Цирк проклятых - Лорел Гамильтон

Стены были в синих и золотых обоях. Горел огромный камин, и тени от него танцевали по комнате. В углу комнаты стоял Жан-Клод, залитый оранжевыми и черными тенями. Он был одет в ту же рубашку, что и в последний раз, полупрозрачную на груди.

Он подошел ко мне, и отблески огня танцевали в его волосах, на лице, сияли в глазах.

– Почему вы в этих снах никогда не наденете на меня нормальной одежды?

Он остановился:

– Вам не нравится этот капот?

– Ни хрена он мне не нравится!

Он чуть улыбнулся:

– Вы всегда умеете выбирать выражения, ma petite.

– Черт возьми, перестаньте меня так называть!

– Как хотите, Анита.

В том, как он это произнес, было что-то, что мне совсем не понравилось.

– Что вы задумали, Жан-Клод?

Он стоял рядом с кроватью и расстегивал верхнюю пуговицу у себя на рубашке.

– Что вы делаете?

Еще одна пуговица, еще одна, и он вытащил рубашку из штанов и сбросил на пол. Его обнаженная грудь была лишь чуть белее моего одеяния. Соски у него были бледные и твердые. Полоска черных волос, начинавшаяся у него на животе и исчезавшая в штанах, меня зачаровывала.

Он полез на кровать.

Я отпрянула, прижимая к себе белый капот, как героиня плохого викторианского романа.

– Так меня не соблазнить!

– Я чувствую ваше вожделение на вкус, Анита. Вы хотите узнать, каково ощущать мою кожу обнаженным телом.

Я сползла с кровати.

– Оставьте меня в покое ко всем чертям! Я серьезно!

– Это же просто сон, Анита. Неужели вы даже во сне не можете позволить себе вожделеть?

– С вами никогда не бывает просто сон.

Вдруг он оказался передо мной, а я не видела, как он переместился. Его руки сомкнулись у меня за спиной, и мы оказались на полу перед камином. Отсветы пламени танцевали на его обнаженных плечах. Его кожа была белой, гладкой, безупречной – и такой мягкой, что хотелось трогать ее вечно. Он был на мне, его тяжесть давила сверху, прижимая меня к полу. Я ощущала контуры его тела, сливающиеся с моими.

– Один поцелуй, и я вас отпущу.

Я глядела в его полуночно-синие глаза в паре дюймов от моих. И не могла говорить. Я отвернулась, чтобы не видеть этой совершенной красоты.

– Один поцелуй?

– Мое слово, – шепнул он.

Я повернулась к нему:

– Ваше слово не стоит гроша ломаного!

Его лицо было прямо над моим, губы почти соприкасались.

– Один поцелуй.

Мягкие, нежные губы. Он поцеловал меня в щеку, губы скользнули по ней, коснулись шеи. Его волосы щекотали мне лицо. Я думала, что все кудрявые волосы жесткие, но эти были мягкие, как у младенца, шелковые.

– Один поцелуй, – шепнул он снова в кожу моего горла, пробуя языком пульс у меня на шее.

– Перестаньте!

– Вы сами хотите.

– Перестаньте немедленно!

Он захватил ладонью мои волосы, отгибая мне шею назад. Губы его отъехали назад, обнажив клыки. Глаза утонули в синеве, белков не осталось.

– НЕТ!

– Я возьму вас, ma petite, пусть даже для того, чтобы спасти вам жизнь.

И его голова пошла вниз в ударе, подобном змеиному. Я проснулась под потолком, которого не узнала.

Мягким веером свисали с потолка черные и белые занавесы. Кровать была из черного атласа со слишком большим количеством разбросанных по ней подушек. Они тоже были все черные или белые. И на мне был черный халат с белыми полосами. Он был шелковый на ощупь и как на меня шитый.

В белом ковре на полу нога утопала по щиколотку. В дальнем углу комнаты стояли лаковый туалетный столик и комод с ящиками. Я села и увидела себя в зеркале. Кожа на шее была гладкой, без следов от укуса. Просто сон, просто сон – но я знала, что это не так. На этой комнате был несомненный отпечаток Жан-Клода.

Я умирала от яда. Как я сюда попала? Где это я – в подземельях “Цирка проклятых” или совсем в другом месте? И еще болит правое запястье. На нем свежие бинты. Не помню, чтобы в пещере я его поранила.

Я смотрела на себя в зеркало туалетного столика. В черном неглиже моя кожа белела, а волосы были длинными и черными, как платье. Я рассмеялась. Я очень соответствовала убранству. Этому чертовому убранству, так его перетак!

За белым занавесом открылась дверь. За драпировкой мелькнули каменные стены. А он был одет только в шелковые штаны мужской пижамы. И он шел ко мне босыми ногами. Обнаженная грудь была такой же, как в моем сне, только вот крестообразного шрама во сне не было. Он портил мраморное совершенство, но из-за него Жан-Клод почему-то выглядел более реальным.

– Ад, – сказала я. – Определенно Ад.

– Простите, что, ma petite?

