Море имен - Ольга Онойко

«Хорошо, что папа рядом, – подумал он. – Папа все может». Иней незаметно потрогал папин рукав и опустил голову.

А папа вдруг обнял его крепко-крепко и прижался носом к макушке.

– Где сходить будете? – спросил дядя Сема.

– Давай на станции, – ответил Ясень.

Иней уже устал удивляться и только спросил мысленно: «Почему же мы на станции не садились?»

Папа положил гитару в кофр и встал.

– Геннадьич, – сказал он громко, – не последний раз видимся.

– Может, что и последний.

– Нет, – улыбнулся Ясень, – я тебя еще на берегу подожду.

И дядя Сема тоже улыбнулся, снова собрал лицо в лучики морщинок:

– Ну, держись, раз слово дал… А ты, Иней, не бойся ничего. Все будет хорошо.

Иней молча кивнул.

Они с папой вышли в тамбур. За окном несся прозрачный зеленый лес. Уже не такой чудесно светлый, как там, где они шли пешком, обычный лес, но все равно красивый. Только с мусором.

Вдали показался полустанок. Нефритовая Электричка замедлила ход, остановилась, отворила двери. Они вышли и подождали, пока она проедет – помахали руками дяде Семе, высунувшемуся из окна. Потом направились к лестнице, спускавшейся с края платформы…

«Это ведь наша платформа, – настороженно примечал Иней. – Та самая. Зачем мы на нее обратно приехали? Столько ехали и обратно вернулись. Опять в палатке жить будем?» Он ничего не имел против палатки, просто странно все было. Но к папе с вопросами он не лез. Папа сутулился и вздыхал, и понятно было, что думает он о дяде Семе и всякой печали.

Прошли по лесной тропе, свернули в положенном месте, увидели просторное поле и далеко-далеко на высоком шесте фонарь фермера. Вскоре показалась и знакомая проселочная дорога, под ногами захрустели камешки обочины. Иней крутил головой, узнавал места. Вот тропинка к пруду. Вот покрашенный желтой краской дом соседа с цветниками, теплицами и резной беседкой. Вот голубой дом другого соседа, а дальше третий сосед, дом каменный с красной крышей…

А за каменным домом стояла их дача.

Целая. Целехонькая.

– Ой, – сказал Иней и остановился.

Папа потрепал его по волосам.

– Чего – ой? – поинтересовался он.

– Это же наша дача.

– Ну да. Я ж говорил – жить на даче будем.

– Она же сгорела!

– Где-то сгорела, где-то не сгорела, – Ясень рассмеялся. – Инька! Да ну что ты жмешься, валенком прикидываешься. Ты парень умный, дошел умом-то, я еще в поезде заметил. Дача – класс! Всю своими руками построил! И печь сам положил. А ты как думал? Твой папа через десять лет с того света вернулся – думаешь, у тебя обычный папа? У тебя волшебный папа! Ты чего, испугался? Инька! Щелбан за испуг!

Смерклось. Осень зажгла лампу. Желтый электрический свет казался мертвенным и словно бы душным, как туман. В белесом плафоне лежали дохлые мухи.

– Алик, – ровно повторила Осень, – приди в себя.

Алей взглянул на нее исподлобья.

Они сидели на Алеевой кухне, и перед обоими уже остыл чай. Алей нервно теребил хвост металлической змеи, обвивавшей его шею. Пальцы точно приклеились к чешуе.

Несколько минут назад ему звонила мать, спрашивала, нет ли новостей. У него не было новостей. Весела кротко ответила: «В милиции тоже говорят, что глухо. Лева говорит – надо искать частного сыщика, а я уж и не знаю…» Мама ни словом, ни вздохом не укорила его, но у Алея не было для нее новостей! Он взвинтил себя до дрожи и без посторонней помощи. Чуть ли не проклял себя, самодовольного идиота, прославленного на всю Росу лайфхакера.

Надо было работать. Действовать.

– Осень, – в который раз процедил он, – не держи меня. Я пойду. Надо найти Иньку. С ним может случиться что-то плохое.

От админа Алей с Осенью уехали вместе. Держались за руки. Ее прикосновение не было прикосновением девушки к парню – наоборот, оно остужало… Осень бы добилась успеха, заставила бы Алея в конце концов мыслить рационально, но позвонила Весела, и ее усилия пошли прахом.

Осень не сдалась. Алей надеялся, что она дорасскажет еще какие-нибудь важные вещи, выпьет чаю и поедет по своим делам. Но она заявила, что в таком состоянии его не оставит.

Теперь его девушка сидела перед ним спокойно-внимательная, будто врач или какой-то куратор, и демонстрировала свое нечеловеческое упорство.

– Успокойся, – безжалостно сказала она. – Если что-то плохое случится с тобой, Алик, Инею не поможет никто. У нас нет второго тебя в резерве.

– Хорошо, – Алей рывком поднялся, прошел к окну, вцепился пальцами в распущенные волосы, – хорошо. Что я, по-твоему, должен сейчас делать?

Этот вопрос он тоже задавал не впервые.

Он устал повторять. Ему хотелось, чтобы Осень встала и ушла, просто встала и ушла, оставила его в покое наедине с проксидемоном и интерфейсом Старицы. Драгоценное время утекало минута за минутой. Еще пара часов, и пойдут третьи сутки, как Иней не дома.

– Перед тем как начинать работу, – говорила позади Осень, терпеливая как машина, – надо изучить рабочую программу. Иначе неизбежны ошибки.

– Я изучу программу в процессе работы. Осень, не держи меня.

– Я никуда тебя не пущу.

Алей обернулся. Прерывисто выдохнул и вдохнул, подбирая слова. Он искренне не хотел обижать Осень, он был ей бесконечно благодарен за все, но сейчас ему нужно было, чтобы она ушла.

Осень смотрела на него – холодная и безмятежная.

Киборг. Инопланетянка. Искусственный интеллект.

– Алик, слушай меня, – велела она как ни в чем не бывало. – Бери блокнот, ручку и пиши план. Я диктую.

И внезапно для себя Алей вызверился.

– Осень, – рявкнул он, – не приказывай мне!

Он не вполне сознавал, что говорит. Сузились невольно глаза, кулаки сжались, бешенство ударило от сердца в мозг – и тут же пропало. Пар вышел. Алей вздрогнул, будто от озноба, и неловко умолк. Ему стало стыдно. Но слово – не воробей.

Осень медленно подняла подбородок. Дымчатые глаза ее похолодели и сделались цвета светлой стали.

– Я – твой руководитель, – размеренно проговорила она. – Я ставлю тебе задачи.

Алей с усилием провел по лицу ладонью и закрыл глаза.

Прошла минута, за которую он успел встревожиться. Осень бесценна – и как помощник, и как возлюбленная. Что теперь?.. Все еще глядя в пол, Алей напряженно выпрямил спину, подыскивая слова извинений – и услышал, как Осень вздохнула.

– Прости меня, – печально сказала она. – Я не должна была так реагировать. Я обдумываю слишком много задач и, кажется, слишком волнуюсь.

Алей поднял на нее глаза. Осень грустно улыбалась краешками губ.

– Вот, – проговорила она, – теперь ты знаешь, как бывает, когда я волнуюсь. Не обижайся, пожалуйста.

Алей шагнул вперед и крепко обнял ее. Встал на колени возле стула. Осень погладила его по голове, пальцами расчесала волосы.