Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Что с вами случилось? Почему у вас такое мрачное лицо?

— Не шутите! Я хочу поговорить с вами об очень серьезных вещах, — тихо ответил судебный следователь.

Фернан пристально посмотрел другу прямо в лицо, нахмурился и проговорил:

— Я заранее угадываю, что вы хотите сказать. Это касается Анжель Бернье, не так ли?

— Да.

— Вы хотите спросить меня, что общего между нею и мною?

— Нет, потому что я уже угадал это… Ваше смущение, колебание, наконец, загадочные слова, произнесенные этой женщиной, сказали мне все. Анжель Бернье, незаконная дочь убитого Жака Бернье, была вашей любовницей.

— Это правда…

— А раненая девочка, которую зовут Эмма-Роза, — ваша дочь!

— Да… Это случилось семнадцать лет назад… Я был молод… Вы видели сегодня Анжель! Вы видели, какая она красавица еще и теперь? Можете себе представить, что это было семнадцать лет назад? Я любил ее! Страстно любил!

— Вы были ее первым любовником?

— Полагаю… нет! я наверное знаю, что — да. Анжель была чиста и честна, как никто!

— И вы доказали ей свою любовь тем, что опозорили навеки.

— Ах, милый друг! Увлечение, ошибка молодости! В те времена я поступал безотчетно, да и кто дает себе отчет в подобных вещах?

— Так-то так, но раз они сделаны, то уж, если быть честным, следует отвечать за последствия, как бы они тяжелы ни были. А вы, удовлетворив свою страсть, бросили и мать, и ребенка.

— Сознаюсь, я виноват. Но разве я один так поступаю? Вы отлично знаете, что нет! Ведь и мать Анжель была покинута своим любовником Жаком Бернье.

— Ошибка, сделанная другим человеком, ничуть не умаляет вашей. Ведь этот ребенок, может быть, умирающий, — ваша дочь, ваша родная дочь, дитя вашей любви. Что же вы намерены делать?

— Я? Исполнять свои обязанности. Я отыщу убийцу и отдам его в руки правосудия.

— Даже если мать вашей дочери окажется сообщницей убийцы?

— Опять ваши подозрения! — воскликнул де Родиль.

— Опять и опять!

— Значит, по-вашему, Анжель Бернье виновна в убийстве?

— Материально — нет, нравственно — да. Она не могла совершить преступления сама, но могла побудить к его совершению другого.

— Но ведь это невозможно!

— Почему же нет? Все обвиняет эту женщину.

— Все?

— Да. Она ненавидела своего отца. Вы сами слышали, как она созналась в этом в вашем присутствии. За несколько дней до драмы капризная судьба сводит ее лицом к лицу с сестрой, которую она до тех пор вовсе не знала. Через Сесиль Бернье, или, что еще вернее, по письму, потерянному Сесиль Бернье, Анжель узнает, что отец ее находится в дороге. Вид сестры, избалованной судьбой, которая так жестоко обошлась с нею самой, мысль, что законная дочь получит наследство, пробудили ненависть к Жаку Бернье, дремавшую в глубине сердца Анжель. Мы не знаем, о чем говорили между собой эти две женщины, и их обоюдная скрытность заставляет предполагать, что у них есть серьезные причины держать в тайне происходивший между ними разговор.

Анжель Бернье, неожиданно увидев труп своего отца, в первую минуту отказалась признать его. Почему? Должен ли я довольствоваться теми мотивами, которые она выставила для объяснения своего молчания, или, лучше сказать, своей лжи, в первый момент? Сто раз нет! Ожидаемый приезд дочери в Париж дал ей предлог явиться на вокзал к приходу поезда и таким образом сейчас же узнать, что произошло в нем в пути.

— Но ведь все это не имеет ни малейшего смысла, так как ее дочь тоже оказалась жертвой покушения! — с сердцем возразил товарищ прокурора.

— Простой случай, ниспославший сразу кару Анжель Бернье за ее преступления. Не забудьте, что она убедительно просила начальницу пансиона в Лароше посадить девушку в дамское купе. Разве мать могла предвидеть, что это купе непременно будет битком набито и что ее дочь попадет как раз между убийцей и жертвой? Согласитесь, что это было невозможно. Повторяю, что преступник — не кто иной, как какой-нибудь мазурик, нанятый Анжель, которому она заплатила или деньгами… или своей красотой. Может быть, теперь он ее любовник.

— По-моему, все это безумные и бессмысленные предположения! — воскликнул Фернан де Родиль, пожимая плечами.

