моря я в Осака не вижу.

И осакская лягушка тоже рассердилась:

– Что же это такое! Какая же это столица! Точь-в-точь наш Осака. Я-то думала увидеть столичные дворцы и храмы. А на самом деле ничего там нет интересного, все как у нас.

– Ну, если так, надо возвращаться в Киото! – сказала киотоская лягушка. – Будем ждать дождя дома.

– Ну, если так, надо возвращаться в Осака! – сказала осакская лягушка. – Если пойдет дождь, и дома мокро будет.

Лягушки простились, повернули каждая в свою сторону и зашлепали вниз по горе. И как только скакнули разок-другой, так и потеряли друг друга из виду, потому что между ними снова поднялась острая вершина горы.

Тем все и кончилось: киотоская лягушка вернулась в Киото, а осакская лягушка – в Осака. И до конца своей жизни думали они, что город Киото как две капли воды похож на город Осака, а город Осака – на город Киото.

Но только это неверно. Совсем не похожи эти города.

Так в чем же дело?

А в том, что киотоская лягушка видела вовсе не Осака, а свой родной Киото, а осакская лягушка видела вовсе не Киото, а Осака.

Ведь у лягушек глаза на макушке. И поэтому, когда они стали на задние лапки и задрали головы кверху, то глаза у них оказались сзади.

Вот они н смотрели не вперед, а назад: каждая лягушка смотрела туда, откуда пришла.

Только сами они об этом не знали.

И вот осакская лягушка вернулась в Осака, в свой пруд, и грустно сказала своим лягушатам:

– Что Осака, что Киото – все одно болото!