Пасынки Луны. Часть 2 - Денис Георгиевич Кащеев

в толпе. А на освободившееся место возле главного – если, конечно, не считать самого кремля – артефакта Первопрестольной уже шел его товарищ, молодой прапорщик.

– Пред Неистощимым Ключом и людьми… – начал тот – и сбился. Не сдержавшись, Романов скривился. – Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Фома Кречетов, отдаю свои сердце и голос за Глеба Шуйского! – скороговоркой выпалил духов глупец.

Светлейший князь лишь покачал головой. Да, были среди москвичей и такие, пусть, возможно, они и не составляли большинства. Увы, жители Первопрестольной голосовали, приложив руку к Царь-Колоколу – и сказанного тут было уже не исправить.

Другое дело иные города-убежища – из-за сложностей с прибытием избирателей в Москву провинция подводила свои итоги на месте и отправляла порталом только грамоты с подсчитанными результатами. Курьерами служили мастеровые – спасибо нежданно канувшим без вести дымоведу Тоётоми, Муравьевой с ее не в меру верным фамильяром и троице из мира-донора. Разумеется, Романов озаботился заранее узнать, кому будет доверена та или иная грамота, и в доброй полудюжине случаев изловчился, взломав печати, подкорректировать их содержание прежде, чем оное огласили у Царь-Колокола.

В первый раз было боязно: а ну как астрал фальсифицированные итоги не признает? Но артефакт благополучно звякнул: то ли не заметил подмены, то ли посчитал самоуправство Светлейшего князя вполне допустимым ходом: мол, раз сумел – значит, так тому и быть.

Однако слишком уж откровенно мухлевать с цифрами Романов тогда не решился, о чем сейчас, пожалуй, сожалел. Голосование проводилось в два тура, и если в первом раунде Светлейший князь значительно опередил всех своих конкурентов, включая князя Глеба, то теперь, во втором, с другим финалистом, Шуйским, они шли, что называется, мерлин в мерлин. Хорошо еще, что удалось вовремя вышвырнуть из игры эту Борискину подстилку Багратиони! О, Ключ, что за времена настали! Еще лет десять назад девка, нагулявшая дитя вне брака – и совершенно не важно от кого – подверглась бы всеобщему осуждению, а теперь такую потаскуху прочили в Императрицы-Матери! Куда только катится сей мир?!

– Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Антон Кусков, отдаю свои сердце и голос за… Всеволода Романова! – выдержав перед объявлением имени прямо-таки театральную паузу, провозгласил очередной офицер.

Голосовал только что сменившийся с дежурства на стене наряд стражи, последние три дюжины человек, имевших право приложить ладонь к Царь-Колоколу. Последние – если, конечно, не считать шести дезертиров: молодой графини Воронцовой, молодого князя Огинского-Зотова, его юной, но числившейся совершеннолетней сестры-княжны, а также девиц Муравьевой, Каратовой и Змаевич. Тоётоми, как подданный Микадо, участвовать в Соборе не имел права, а из сей беглой полудюжины Светлейший князь мог бы рассчитывать лишь на поддержку со стороны любовницы японца, Мастера големов. То есть там у Шуйского вышло бы пять к одному. Возможно, именно этих четырех голосов князю Глебу и не хватит для победы. Воистину, сам Ключ ныне на его, Романова, стороне!

Жаль, конечно, будет навсегда потерять столь ценного Тоётоми, без содействия японца с той же Багратиони пришлось бы повозиться. Да и молодой князь, несмотря на его нынешний негативный настрой, еще вполне мог бы оказаться полезен. Как и Мария Михайловна с ее так называемой Одной Шестнадцатой, как и Юлия Леонидовна и Светлана Игоревна – особенно, если Мор в подлунном мире все же надолго. Но сейчас главное – голоса на Соборе, и каждый, недополученный Шуйским – сие его, Светлейшего князя Всеволода, маленький успех! Так что все к лучшему!

– Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Анна Новинская, отдаю свои сердце и голос за Всеволода Романова!

Умница, Анна Николаевна, ждите повышения по службе! Едва ли скорого, но неизбежного!

– Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Сергей Егоров, отдаю свои сердце и голос за Глеба Шуйского!

А вот вам, Сергей, не знаю уж как там вас по батюшке, так и ходить до старости в зауряд-прапорщиках!

– Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Ксения Гостомыслова, отдаю свои сердце и голос за Всеволода Романова!

Верный выбор, Ксения!

– Пред Неистощимым Ключом и людьми я, Артур фон Гауф, отдаю свои сердце и голос за Всеволода Романова!

Браво, господин барон! А кто там следующий за вами? Все? Более никого?

– Сколько за каждого? – скосив взор, заглянул Светлейший князь в книгу старательно фиксировавшего ход голосования писаря в жандармском мундире при погонах вахмистра.

– У вас итоговое преимущество в шесть голосов, Ваша Свет… Ваше Величество! – с подобострастным поклоном торопливо поправился тот.

То есть теперь князя Глеба спасет разве что поддержка дезертиров – и то при условии, что к нему переметнется эта Змаевич. Последнее хоть и маловероятно, но, увы, не невозможно.

– Давайте не будем торопить события, сударь, – одарил писаря благосклонной улыбкой Романов. – Величеством все-таки становятся только после официальной коронации… Как, говорите, ваше имя?

– Прохор я, Збруев… Ваша Светлость.

– Я вас запомню, Прохор, – ничуть не лукавя, пообещал Светлейший князь. Человек, первым обратившийся к нему монаршим титулом, несомненно, заслужил награду.

– Так что, сие все? – оставив в покое писаря, быстрым шагом подошел Романов к Петрову-Боширову, на правах временного московского Головы отвечавшему за ход выборов в Первопрестольной. Почти одновременно с противоположной стороны к Александру Руслановичу приблизился угрюмый Глеб Шуйский.

– Шесть человек свой голос еще не отдали, – заметил ротмистр.

– Стоит ли нам ждать милости от гнусных дезертиров? – поморщился Светлейший князь.

– Не разбрасывайтесь обвинениями, Ваша Светлость, – тряхнул бородой Шуйский. – Покамест мы не знаем истинной причины отсутствия сих шести человек в кремле!

– Правом голоса обладают все состоящие в российском подданстве одаренные, – в свою очередь пояснил свою позицию Петров-Боширов. – Даже узники темниц! Повременим – до полуночи, как и было условлено!

– Что ж… – наверное, можно было бы и впрямь смириться с более чем трехчасовым ожиданием, но слова «Ваше Величество», неосторожно произнесенные недавно писарем, лишили Романова всякого терпения. Тем более, что нужный козырь на руках у него имелся – что ж, пришло время оный разыграть. – Вы совершенно правы, любезный Александр Русланович, – слащавым тоном произнес Светлейший князь. – Я о том, что правом отдать свой голос на Соборе обладает любой русский подданный. Мне тут как раз доставили из Афин одного беглеца. Сие негодяй, числящийся в розыске, и наш будущий Император, вне всякого сомнения, воздаст ему по заслугам… Потом. Но