Запасной выход - Анна Малышева

– Ну хорошо, – кивнула она. – Это твое дело, кем ты его считал. Да, ты был на его похоронах?

– Конечно. – Женя оправился от вопроса, хотя по-прежнему держался скованно. – А что, не надо было? – в вопросе уже прозвучал вызов.

Я присела на край дивана. Легонько хрустнул пластиковый футляр какого-то диска. Только бы. Женя этого не услышал – он трясся над своей коллекцией. От вопросов Елены Викторовны мне стало нехорошо. Когда я заметила его после кремации, мне даже не приходил в голову вопрос: зачем, он туда пришел? Или он в самом деле невиновен, или же это была маскировка. Убийца хоронил свою жертву…

– Ну хватит, – вдруг сказала Елена Викторовна. Ее голос прозвучал очень резко. – Я задала тебе простой вопрос. Ты помнишь, что Иван был на прослушивании?

– Нет, – дерзко ответил он.

– То есть как – нет? – зло прошипела она. – Почему же я его помню?!

– А мне откуда знать? – В его голосе прорвалась сдержанная злость. – Что-то странное у нас происходит! Предположим, он там был, вам-то что? Вы его видели в первый и в последний раз. Почему вы им так интересуетесь? Что вообще…

– Ты знаешь, как он умер? – перебила она. – Знаешь эту легенду, будто он посадил в машину проститутку и наркоманку, которая его и пришила?

Он кивнул. Я видела его со спины, слава Богу! Мы будто и не говорим с ним. Я не вижу его, он – меня. Ощущение кошмара продолжалось.

– И тебе известно, что это ложь! – бросила она. – Иван умер иначе и в другом месте. В нашей студии. В моем кабинете.

Женя развел руками:

– Не знаю. Да откуда вы это взяли?.. И почему обращаетесь с этим вопросом ко мне? Если у вас есть какие-то подозрения, шли бы лучше в милицию.

– До милиции еще дойдет, – пообещала Елена Викторовна. – Я хочу знать, что творилось на студии после того, как я уехала домой.

– Я скажу о том, что знаю, – успокоившись, начал Женя. – Мы продолжали прослушивание до тех пор, пока не убедились, что ни один музыкант нас не устраивает. – И заученным тоном продолжал:

– Потом разъехались по домам. Я, например, поехал сюда.

– Иван, значит, не возвращался?

– Он и не приходил. Так что возвращаться тоже не мог. – Теперь он откровенно издевался. Я слышала, как звенит его голос. И как ни смешно, в этот миг вдруг поняла, что петь он должен прилично.

– Слушай, дорогой мой. – Елена Викторовна подошла к Жене вплотную и ткнула в лицо сигаретой – будто указкой с огненным кончиком. – Ты роешь себе глубокую яму. Это слишком глупая затея – сговориться и утверждать, что Ивана в студии не было. Его видело слишком много народу. Кто-то мог не заметить, забыть, но кто-то помнит прекрасно. Я найду ребят, которые пробовались в тот вечер, и они подтвердят…

– Ищите. – Женя снова пожал плечами.

– Очень хорошо! – обрадовалась она. – Но между прочим, есть свидетель, которого даже искать не надо.

Я не узнавала ее лица – она преобразилась и помолодела. Ярость красила ее – глаза казались большими и выразительными.

– Надя, ты можешь подтвердить, что Иван на студии был? – повернулась она ко мне.

– Да, – ответила я. – Я это скажу где угодно.

Женя стремительно обернулся. Господи, чего бы я не отдала, чтобы никогда не видеть этой кривой улыбки – маски ненависти и насмешки.

– Ты можешь подтвердить только то, что Иван подвез тебя до дома, – бросил он. – Да и то не наверное, свидетелей-то нет! А ничего другого ты не. видела. Все с чужих слов.

– Ничего подобного, – начала я, но он меня перебил:

– Надя! Ты хоть понимаешь, что тебя водят за нос? Тебе наговорили бог знает чего, а ты хочешь повесить на меня убийство?! Ты разве видела, что он был в студии? Я спрашиваю – видела?!

Он меня поймал. Я его действительно на студии не видела.

Женя почувствовал свою силу и обернулся к Елене Викторовне со своей новой, зловещей, улыбкой:

– Вообще, кто его видел, кроме вас?

Из глаз горгоны Медузы посыпались молнии, но на Женю это не произвело никакого впечатления. Он не окаменел, напротив, еще пуще разошелся. Его, казалось, подзуживал какой-то бес.

– И никто его там не видел, потому что его там и не было! Да, проезжал по переулку, мог даже подвезти тебя, Надя. Но в студии его не было! – с язвительным торжеством заявил он.

– Его жена говорит, что он там был! – вырвалось у меня. – Он туда собирался! И ты мне это говорил, сегодня, в лесу!

И тут я поняла, что бьюсь в наглухо заколоченную дверь. Он от своего не отступится!

И в этот миг у меня в голове раздался слабый, но очень отчетливый щелчок. Будто кто-то нажал кнопку диктофона. Пленка! У меня была пленка. С доказательством, что Иван собирался поехать в тот вечер в студию! На пленке был зафиксирован весь наш разговор – он диктовал мне адрес, объяснял, как добраться, просил, чтобы я непременно приехала на запись. Кассета лежала дома, в моем письменном столе. Если только я не стерла запись. Но я была уверена, что не стерла. С того дня я не брала ни одного интервью.

– Что же ты замолчала? – поинтересовался Женя. – Пытаешься придумать, что именно я тебе говорил в лесу?

– Нет, – ответила я. Все нормально. Все теперь в порядке.

Наверное, я выглядела немного странно, потому что Женя осекся и сменил свой издевательский тон на более мягкий. Он спросил, как меня угораздило раздуть такую историю со смертью Ивана? И почему меня не устроило заключение следствия?

Но я его почти не слышала. Я хотела сейчас одного – добраться домой. И взять в руки эту самую кассету-доказательство. Я взглянула на свои часы.

Они все еще шли – купание в мокром снегу им не повредило. Половина второго.

– В общем так, Женя, – заявила Елена Викторовна. Она все это время что-то обдумывала. – Мне очень жаль, но с этого момента я считаю тебя соучастником убийства. Если не прямым исполнителем…

– Чепуха! – небрежно бросил Женя. Он даже не оглянулся на нее. Его куда больше интересовало то, что происходит со мной. А я заторопилась и встала.

– Елена Викторовна, вы меня не отвезете? – спросила я.

– Спускайся и жди возле машины. Я буду через пять минут.

Я вышла в коридор, прошла по визгливому паркету, с трудом отперла входную дверь. Разбухшая от старости, она едва поддалась. На лестнице у меня из-под ног выскочила бурая тень и скрылась под батареей центрального отопления – крысы. Наверняка множество крыс, и когда Женя остается в этой запущенной квартире один, ему страшно. Я вдруг подумала. что теперь ему будет страшно всегда. Он не может чувствовать себя иначе. Можно встать в наглую позу, можно лгать напропалую, можно даже поверить, что ты изменился и ничего не боишься. Но на самом деле ты все равно будешь бояться. Всю жизнь.

На улице меня встретил пощечиной ледяной ветер. Я с трудом пересекла двор, остановилась в подворотне. Здесь ветер гудел, как в трубе. Скорей выйти в переулок, там наверняка нет такого сквозняка. Но захотелось в последний раз увидеть окна его квартиры. Дело не в сентиментальности – я просто ощущала ноющую тревогу.