Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943 - Геннадий Леонтьевич Соболев

в районе Автово, дирижировали контрбатарейщики. В зале звучали мелодии музыки, а на передовой, сливаясь в своеобразную симфонию, гремели залпы наших орудий. Это артиллеристы – контрбатарейщики – обеспечивали исполнение Седьмой симфонии»[227].

Первое исполнение Седьмой симфонии Д.Д.Шостаковича в Ленинграде транслировалось по радио. Перед его началом в эфире прозвучало дикторское вступление, текст которого сохранился для истории: «Товарищи! – обращался диктор к огромной аудитории. – В культурной жизни нашего города сегодня большое событие. Через несколько минут вы услышите впервые исполняемую в Ленинграде Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича – нашего выдающегося земляка. Он писал это замечательное произведение здесь, в нашем городе, в дни Отечественной войны, в дни, когда враг рвался в Ленинград, когда фашистские мерзавцы обрушивали на наш город бомбы, снаряды, когда немцы кричали на всех европейских перекрестках, что дни Ленинграда сочтены. Дмитрий Шостакович написал симфонию, которая зовет на борьбу и утверждает веру в победу. Само исполнение Седьмой симфонии в осажденном Ленинграде – свидетельство неистребимого патриотического духа ленинградцев, их стойкости, их веры в победу, их готовности до последней капли крови бороться и завоевать победу над врагом. Слушайте, товарищи. Сейчас будет включен зал, откуда будет исполняться Седьмая симфония Шостаковича»[228].

Предоставим слово Ольге Берггольц, мечтавшей в январе 1942 г. вместе со своими коллегами по Радиокомитету об исполнении Седьмой симфонии в блокированном и замерзающем Ленинграде: «И вот 9 августа 1942 года после долгого запустения ярко, празднично озарился белоколонный зал Филармонии и до отказа наполнился ленинградцами. На сцену вышли музыканты. Огромная эстрада Филармонии была тесно заполнена – за пультами сидел сводный городской оркестр. Здесь было ядро его – музыканты Радиокомитета артисты И.Ясиневский, потушивший первую “зажигалку” на крыше Радиокомитета, начальник пожарного звена скрипач А. Прессер, музыканты А. Сафонов и Е. Шах, рывшие окопы близ Пулкова; здесь сидели музыканты в армейских гимнастерках и флотских бушлатах… За дирижерский пульт встал Карл Ильич Элиасберг, – он был во фраке, как и полагается дирижеру, и фрак висел на нем, как на вешалке, – так он исхудал за зиму… Мгновение полной полной тишины, и вот – началась музыка. И мы с первых тактов узнали в ней себя и весь свой путь, всю уже тогда легендарную эпопею Ленинграда…»[229].

«Не мне судить об успехе того памятного концерта, – вспоминал впоследствии К. И. Элиасбрег. – Скажу только, что с таким воодушевлением мы не играли еще никогда. В этом нет ничего удивительного: величественная тема Родины, на которую находит зловещая тень нашествия, патетический реквием в честь павших героев – все это было близко, дорого каждому оркестранту, каждому, кто слушал нас в тот вечер. И когда переполненный зал взорвался аплодисментами, мне показалось, что я снова в мирном Ленинграде, что самая жестокая из всех войн, когда-либо бушевавших на планете, уже позади, что силы разума, добра и человечности победили»[230].

Далеко не всем любителям и ценителям творчества Д.Д. Шостаковича удалось 9 августа 1942 г. попасть на желанный концерт, например, научному сотруднику Публичной библиотеки, известному историку-медиевисту В. С. Люблинскому, не успевшему «достать полностью расхватанных билетов». Он признавался, что ему «хватит терпения дождаться следующих исполнений», но ему «было бы бесконечно любопытно присутствовать на премьере, как на событии, увидеть нынешний “цвет общества”, запомнить момент; ведь в любом серьезном романе о Ленинграде эпохи блокады этот вечер должен был бы найти место в цепи таких дат, как начало войны, как последние дни перед началом осады. Как дым первых бомбежек…»[231]. Инженер

7-й ГЭС И. Д. Зеленская записала 10 августа 1942 г. в своем дневнике: «Вчера, когда я ходила по городу, это чувство нереальности реального охватило меня с невероятной силой, даже голова задурманилась. Я пыталась попасть в Филармонию на первое исполнение 7-й симфонии Шостаковича, и, может оттуда, из этого знакомого белого вестибюля, от знакомых слов – на сегодня все билеты проданы – и родилось это чувство. Я как будто была даже довольна, что билеты все продаются, как в мирное время»[232].

Нельзя не упомянуть и о малоизвестном факте из культурной жизни города-фронта: 14 августа 1942 г. один из зачинателей снайперского движения на Ленинградском фронте Герой Советского Союза Владимир Пчелинцев был командирован на Международный студенческий конгресс, который состоялся в Соединенных Штатах Америки. В. Пчелинцев имел все основания участвовать в этом конгрессе, поскольку ушел на фронт в первые дни войны из Ленинградского Горного института. Однако президент США Ф. Рузвельт принял его в первую очередь как участника обороны Ленинграда, уничтожившего при его защите 150 фашистских солдат[233].

Свои итоги августа 1942 г. подводило УНКВД по Ленинграду в спецсообщении, адресованном А. А. Жданову, Л. А. Говорову, А. А. Кузнецову, Т. Ф. Штыкову. В нем впервые отсутствовал основной и непременный пункт предыдущих сообщений – о том, что продовольственные карточки населению отоварены полностью, а перебоев в снабжении населения не было. Оно и понятно: ведь на этот раз спец-сообщение было адресовано только главным лицам Ленинграда, которые отвечали за продовольственное снабжение города. Зато органы записей актов гражданского состояния были в ведении НКВД, и его ленинградское отделение теперь монопольно владело более или менее точной статистикой смертности в блокированном Ленинграде, за исключением периода зимы 1941–1942 г., когда сколько-нибудь точный учет погибших от голода ленинградцев был невозможен. В спецсообщении за август обращалось главное внимание на снижение смертности в Ленинграде в 2 раза по сравнению с июлем 1942 г. (в августе скончалось 8959 человек)[234]. В этом сообщении также впервые отсутствовали данные о скончавшихся жителях прямо на улицах города. Кроме того, руководство УНКВД информировало власти о том, что «за последнее время среди населения города увеличились высказывания, выражающие недовольство работой столовых и магазинов», и приводило наиболее характерные высказывания. Только за последние 10 дней августа 1942 г. было зарегистрировано 10 820 таких сообщений и высказываний, т. е. 1 сообщение на 70 жителей города[235]. Подобные высказывания встречаются и в блокадных дневниках. «На лечебном питании погано, – читаем в одном из них запись за 9 августа 1942 г. – Мясо подают нерегулярно. Все невкусно. Обман и обвес. Скандалы с администрацией. Заботы о деле питания не чувствуется…»[236]. Все эти жалобы на плохую работу столовых и магазинов свидетельствовали о том, что ленинградское руководство за первоочередными заботами по превращению Ленинграда в военный город стало меньше уделять внимания организации питания населения, без чего нельзя было победить голод окончательно. Известная театральная деятельница Л. В. Шапорина, получавшая продовольственную карточку 2-й категории, записала в дневнике 31 августа 1942 г.: «Давно не было мне так плохо, как сегодня утром. Голова