Танец фавна - Елена Бриолле

– Спасибо, я только на минутку… – скромно опустив глаза, сказала Николь и как бы невзначай продолжила: – И часто Габриэль возвращается так поздно?..

– С ним никогда не знаешь, во сколько он вернется! Я иногда прикемарю, а потом раз – растопырю глаза вот так и слышу, слышу, кто-то поднимается наверх «пам-пам-пам-пам…». По шагам-то я всех квартирантов знаю! Думаю, значит, мсье Ленуар домой идет, не хочет меня будить… – Доминик заварила кофейник у себя в каморке и достала две парадные чашки лиможского фарфора. – А вы-то скоро обвенчаетесь? Я же вижу, как наш агент Безопасности на вас смотрит…

Настало время выкручиваться Николь.

– Мы? Мы ведь только недавно познакомились…

– Мадемуазель, я вас понимаю, в жизни многое повидала и скажу одно: за свой век никогда соблюдение приличий не делало никого счастливым. Важны не приличия, а ваша сердечная история – вот что важно! Есть у вас своя история? Если да, то со временем вы друг друга еще узнаете. А если нет, то никакие приличия не спасут. Чашки разобьются раньше, чем вы успеете залить в них кофе!

Доминик принесла на подносе ароматный кофе. Николь совсем смутилась и спрятала нос в чашке.

– Придет он, придет. На работе, наверное, задержали. Работа ведь ответственная у него, сами знаете, как бывает… Однажды он пропал сразу на неделю, не предупредил. Я уже волноваться начала, он вернулся, а на следующий день я в газете прочитала, что парижская префектура полиции задержала банду головорезов с Менильмонтана. Ленуар-то мне ничего не сказал, но Доминик не глупая, все понимает! – Консьержка подмигнула Николь и глотнула горячего кофе.

Так за разговорами прошло еще два часа. Ленуар не появлялся. Доминик с Николь поднялись к нему в квартиру. Там было тихо. Николь уже не знала, что и думать. Нет, в конце концов, любовь – это не для нее. Слишком уж много волнений! Что она вообще забыла у двери Габриэля?

– А оставайтесь-ка у него в квартире? Поздно уже – куда вы пойдете одна ночью через весь Париж? У меня ключ запасной есть. Мсье мне доверяет. А я доверяю ему.

– Нет-нет, это неудобно! Что он скажет, когда вернется и увидит, что я зашла к нему без спросу? – забормотала Николь.

– Ничего не скажет! Я ему не позволю ничего сказать такой милой барышне! Оставайтесь! Сейчас я принесу ключ. – И консьержка, шаркая домашними пантуфлями, пошла вниз.

Николь замерла у двери Ленуара. Оставаться или нет? Если она останется, не воспримет ли Ленуар ее вторжение в квартиру как непрошеное вторжение в его жизнь? Если уйдет, то так и не узнает, когда и с кем агент Безопасности возвращается домой… От воспоминаний о вчерашней помаде на шее у Ленуара девушка поежилась. Нет! Нет-нет-нет! Если Ленуар вернется домой с другой, сердце Николь этого не выдержит. И потом… И потом любовь ведь строится на доверии! Вот. Эта мысль ей понравилась больше. Журналистка поспешно достала из сумочки клочок бумаги и написала, что собирается идти завтра с Нижинскими в Bon marché. Если Ленуар хочет, он сможет найти их там в районе трех часов дня. Да, так лучше. Так их встреча не будет напоминать свидание, а, скорее, занятие по интересам. Так у них будет общая история.

Николь сложила записку, просунула ее под дверь и быстро застучала каблучками вниз по лестнице.

Испорченный сыр

2 июня 1912 г., вечер воскресенья

Bon marché работал по воскресеньям, и Кристиан Вальми был этому очень рад. Дома его никто не ждал, а с друзьями он каждый день виделся на работе. Сегодня ему удалось продать сорок девять пар обуви, а между тем июнь только начинался. Если так пойдет и дальше, то к концу месяца он побьет свой рекорд продаж за полугодие!

Кристиан приехал из Шатобриана в Париж еще мальчишкой. Сначала жил в бретонском рабочем общежитии и подрабатывал то здесь, то там носильщиком. Скопив немного денег, его приятели бежали их тратить по кабакам. А когда Кристиан собрал капиталец в 15 франков, он купил себе воск, две щетки, черный крем для обуви, маленький деревянный стульчик и стал работать чистильщиком обуви. Так началась его головокружительная карьера. Молодой чистильщик понял, что успех дела зиждился на двух точках опоры. Во-первых, на знании обувных материалов и умении быстро начищать кожу до блеска. А во‑вторых (об этом он никому не говорил, потому что считал самым важным умением), на умении поднимать людям настроение. Если к другим чистильщикам приходили читать утреннюю газету, то у Кристиана останавливались не читать, а говорить с ним.

Со временем чистильщик стал посмелее и начал давать советы по уходу за обувью. А еще через полгода заключил первый в своей жизни договор с лавочником из обувного магазина на Бульмише. Кристиан ему направлял клиентов, а тот выплачивал чистильщику несколько су с каждой проданной пары обуви.

И вот теперь Кристиан Вальми, последний из восьмерых детей Жана Вальми из Шатобриана, числился незаменимым продавцом обуви в Bon marché. Но Кристиан был бы не Кристианом, если бы не метил выше. Разработав свой аппарат для снятия мерок, он надеялся снова скопить немного денег и запатентовать его. А там, глядишь, можно будет и продавать аппарат в парижские обувные магазины и даже в Испанию. Именно поэтому в конце каждого дня Кристиан забирал машину домой: надо было беречь ее и дорабатывать. Благо своя ноша не тянет.

В январе ему удалось снять отдельную меблированную комнату на последнем этаже на улице Севр, поэтому дорога от магазина до дома занимала у него всего пятнадцать минут. Однако спешить было некуда. Кристиан любил свой оживленный район так же сильно, как и свое жилище, где никто не ворует ни его воздух, ни его тишину. После целого дня в Bon marché последнюю он ценил выше всего.

Купив себе мороженое в знаменитой кондитерской Braun, он подмигнул грустному мальчишке-мороженщику и сказал не вешать нос, ведь он работает в месте, о котором мечтают все дети в его возрасте.

По обеим сторонам улицы Севр висели названия торговых лавок и магазинчиков. Конечно, это был не Bon marché, но в каждой лавке была своя неповторимая прелесть. Продавцы табака одевались только в черное платье, а мясники, наоборот, в светлые сорочки и белые передники. Женщины укладывали длинные волосы в строгие шиньоны и выбирали овощи на ужин. Посреди улицы звенела по рельсам старая конка, и даже сильный запах из