Чертобой. Свой среди чужих - Сергей Шкенев

Дружной толпой идем. Зверье выстраивает оцепление в несколько рядов — такое ощущение, будто ими кто-то командует. Самый крупный, непривычного белого цвета, неожиданно подмигивает. Мысли читает, сволочь?

Остановились. Санек опускается на четвереньки и кричит вниз, в темную глубину:

— Мишка, вылезай, придурок, я тебе уши надеру!

— Как с детьми разговариваешь? — Лена отвесила брату подзатыльник и наклонилась сама: — Миша, ты живой?

Андрей хотел вмешаться, но я остановил:

— Пусть. Разберутся, чай, не маленькие.

Из люка послышался неразборчивый возглас, лязг чего-то железного, и вот после небольшой паузы показалась чумазая детская рожица. И тоже смущается:

— Ой… папа…

— Иди сюда, герой!

— И они, и они тоже!

— Они — это кто?

— Мы!

Видели когда-нибудь чертика, выскакивающего из табакерки? Так вот он по сравнению с мальчишками — писаный красавец и образец чистоты. Эта троица умудрилась перемазаться всем, начиная с обычной глины и заканчивая смесью солидола с гудроном. Средний, Серега, перехватив мой взгляд, гордо поднял подбородок:

— А мы напалм сварили! Настоящий! Только он не горит, а сразу взрывается! — Чуть помолчал и добавил: — Наверное, взрывается. Не испытывали еще.

Паразиты, как есть паразиты. Слезы наворачиваются на глаза, а горячий комок подкатывает к горлу, не разрешая ругаться. Потом обязательно в угол поставлю… потом, но пока крепко-крепко обниму.

— Засранцы, — бормочет Андрей и отворачивается, сделав вид, что его больше всего на свете интересует большой белый зверь по имени Василий.

Через минуту площадь напоминает цыганский табор, приглашенный на похороны циркового клоуна — кто-то ревет в три ручья, кто-то пляшет… Не хватает только скрипок и дрессированного медведя на цепи. Впрочем, орущие на разные голоса твареныши с успехом заменяют и первое и второе. Дети, облепившие меня со всех сторон, косятся на опасное соседство, отшвыривают самых надоедливых и наперебой рассказывают о своих подвигах.

— Представляешь, пап, я его раз… а он — бац, и туда! А Витька как взял да как шарахнул! А этот — бздынь, и все! Я и говорю — какого ху… в смысле, чего сидеть-то? И пошли, чо! Ага, с двух стволов сразу… Вот, в канистре же бензин, ну и… Прыг-прыг… представляешь, пап, как лягушка скачет! И вкусная!

Последнее слово прозвучало в общем гомоне неожиданно громко.

— Что, вы и лягушек ели?

— Когда? — хором удивились мальчишки.

— Они же голодные! — ахнула Лена. — Вася, организуй покушать.

Белый зверь будто и вправду понимал человеческую речь — коротко кивнул, дернул правым ухом и грозно рыкнул.

— И хлеба пусть найдут! — Санек крикнул вдогонку разбегающимся по сторонам тваренышам и вздохнул: — Хотя бы кусочек. Маленький.

Город как вымер — часть населения еще не оклемалась от действия звериного яда, а другие попрятались по всем щелям, пережидая нашествие, сравнимое с татаро-монгольским. Увлеченные поисками съестного хищники слишком буквально восприняли команду и тащили все, что попадалось под загребущую лапу. Через полчаса вокруг нас громоздились сложенные в аккуратные штабели и кучи запасы, которыми можно было прокормить даже Первую Конную вместе с лошадьми. Особенно с лошадьми — мешки с овсом составляли примерно девяносто процентов добычи. Приносили огурцы с огородов, сломанные ветки с неспелыми вишнями, просроченные еще лет пять назад рыбные консервы… старались.

Особенно отличился одноухий, самого бандитского вида зверь, он приволок большую чугунную сковороду прямо с шипящей на ней яичницей. Редчайший деликатес по нынешним временам, но как же он умудрился дотащить раскаленную, да еще и без ручки? Определенно, Лена действует благотворно даже на безмозглых тварей.

— Обзови как-нибудь героя. — Я уже знал, что собственные имена даются только за исключительные подвиги и заслуги. Как раз яичница подходила под определение — ее единственную можно было съесть сразу и быстро, без долгого приготовления.

— Назвать? — Дочь забавно сморщила нос. — Джон Сильвер не подойдет?

— Тот одноногий, — возразил Андрей. — А этот кривой и корноухий. Пусть будет Моше Даяном.

— Слишком длинно.

Мы переглянулись, одновременно рассмеялись и выдохнули:

— Мойша!

— Почему Мойша?

— Потому что в профиль похож на Шарля де Голля.

