Ангел возмездия - Борис Мишарин

Отношение к нему Марины вновь изменилось, она стала бояться, стараясь не подавать вида, слова мало убедили ее, и в душе доминировал страх новизны и неопределенности. Чувство отрешенности, вялости и безысходности исчезло еще вчера, сегодня преобладала неуверенность — а что, если что-то не так сделать, он и меня может завязать в узел, как тот гвоздь?

Кэтвар рубил баню, которая была необходима им осенью и зимой, — летом можно и в Лене помыться, но баня есть баня, даже летом. Она частенько засматривалась на своего мужчину, который махал топором, таскал бревна, пилил и еще ни разу не отдохнул за четыре часа. Словно машина, он делал свою работу, и только в полдень остановился.

— Побежали, искупаемся, освежимся — и обедать. У тебя все готово?

Она кивнула и понеслась вслед за ним, снимая на ходу одежду, нырнула к нему, подплыла и отдалась с особым неистовством. Потом они поплавали еще минут пять, оделись — и бегом в гору. Марина отстала сильно, запыхалась, но была счастлива, подавая ему шашлыки с чищенной вареной картошкой.

— Ничего, милая, — заговорил он после еды. — Зимой ассортимент блюд улучшится — грибы, ягоды, строганина из рыбы и сохатины. Будем орехи щелкать и в потолок поплевывать.

Он засмеялся, а она вздохнула, страх внезапно исчез, уступая место чувству благодарности и привязанности, женского интереса и влечения.

— Кстати об орехах. Да, шишек много, урожай нынче богатый, однако и кедровки много появилось, спустить может всю шишку напрочь.

Кэтвар задумался, потом улыбнулся.

— Завтра, если ты не проспишь, я на рассвете стану петь песню кедровки. Песню о том, что у меня уже есть женщина и кедровка мне не нужна, что я человек, а не птица, но могу поймать ее, надрать ей задницу, как и всем кедровкам подряд, которые прилетят сюда. Что лучше им убраться отсюда подальше, в лесу места хватит, а на этой сопке, сопке моей женщины Марины, им делать нечего.

— Да ну тебя, — зарделась Марина. — Я серьезно, а ты все шутишь.

Но ей было приятно услышать и такие слова, дающие толчок к фантазии — она жена молодого и сильного вождя индейского племени, умеющего разговаривать с птицами и петь их песни.

— Я вовсе не шучу, Марина, ты моя женщина и это твоя сопка, а задницу кедровке надерем завтра. Даю слово.

Он вернулся к своей бане, снова молча пилил, таскал, рубил до восьми вечера, а потом пригласил на речку, с жаром овладел ею опять и принялся за ужин, с удовольствием наблюдая, что Марина справляется, уже вторая веревка с рыбой появилась между деревьями. Все она делает сама, не отвлекая его от основной работы.

Она проснулась, когда Кэтвар откинул одеяло, чтобы встать, но наклонился к ней и прошептал ласково:

— Дождь на улице, сегодня можно поспать подольше, а я скоро вернусь. Но все-таки, кажется, придется и тебе встать — рыбу дождь намочит, повесишь ее здесь, потом я сделаю во дворе навес.

Он так и убежал в одних плавках, оставляя свой запах, ласковый шепот и чувство привязанности. А она сняла рыбу, перевесила ее сушиться в комнате и прилегла снова, прикрыв глаза и вспоминая прошедшие дни.

Четыре дня, как она здесь, и уже давно поняла, что влюбилась, влюбилась страстно и невероятно сильно и даже не хотела думать, что год кончится и они могут расстаться, как он выразился — разбежаться в разные стороны. Но он сказал, что, может, они и зарегистрируются. Она тяжело вздохнула. Он намекал, но напрямую о любви не говорил никогда. Марина вспомнила второй день, когда он обещал ей спеть песню кедровки, вспомнила, съежилась почему-то вся от страха и улыбнулась.

Он разбудил ее на рассвете и они вышли на улицу, дал ей в руки тонкую длинную веревку и стал искать глазами птицу, вскоре увидел прилетевшую на соседний кедр и приложил палец к губам. Потом взлетел вихрем на ствол дерева, словно обезьяна со скипидаром в заднице, ухватил не успевшую опомниться кедровку за ноги, оттолкнулся от верхушки кедра и со свистом и переворотами полетел вниз. Марина обмерла, ноги не держали ее и она осела на землю — разобьется, с такой высоты невозможно не разбиться! А он приземлился, как ни в чем не бывало, на ноги, рассмеялся ее испугу и пояснил весело: «Ничего, мы не кедровки, но тоже летать могём». Взял из ее враз ослабевших рук веревку, привязал птицу за лапку и отпустил. Она взлетела, криком сгоняя всех кедровок с окрестных мест, выпускал он ее еще пару раз для острастки, но и одного хватило, чтобы больше эти птицы не появлялись здесь долго. Вот тогда она окончательно и поняла, что он для нее значит больше всего на свете, больше самой жизни, и без него ей она не нужна.