— Верьте, что мой инстинкт меня не обманывает, дорогой Фернан, — продолжал спокойно судебный следователь. — Я рассуждаю логически, и истина на моей стороне. Но я хотел знать ваше мнение, прежде чем продолжать розыски, хотел знать, что вы скажете на все те подозрения, которые будут тяготеть над матерью вашего ребенка.

Мучительный, полный ужаса жест вырвался у барона Фернана.

— Господи, Господи, — пробормотал он, — к чему, после стольких лет разлуки, эта женщина опять появляется в моей жизни, да еще при таких обстоятельствах! Может быть, это наказание, которое Бог посылает мне за прошлый грех? Но в таком случае наказание это ужасно. Оно свыше моих сил! Нет, Анжель Бернье не могла, она не может быть виновна! Я ручаюсь за ее невиновность, как за свою собственную.

— Тогда будем искать доказательства этой невиновности, — промолвил де Жеврэ. — Она будет тем блистательнее, чем глубже будет дознание.

Фернан де Родиль поднял голову.

— Разумеется, — ответил он, стараясь говорить твердым голосом, — никаких сделок с совестью быть не должно. Надо, чтобы дознание было совершено самым строгим образом. Я считаю Анжель Бернье невиновной, но если я ошибаюсь, если она действительно соучастница преступления, то закон должен обрушиться на нее всей своей тяжестью. Да и что мне эта женщина! Благодаря воспоминаниям о прошлом она бы могла еще внушить мне некоторую жалость, но в ее глазах я увидел только жгучую ненависть, с уст ее срывались по отношению ко мне только горькие, язвительные слова.

— Ее дочь — ваша дочь, — возразил судебный следователь.

— Эта девочка не носит моего имени. Я не сделал такого безумства, чтобы признать ее своей. Следовательно, я ей ничем не обязан. Неужели же я даже после стольких лет должен нести ответственность за ошибку, совершенную в самой ранней молодости? Во всяком случае, человек должен стушеваться перед товарищем прокурора. Пусть дознание идет своим чередом.

— В таком случае, — проговорил де Жеврэ, — я велю арестовать Анжель Бернье.

Товарищ прокурора молчал, погруженный в глубокое раздумье.

— Я вам не советую делать этого, — сказал он наконец. — Действовать так быстро было бы, по моему мнению, крайней неосторожностью. До сих пор у вас ведь нет ничего, кроме простых предположений. Чтобы нанести такой удар, следует подождать доказательств. Анжель Бернье не может убежать. Велите надзирать за нею как можно строже, но бойтесь последствий немедленного ареста, да еще если он к тому же окажется несправедливым. Ведь эта женщина везде и всюду будет вслух произносить мое имя и кричать, что она была моей любовницей. Все знают вас как моего близкого друга, и, верьте, найдется немало людей, которые будут утверждать, что, арестовав поспешно Анжель Бернье, вы были просто-напросто слепым орудием моих неприязненных отношений с ней. Итак, действуйте осмотрительно и без поспешности. Я думаю, лучше всего, если во всем этом деле ни тот, ни другой из нас не сделает шага без предварительного и взаимного обсуждения.

— Совершенно согласен.

— Я вовсе не прошу замять это дело, — продолжал Фернан де Родиль, — так как не могу отвечать и ручаться за поведение женщины, которую бросил семнадцать лет назад. Я желаю только, чтобы все делалось осторожно и осмотрительно, тем более что я сам тогда только разубежусь в невиновности Анжель, когда мне дадут в руки доказательство противного. Все окружено в этом деле непроницаемой завесой таинственности, и, по-моему, было безумием составлять себе какое-либо окончательное мнение до допроса девушки. Разве вы с этим не согласны?

— Вполне согласен.

— В таком случае что же нам нужно делать?

— Немедленно телеграфировать прокурору в Жуаньи и просить его быть завтра непременно в Сен-Жюльен-дю-Со, куда отправимся и мы и где будем действовать по взаимному соглашению.

— Хорошо. Я сейчас же пошлю депешу в Жуаньи. С каким поездом мы можем уехать завтра?

Де Жеврэ посмотрел на расписание поездов Лионской железной дороги, висевшее тут же на стенке, и сказал:

— Если мы выедем отсюда в шесть часов тридцать минут утра, то будем на месте в половине -двенадцатого. Пробудем мы там, конечно, недолго. Может быть, завтра же вернемся в Париж.

— В депеше нетрудно объяснить все эти подробности.

— Итак, вы нисколько не против этого путешествия, мой дорогой Фернан? — спросил судебный следователь, пристально глядя на друга.

— Чего же мне бояться?

— Вы окажетесь лицом к лицу с вашей дочерью. Вы не боитесь, что это положение — по меньшей мере странное, чтобы не сказать более, — лишит вас хладнокровия так же, как это уже случилось сегодня утром?