Курсант: Назад в СССР 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Я послушно подставлялся под манипуляции, но ничего не отвечал. Честно говоря, я его почти не слышал.

— Не сейчас, док, — я подвинул его здоровой рукой и выбрался из машины.

— Ты как, Андрюха? — Погодин подхватил меня под руку.

Рядом стоял Вахрамеев.

— Бывало и хуже, — улыбнулся я.

— Почему в больницу не поехал? — обеспокоенно спросил Федя.

— Дела у нас еще есть. Пока Берга не поймаю, никаких больничных.

— Это не человек, — выдохнул Вахрамеев. — Это зверь какой-то. Лапу себе отгрыз, чтобы из капкана освободиться. Как такое может быть?

Да, Потрошитель оказался страшным противником. Не жалел никого — даже к себе, кажется, жалости не испытывал.

— Во мне нет жалости, а значит, я не зверь, — вполголоса выдал я строку великого барда, а вслух сказал: — Хрен знает, — пожал я плечами. — Может, морфием обкололся. Медик-убийца — гремучая смесь. Он же всё знает, как и что в человеке работает. Может, шприц с зельем с собой был. И, похоже, и правда еще один нож в придачу.

— Где теперь его искать? — враз спросили напарники.

— Без руки, с открытой раной он далеко не уйдёт. Сейчас ему в берлогу надо залечь, — задумчиво проговорил я. — Раны зализать. Вот что! Поехали, мужики. Есть одна мыслишка.

Мы поднялись на нужный этаж. Я отдышался. Немного штормило.

Время шесть утра. Дом еще спит. В подъезде мертвая тишина. Остановились мы перед дверью квартиры Гусева. Силы ко мне временно вернулись. Тот доктор в машине по моей просьбе чем-то меня обколол. Сказал, что это ненадолго, а потом батарейка сядет пуще прежнего.

— Готовы? — прошептал я Погодину и Вахрамееву.

Те стояли, чуть ссутулившись, словно сжатые пружины, с пистолетами наготове. Мой Макарыч пока валялся где-то в леске. Я отправил на поиски ППС-ников. Может, даже уже нашли.

— Угу, — тихо ответили парни.

На раз, два-а… Три!

Бам! — ударили враз ногами по хлипкой двери. Та с грохотом отлетела к стене, выплюнув из своих недр раскрученный врезной замок.

Мы ворвались в квартиру. Вахрамеев первым, следом Погодин, я замыкающий. На полу кровавые ошметки марли.

В спальне послышалась возня.

— Лежать! Милиция! — Серега первым ворвался туда.

Я поспешил следом. На окровавленной постели с перемотанной культей и забинтованным глазом лежал белый, как мел Берг. Он скалился и сжимал нож в единственной руке.

— Брось нож! — рявкнул я, целясь в здоровую руку.

Тот разжал пальцы. Нож упал на кровать. Погодин смахнул его стволом на пол и подобрал.

— Как ты меня нашел, Андрей Григорьевич? — тихо проговорил практикант.

— Сложил два и два, — я кивнул напарникам. — Вызывайте скорую и конвой. Пусть забирают. Устал я за ним бегать.

Вахрамеев пристегнул единственную руку маньяка к металлической спинке кровати. Обыскал его. Даже умирающий, калека-психопат мог быть опасен. Если уж он руку себе отрезал, то загнанный в угол будет биться до последнего.

Напарники вышли из комнаты — вызывать врачей и ментов.

— Так все-таки как? — повторил вопрос студент.

В его слабеющем голосе сквозила нездешняя сила. Он совсем не был теперь похож на того остолопа Генку, что так ловко водил за нос людей, прикидываясь Иванушкой-дурачком. Но даже в сказке Иванушка потом всех “нагнул”. А тут быль получается…

— Я не знал, конечно, что Потрошитель — это ты, — я уселся на стул возле кровати. — Мне, собственно говоря, повезло, что сбежал Березов, который был главным подозреваемым по серийным убийствам. Слухи о его побеге разнеслись по городу быстро. Уж я постарался этому поспособствовать. Я знал, что настоящий маньяк, узнав об этом — снова начнет убивать, прикрываясь Березовым. Раз военрук на свободе, значит, это снова его рук дело. Удобно свалить все на него. Правда? А потом я дал в газету объявление, что обнаружен неопознанный труп женщины с разрезом на животе. Дескать, милиция просит помощи у граждан в установлении личности.

— Это Березов ее убил, — оскалился Берг. — Чертов подражатель. Дилетант! Он чуть не забрал у меня славу…

— Никто ее не убивал.