Все равно смотрят с непониманием. Так и пришлось прочитать целую лекцию по истории какой-то там по счету французской республики, о «странной войне» и позорном ее окончании, о якобы «сопротивлении». О королях и капусте не говорил — перешел к событиям более поздним, коснулся темы парижских нравов (не углубляясь, понятно, в подробности) и закончил описанием тамошней кухни, с которой имел несчастье познакомиться лично. Гнусные, кстати, впечатления.

Санек с сожалением посмотрел на опустевшую сковородку и опять вздохнул:

— Если с хлебом, я бы и лягушку съел.

Андрей скрипнул зубами, напугав до полусмерти забравшегося на колени твареныша, но потом вдруг резко просветлел лицом:

— Он есть, хлеб-то! Пап, вызови Иваныча, пусть тесто замесит.

И на самом деле, что-то мы забыли про запас муки и зерна на толкаче. Да не только на нем — целая баржа загружена так, что ватерлиния сантиметров на тридцать под водой.

Достаю старенькую заслуженную «Моторолу»:

— Иваныч, ответь Чертобоям! Иваныч, Чертобой на связи! Иваныч, мать твою так, опять спишь?

В эфире молчание, даже помех почти не слышно. Вот ведь старый черт, наверняка увлекся ремонтом компьютера и забыл включить рацию. В прошлый раз еле-еле дозвались, и опять…

— Пап, — это Лена. — Мы тут с Васей на берегу одного дяденьку видели… Не сами, конечно, а зверек подсказал… Длинный, худой, седой, и все время левое плечо потирает, будто оно болит. Не он? Да, небритый еще.

Опаньки, а словесный портрет совпадает! Неужели этот паразит решил прийти на выручку? Как там говорится… спаси меня, господи, от помощников, а от вредителей я сам избавлюсь? Ведь четко и ясно предупреждал — никакой самодеятельности.

— А где он сейчас?

— По последним данным — сидит в лодке на середине Оки.

— Далеко?

— Да нет, километра три будет, не больше.

— Покажешь?

— Пошли.

Я поднялся с твердым намерением вбить Иваныча в землю по самые уши, потом вытащить, перевернуть и вколотить уже по пятки, но вниз головой. Кузькина мать любимой тещей покажется, обещаю! Инициативу, значит, решил проявить? Ну-ну… и за нее тоже огребет.

— И где же он? — Я повертел головой, осматривая пустынный берег и не менее пустынную реку.

— Не знаю. — Дочь оглянулась на сидящего сзади белого зверя и недоуменно пожала плечами. — Вася говорит, что Пафнутий тоже не отзывается.

— Какой Пафнутий?

— Пафик. — Лена решила, что этим все объяснила. Но добавила: — Который за вашим Иванычем следил.

— Наверное, сбежал.

— Такого не может быть, для них выполнение приказа важнее жизни. Надо еще поискать.

Ага, куда уж больше-то? И так бродим целый час, и хоть бы какой толк. Ни следов, ни хрена… рация тоже молчит.

Бабах!!! Выстрелы где-то выше по течению.

— Это он! — кричит Андрей, срываясь с места в карьер.

— Погоди!

Не успеваю — этот лось ломится вперед сквозь кусты, а дети дружной толпой устремляются за ним по проложенной просеке. Им, молодым, хорошо — включил моторчик в заднице, да и поскакал. А тут годы берут свое, на пятом десятке и дыхалка сдавать начинает, и общее состояние скоростям не способствует. Не то чтобы совсем укатали сивку крутые горки и пора отправлять на махан, побегаю еще. Но не с резвостью напуганного сайгака. Куда торопиться?

Оказалось — есть куда. Выстрел за кустами… еще один… Вылетаю на открытое пространство, забыв про одышку и хрипы в груди. Бля-а-а, знакомые все лица!

— Не ждал? — Петрович отступает спиной к резиновой лодке, прижимая пистолет к голове самого младшего, Мишки. Тот из вредности полностью расслабился и обмяк, бородачу приходится тащить его почти волоком. — Бросай оружие, Чертобой!

Как в голливудском боевике. Там тоже плохие парни всегда берут заложников и заставляют хороших копов положить пистолеты на землю. Только лежащий с перерезанным горлом Никитин не похож на декорацию, слишком натуральная и не картинная поза.

— Сдавайся, и я гарантирую тебе жизнь.

— Спасибо, конечно. — Этот хмырь откровенно смеется. — Уж как-нибудь без гарантии обойдусь.

— Урою падлу. — Андрей сидит на песке, зажав руками кровоточащее колено. — Сейчас встану и урою.

— Заткнись уж, урывальщик. — Петрович ногой столкнул надувнушку в воду. — Всем отойти! Отойти, я сказал! И тварей уведите!

Делаю шаг назад.

— Еще!

Второй шаг.

— Не злите меня! — Он садится в лодку, продолжая удерживать Мишку. — И давайте без глупостей — высажу мальчишку на той стороне Оки, потом заберете.