– Я думала, где я нахожусь. Раз вы здесь, это определенно Ад.

Он улыбнулся. И был он слишком доволен, как хорошо пообедавший удав.

– Как я сюда попала?

– Вас привез Ричард.

– Значит, я, в самом деле, была отравлена. Это не было во сне?

Он сел на дальний край кровати, насколько мог далеко от меня. Другого места, чтобы сесть, не было.

– Боюсь, что яд был очень настоящим.

– Я не жалуюсь, но как вышло, что я не умерла?

Он обнял колени, прижав их к груди – неожиданный жест уязвимости.

– Я вас спас.

– Объясните это.

– Вы знаете.

Я покачала головой:

– Скажите вслух.

– Третья метка.

– У меня же нет следов от укусов!

– Но есть забинтованный порез на запястье.

– Вы мерзавец!

– Я спас вам жизнь.

– Вы пили мою кровь, когда я была без сознания?

Он едва заметно кивнул.

– Вы сукин сын!

Снова открылась дверь, и вошел Ричард.

– Ты, мерзавец, как ты мог отдать меня ему?

– Кажется, она нам не слишком благодарна, Ричард.

– Ты сказала, что лучше умрешь, чем станешь ликантропом.

– И лучше умру, чем стану вампиром.

– Он тебя не укусил. Ты не будешь вампиром.

– Я буду его рабой на целую вечность – ничего себе выбор!

– Это только третья метка, Анита. Ты еще не стала его слугой.

– Не в этом дело! – Я уставилась на него. – Ты не понимаешь? Лучше бы ты дал мне умереть, чем сделал такое!

– Вряд ли эта судьба хуже смерти, – сказал Жан-Клод.

– У тебя кровь текла из носа и глаз. Ты истекала кровью у меня на руках, – Ричард сделал несколько шагов к кровати и остановился. – Я не мог просто так дать тебе умереть.

И он беспомощно развел руками.

Я встала в этом шелковом платье и посмотрела на них обоих.

– Ладно, Ричард не знал, но вы знали, что я думаю по этому поводу, Жан-Клод. У вас оправданий нет.

– Может быть, я тоже не мог стоять и смотреть, как вы умираете. Вам такое в голову не приходило?

Я покачала головой:

– Что означает третья метка? Какую дополнительную власть она вам надо мной дает?

– Я теперь могу шептать вам мысленно не только во сне. И вы тоже обрели силу, ma petite. Теперь вас очень трудно убить. Яд вообще не подействует.

Я все качала головой.

– Не хочу этого слышать. Я вам этого никогда не прощу, Жан-Клод.

– Я и не думал, что вы простите, – сказал он, и вид у него был печальный.

– Мне нужна одежда и чтобы меня отвезли домой. Мне нужно сегодня работать.

– Анита, ты же сегодня дважды чуть не погибла. Как ты можешь?

– Оставь, Ричард. Мне нужно на работу. Мне нужно что-то, принадлежащее мне, а не ему. А ты гад, который суется не в свое дело!

– Найди для нее одежду и отвези ее домой, Ричард. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к новым переменам.

Я пристально посмотрела на Жан-Клода, который все еще сидел, свернувшись, в углу кровати. Он был восхитителен, и будь у меня пистолет, я бы пристрелила его на месте. В животе у меня холодным и твердым комом ворочался страх. Он собирается сделать меня своей слугой, хочу я того или нет. Я могу вопить и отбиваться, а он будет игнорировать мои протесты.

– Приблизьтесь ко мне еще раз, Жан-Клод, по любой причине, и я вас убью.

– Три метки связали нас. Вам тоже будет очень больно.

Я рассмеялась, и смех был горьким.

– Вы серьезно думаете, что для меня это хоть что-то значит?

Он смотрел на меня, лицо спокойное, непроницаемое, прекрасное.

– Нет. – Он повернулся спиной к нам обоим и сказал: – Отвези ее домой, Ричард. Хотя я не завидую твоей поездке. – Он глянул назад с легкой улыбкой. – Когда она сердится, у нее бывает громкий голос.

Я хотела плюнуть ему в лицо, но этого было бы мало. Убить его я не могла, по крайней мере, здесь и сейчас, и потому оставила дело так. Вынужденная вежливость. Я пошла за Ричардом к двери и ни разу не оглянулась. Не хотела я видеть в трюмо его безупречный профиль.

Считается, что у вампиров нет отражения и нет души. Первое у него есть. А есть ли вторая? Но я решила, что это не имеет значения. Я собираюсь выдать Жан-Клода Оливеру. Выдать Мастера города на убийство. Еще одна метка – и я навеки в его власти. Ни за что! Сначала я увижу его смерть, даже если мне придется умереть вместе с ним. Никто мне не навяжет ничего силой, даже вечность.

43

В конце концов, я надела платье, у которого талия приходилась мне на бедра. То, что оно было на три размера больше, роли не играло. Туфли – любые, даже на высоких каблуках, лишь бы не босиком. Ричард включил в салоне отопление, поскольку от его пальто я отказалась.