— Что? — прохрипел Берг, не веря.

— Я выдумал все. Начальник милиции Караваев помог протолкнуть утку в прессу.

— Как? Ты же лично показывал мне фотографии, когда прятал меня в КПЗ.

— Это старые фотки… Я взял их из архива. Дело давно раскрыто.

— Но зачем?

— А как ты думаешь? — ухмыльнулся я. — Ты прекрасно понял, зачем… Березов тебя зацепил. Ведь он притворялся тобой. И пока ты был в камере, убивал, присваивая себе твои достижения. Я понял, что Потрошитель — циничная и тщеславная тварь, как впрочем, и любой маньяк. Я знал, что он вновь покажет себя в скором времени, чтобы перетянуть одеяло на себя и заодно окончательно утопить Березова. Свесить все убийства на него. Ты и клюнул. Вот только ты немного просчитался. Березов не маньяк, а, скорее, мститель. Он девушек не убивал. Я об этом прекрасно знал. А ты повелся и напал снова.

Глаза Берга сузились, он поиграл желваками и пробормотал:

— Ладно, я прокололся. Ты меня переиграл, мент.

— Это было непросто. Сначала-то я подозревал Гусева. Ведь отпечатки на ружье, из которого стреляли в тебя — оставлены Хирургом. В квартире найдены вырезки из газет с упоминанием убийств. Все ниточки вели к нему. Но когда я сегодня поймал тебя, понял, что Гусева нет в живых уже давно. Ты манипулятор. Притворяешься ветошью, но заставляешь людей плясать под свою дудку. Всех девушек, которых ты убил, якобы кесарил Гусев. Но ведь это не так? Ты специально слил мне эту дезинформацию, чтобы я зациклился на нем.

— Да… — хмыкнул Берг, — у меня почти получилось. Ты поверил. Убийца — самый лучший агент, да, Андрей Григорьевич?

Я только повел головой, как бы стряхивая его издевки.

— А чтобы я не смог проверить, ты поджег роддом, уничтожив все записи в документах. Потом убил Гусева. Завладел ключами от его квартиры и гаража. Подкинул в его квартиру газетные вырезки. Но когда был здесь, нашел незарегистрированное ружье. Такие дедовские ружья частенько хранятся нелегально, мало кто заморачивается их оформлять. Тогда тебе в голову пришла гениальная мысль — устроить себе алиби с покушением на себя. Ты взял ружье. Выстрелил в перчатках в окно своей общаги в безлюдное время. Бросил ствол под деревом и быстренько вернулся к себе в комнату.

Я подошел к Бергу и сорвал с мочки его уха пластырь:

— Я так и думал, рана на мочке — резаная, а не от пули. Ты сам рассек ухо и залепил его пластырем, притворившись, что в тебя стреляли.

Берг злобно на меня таращился. По его взгляду угадывалась моя правота.

— Вот только я не могу понять, — я задумчиво опустился снова на стул. — Я видел тебя в машине скорой помощи. После мнимого покушения. Тебя трясло. Ты был бледен. Врач зафиксировал тахикардию. Неужели такого можно добиться актерским мастерством?

— Я умею притворяться, — пробубнил практикант. — Всю жизнь так провел. А сердце всколыхнуть — не проблема. Нужно просто не спать и пить кофе. И есть еще пара таблеток, это знать надо.

Я озадаченно потер нос, дивясь находчивости Потрошителя, и продолжил:

— Затем ты заставил друга Гусева прийти ко мне и сказать, что тот якобы пытался занять у него крупную сумму денег, чтобы свалить на юга. Чтобы я поверил, что Гусев жив и скрывается. Но, уверен, он к тому моменту был уже надежно на том свете. Я тогда не понял, почему Кузьмич выглядел испуганным. Весельчак и балагур сидел в моем кабинете таким подавленным. Скорее всего, ты ему угрожал, заставил его прийти ко мне, а затем всё-таки убил. Отравил угарным газом. Но как, я пока не понял…

— Все просто, лейтенант. Я связал его марлей и бинтами. Они не пережимают сосуды как веревка, и ни одна экспертиза не покажет, что тело было связано при жизни. Я вас всех перехитрил. Сколько бы вас ни было…

— Теперь ясно, — кивнул я. — Вот почему на теле Кузьмича множество ошметков белых ниточек. Ты вернулся в гараж. Снял бинты и снова его запер. Но я тебя все-таки нашел… Игра окончена, Гена. Шах и мат. Где тело Гусева? Скажи сам.