Красив и очень опасен - Энн Стюарт

Ричард протянул руку и решительно стянул с нее лифчик, полностью обнажив прекрасные груди Кэссиди. Затем нагнулся и, захватив губами сосок, принялся жадно ласкать и целовать его. У Кэссиди перехватило дух. Не помня себя, она прижала голову Ричарда к груди и, поглаживая его по лицу, отдалась сладостным ощущениям. Ричард переключился на вторую грудь, лаская и целуя ее. Кэссиди вознеслась на седьмое небо от блаженства; она потеряла счет времени и не понимала, что с ней происходит. Казалось, что Ричард одновременно лобзает и поглощает ее, придает сил и опустошает.

Тем временем губы Ричарда оторвались от ее груди и медленно, мучительно медленно спустились к животу, а потом еще ниже, к выпуклому холмику. Кэссиди поспешно ухватилась за верх кружевных трусиков, намереваясь избавиться от них, и тут же почувствовала сверху руки Ричарда. Вдвоем они стянули трусики с ее ног, и Кэссиди отбросила их в сторону.

Сгорая от нетерпения, она попыталась снять с Ричарда рубашку, но он остановил ее.

— Позже, — промолвил он, ныряя чуть ниже и одновременно обеими руками раздвигая ее бедра в стороны.

Кэссиди затаила дыхание, понимая, что ее сейчас ждет. Она знала, что из девичьей скромности надо хотя бы для вида попытаться возразить, но так и не нашла в себе сил.

Закрыв глаза, Кэссиди замерла, и даже, казалось, сердце ее перестало биться, когда жаркие губы Ричарда спустились по треугольничку золотистых завитков и прикоснулись к самому сокровенному месту. Спина ее непроизвольно выгнулась дугой, кулаки сжались, а все тело устремилось навстречу сумасшедшей и сладостной ласке.

Тьма сгустилась. Кэссиди растворялась в этой тьме, ничего подобного она никогда прежде не испытывала, и, если какая-то часть ее души возмущалась и даже протестовала против столь откровенной ласки, тело уплывало и качалось по облакам любви. Ричард увлек ее в неведомые дали, в райский сад, куда прежде не ступала нога простого смертного создания.

И все же Кэссиди еще порывалась бороться и даже сделала робкую попытку оттолкнуть Ричарда. Однако он был куда сильнее и уступать не собирался. И вот Кэссиди тихонько застонала, беспомощно и жалобно, но Ричард, ни на мгновение не прекращая ласки, руками гладил ее по бедрам, одновременно успокаивая и удерживая, пока тело женщины, конвульсивно содрогаясь, не выгнулось дугой в безмолвном крике. Отныне душа Кэссиди принадлежала ему.

Но Ричард не останавливался. Казалось, он знал, что она, как и любая другая женщина на ее месте, не в состоянии более воспринять его ласки, однако твердо вознамерился доказать обратное. И мучительно-сладостная пытка возобновилась, его горячий язык вновь и вновь доводил ее до блаженства, граничащего с безумством, а пальцы были, казалось, сразу повсюду, гладя, лаская, щупая и проникая куда и где только возможно. И вот Кэссиди уже стонала и плакала, умоляя о пощаде, ее голова безвольно, как у марионетки, металась по деревянному полу, спина выгнулась, а кулаки безостановочно молотили Ричарда по плечам и по спине — она еще боролась с ним, все ее естество сопротивлялось этому сумасшествию.

Но было уже поздно… Кэссиди проиграла в неравной схватке, и крик ее больше не был безмолвным. Страстный вопль, вырвавшийся из ее груди, эхом прокатился под потолком. Как и обещал, Ричард взял от нее то, что хотел. То есть все.

Кэссиди плакала навзрыд. Она и сама не могла объяснить почему. Ричард распростерся на ней, обнял и поцеловал в губы. От него пахло любовью и сексом, а на губах ощущался вкус виски и ее вкус. Руки так ласково сжимали ее, в его объятиях Кэссиди обрела убежище. Как все изменилось за несколько минут.

Кэссиди зажмурилась; по ее щекам текли слезы, но остановить их она не могла. Ричард целовал ее лоб, веки, ловил губами слезинки, целовал в кончик носа, в уголок губ, и вот наконец Кэссиди сама подставила ему губы для поцелуя.

Их губы слились, медленно, почти осторожно, язык Ричарда проник в ее рот, и вот уже их языки переплелись, лаская и вкушая друг друга. Дрожь пробежала по телу Кэссиди, и ей показалось, что тьма, сгустившаяся было над ней и накрывшая плотным и удушающим покрывалом, понемногу начала рассеиваться.

Ричард присел, увлекая ее за собой, а затем без видимых усилий встал и легко, словно пушинку, подхватив Кэссиди на руки, пронес ее через всю гостиную, потом через коридор, поднялся по скрипучим ступенькам деревянной лестницы. Кэссиди прижималась к нему, как котенок, ее тело, познавшее неземные ощущения, трепетало от любви и желания.

Спальня с низким сводчатым потолком была отделана в темных тонах. Взошла луна, и в открытое окно лился ее призрачный свет. С дуновением свежего бриза доносился нежный запах нарциссов.

Узкая кровать была застлана белоснежным постельным бельем. Ричард уложил Кэссиди, обнаженную и дрожащую.

При лунном свете она видела, как горят глаза Ричарда, но вот выражения их разглядеть не могла. Между тем он избавился от рубашки, отбросив ее в сторону. Затем расстегнул и приспустил джинсы, как вдруг, словно заколебавшись, приподнял голову и посмотрел на Кэссиди.

— Ну что, я еще не окончательно тебя запугал? — спросил он, но чуткое ухо Кэссиди уловило, что за нарочитой безмятежностью его тона скрывается замаскированная неуверенность.

— А что, вы… ты пытался это сделать? — Кэссиди и сама удивилась, что сумела так спокойно заговорить.

Ричард ответил не сразу. Он подошел ближе к кровати и задумчиво посмотрел на Кэссиди.

— Сам не знаю, — ответил он с подкупающей искренностью. — Возможно. А что, мне это удалось?

Что ж, он заслужил и может услышать правду.

— Чуть-чуть.

— Ты по-прежнему хочешь сбежать?

— Чуть-чуть, — промурлыкала Кэссиди. Тьернан протянул руку и мягко, невообразимо нежно и ласково провел по ее взлохмаченным волосам.

— Так ты меня бросишь? — прошептал он.

— Никогда! — Кэссиди подняла голову и поцеловала его руку.

Ричард посмотрел на прекрасную обнаженную женщину, сидевшую на его кровати. Огненно-рыжие волосы разметались по плечам, губы распухли от его поцелуев, в зеленых глазах светилась любовь. Вот она, его смерть.

Он хотел подчинить Кэссиди навсегда и добился своего. Хотел проверить ее на способность держать удар, на крепость характера и стойкость духа, на готовность ради него пожертвовать своей жизнью. Он очень многим жертвовал, добиваясь ее капитуляции.

Одного Тьернан не предусмотрел, он не ожидал, что утратит привычное состояние духа. Не знал он, да и предполагать не мог, что, беззаветно отдавшись ему, Кэссиди извлечет его из темной и беспросветной пустоты, в которой Ричард уже давно влачил свое существование. Что он вновь обретет чувства, которые, как был уверен, утратил давно и навечно. И что Кэссиди вдруг станет дорога ему; не ради спасения его детей или претворения в жизнь намеченного плана, но ради нее самой.