Марина лежала задумавшись, слушала, как дождь барабанит крупными каплями по крыше, как шумят деревья от ветра и водяных капель. В доме тепло и сухо, а ее любимый сейчас на соседней поляне делает свои растяжки, прыжки и кувырки, бьет чучела, прыгает вверх на много метров, оттачивает мастерство рукопашного боя. Но он пояснял, что бой — это не главное, главное — состояние души, единство ее с телом, умение чувствовать и управлять своей энергией. Он мог сконцентрировать ее в небольшой сгусток, бросить, толкнуть в чучело, и в нем внезапно образовывалась дырка величиной с кулак, пронизывающая насквозь и жердину, к которой оно крепилось. Энергия — страшное невидимое оружие, способное прошивать тела насквозь.

Капли дождя, подхватываемые ветром, залетали и на окна, барабанили порывами по стеклу, стекали вниз, и снова становилось тихо, пока новый порыв не кидал очередную порцию. В доме тепло, но ей захотелось послушать потрескивание огонька в печи. Особенно приятно его слушать в такую погоду и думать о чем-то хорошем.

Кэтвар вернулся через час, мокрый и разгоряченный, он спел свою песню здоровья, силы и ловкости, она знала, что он оттачивает свои упражнения в любую погоду.

— Пошли купаться, — весело предложил он. Марина замялась.

— Дождь же на улице и так сыро.

— А в воде дождик не идет, — засмеялся Кэтвар, — Хочешь проверить?

— Болтун, — возразила она, снимая с себя одежду. — Побежали.

Время бежало неумолимо, и забот Марине прибавилось. Кэтвар не помогал ей, он уже достроил баню и сейчас возился с подвалом или ледником, как его обычно называли в деревнях. В таких ямах-морозильниках держат все лето мясо не порченным, вымораживают подвалы зимой, приносят куски льда и они поддерживают холод даже в самые жаркие дни.

А Марина собирала грибы и ягоды. Начался ее сезон, и она трудилась так же, как он, без перерывов на перекур. В начале сентября он заговорил с ней о поездке в поселок — надо купить мешков десять картошки, огурцов, запастись еще мукой и сахаром, солью. Он понимал, что она не захочет остаться — страшно одной женщине в дикой тайге, да и ему будет неспокойно в дороге. Решили оставить сторожить дом одного Мурзика, а пса Шарика тоже взять с собой — увяжется за ними вдоль берега, потеряется и погибнет в тайге, не выжить ему без человека.

К вечеру приплыли в поселок, привязали лодку, зашли к старику-хранителю в дом, слушали с жадностью последние новости. Брат Марины совсем спился и опустился, искал ее, писал заявление в милицию, но искать ее не стали — горничная и он подтвердили, что уехала Марина добровольно, без принуждения, уехала, чтобы не видеть больше пьяной морды брата, который издевался над нею.

Они купили у старика все необходимое — себе на радость и ему в помощь деньгами, запаслись солью, сахаром, мукой в магазине и решили посидеть вечерок в ресторане, но ни одного платья не смогла найти Марина в своем доме — все пропил родной братец, все спустил за глоток водки-катанки. Но они не расстроились, купили бутылочку хорошего коньяка и посидели вечерком вместе со стариком, послушали радио, новости и удалились спать. А утром, как обычно на рассвете, отчалили, и не терпелось им обоим доплыть поскорее, встретиться с родным домом и ставшей тоже родной тайгой, которая кормила их своими плодами, мясом и рыбой в изобилии.

Мурзик очень соскучился один, все время терся о ноги, не отходя никуда, старался забраться на колени, мяукал, выпрашивая почесать за ухом. Шарик обошел все, убедился, что его метки в целости, обновил их и улегся возле крыльца.

Наступила пора собирать орехи. Кэтвар заранее приготовил «мясорубку» — своеобразное корыто, в котором вращался зубчатый толстый стержень, перемалывая шишки. В «мясорубку» входило до полкуля шишек одновременно, несколько поворотов — и засыпай заново, производительность ее отменная — успевай подносить. Орех били вместе — Кэтвар ударял колотом по стволу, прятался от летящих шишек под ним же, а Марина собирала их в мешок и относила на стан. Она уже была не той слабой девушкой, как раньше, свободно взваливала поклажу на плечо и относила без особого напряжения.

Шишки били три дня; решив, что хватит, принялись за обмолот. Марина крутила их в «мясорубке», Кэтвар откидывал все на брезент лопатой. Способ простой и эффективный — орех тяжелее, летит дальше, оставляя шелуху посередине. Из набитых шишек получилось полтора мешка чистого ореха.