Поле мечей - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обращая внимания на окружающих, Юлий стремительно подошел к великолепному особняку Бибула. Решительно поднял руку и постучал в дубовую дверь. Он не позволит остановить себя здесь, прямо на пороге.
Дверь открыл юноша-раб с таким накрашенным лицом, что выражение его казалось похотливым даже несмотря на то, что мальчик сразу узнал посетителя и от удивления широко раскрыл глаза.
— Я римский консул. Ты знаком с законом?
Раб в ужасе кивнул.
— Тогда не смей преграждать путь. Едва осмелишься дотронуться до моего рукава, как сразу умрешь. Я пришел к твоему хозяину. Веди сейчас же.
— К-консул…
Раскрашенный юноша попытался упасть на колени, но Юлий поторопил:
— Быстро!
Других доводов не потребовалось. Раб повернулся и почти бегом бросился в глубину дома, оставив дверь открытой.
Юлий решительно направился следом, по комнатам, в которых заметил добрую дюжину таких же раскрашенных детей. При виде столь угрожающей личности все они замерли от ужаса. Кто-то изумленно вскрикнул, и Юлий внимательно осмотрелся. Судя по всему, взрослых слуг в этом доме не держали. Дети же были одеты так, что невольно приходило на ум заведение Сервилии.
В задумчивости консул едва не отстал от своего проводника. Но тут же ускорил шаг, и раб еще быстрее побежал по коридорам и анфиладам комнат. Наконец оба достигли ярко освещенного зала.
— Господин! — воскликнул раб. — Пришел консул Цезарь! Он желает тебя видеть!
Юлий резко остановился, тяжело дыша от переполнявшего душу гнева. Бибул сидел на большом диване, а над ним, низко склонившись и шепча что-то в самое ухо, стоял Светоний. Вдоль стен стояли несколько хорошеньких рабов и рабынь, а два обнаженных мальчика сидели у самых ног мужчин. Невозможно было не заметить, что лица детей раскраснелись от вина, а глаза кажутся значительно старше тела. Юлий невольно вздрогнул и перевел взгляд на Светония.
— Убирайся отсюда немедленно.
Заметив Юлия, Светоний выпрямился, словно в трансе. Лицо его обезобразила внутренняя борьба: консула невозможно ни задержать, ни обвинить. Если он оскорбит Цезаря, от кары не спасет даже звание сенатора.
Юлий, словно случайно, положил руку на рукоятку меча. Он прекрасно понимал, что без поддержки друга Бибул сразу потеряет уверенность в себе. Это было ясно даже тогда, когда Юлий еще не имел действенного рычага для борьбы с Бибулом. Сейчас же он совершенно неожиданно для себя самого обрел его.
В поисках поддержки Светоний взглянул на хозяина дома, но увидел в его глазах лишь откровенный ужас. Юлий уже шагал по зеркальному мраморному полу, однако Светоний все-таки не двигался, ожидая хотя бы единственного слова, которое позволит ему остаться.
Бибул, замерев, наблюдал, как Цезарь не спеша подошел к Светонию и склонился над ним.
— Убирайся, — тихо повторил консул, и Светония словно ветром сдуло.
Теперь Юлий повернулся к Бибулу, и тот обрел дар речи.
— Это мой дом, — запинаясь, пролепетал он.
Юлий рявкнул так, что соконсул забился в дальний угол огромного дивана:
— Мразь! Ты осмеливаешься разговаривать со мной, когда у твоих ног сидят эти дети! Если бы я убил тебя прямо сейчас, это стало бы благословением для Рима! Но лучше я отсеку то последнее, что еще делает тебя мужчиной! Немедленно!
Выхватив меч, Юлий сделал шаг к дивану, и Бибул с громким криком отпрянул. Обливаясь слезами, он словно завороженный смотрел на застывший у паха меч.
— Умоляю… — наконец пролепетал он.
Юлий дотронулся мечом до складок одежды несчастного. Бибул вжался в спинку дивана — дальше отступать было уже некуда.
— Пожалуйста, что угодно… — зарыдал Бибул, и его лицо исказилось неподдельным страданием.
Цезарь понимал, что судьба наделила его поистине безграничными возможностями. Парочка отборных угроз, и этот нелепый консул уже никогда не осмелится показаться в сенате. Как только Юлий заговорил, один из сидящих на полу детей пошевелился и невольно привлек к себе взгляд молодого консула. Мальчик смотрел не на гостя, а на своего господина; он даже вытянул шею, чтобы лучше разглядеть выражение его лица. Во внимательном взгляде сквозила ненависть, ужасная в столь юном возрасте. Мальчик был худ настолько, что можно было пересчитать ребра, а на шее красовался огромный лиловый синяк. Ребенок был примерно одного возраста с дочерью Цезаря. Юлий гневно взглянул на Бибула.
— Продай своих рабов. Немедленно. Продай тем людям, которые не будут над ними издеваться, и пришли мне адреса, чтобы я мог проверить жизнь каждого. Тебе же придется существовать в одиночестве — если я вообще оставлю тебя в живых.
Не переставая дрожать, Бибул кивнул.
— Да, да, конечно! Я все сделаю — только… не режь меня.
Толстяк снова завыл, а Юлий, не сдержавшись, дважды наотмашь ударил его по лицу, отчего голова новоиспеченного соконсула запрокинулась. В уголке рта показалась тонкая струйка крови, и он задрожал еще сильнее.
— Клянусь всеми богами, что если замечу тебя в сенате, то не поможет никакая неприкосновенность. Уж я позабочусь, чтобы тебя отправили куда-нибудь подальше, где никто и никогда не увидит этой физиономии и не услышит нытья. А сам ты будешь умолять о смерти.
— Но я же консул! — пропищал Бибул.
Юлий снова пошевелил острием меча складки одежды.
— Это пустой звук. Я не потерплю в сенате рядом с собой человека подобного тебе. Никогда в жизни. Твоя песенка спета.
— А он еще будет меня обижать? — неожиданно поднял голос мальчик.
Юлий взглянул на него и увидел, что ребенок поднялся на ноги. Успокаивая, отрицательно покачал головой.
— Тогда дай мне нож. Я убью его, — решительно потребовал мальчик.
Юлий заглянул в глаза мальчика и увидел выражение нешуточной решимости.
— Если ты это сделаешь, тебя самого убьют, — негромко предупредил он.
Несчастный ребенок равнодушно пожал плечами.
— Ну и пусть. Все равно — дай мне нож, и я сделаю это.
Бибул открыл было рот, но Юлий тут же угрожающе повел мечом.
— Сиди тихо. Здесь разговаривают мужчины. А ты вовсе ни при чем. — Он снова взглянул на мальчика и заметил, что тот выпрямился, приняв уверенную позу. — Если ты настаиваешь, парень, то я не буду тебя останавливать, но, если честно, от живого будет больше толку, чем от мертвого. По крайней мере сейчас. — И действительно, труп означал бы еще одни выборы и нового соперника, который мог оказаться вовсе не таким слабым, как Бибул. И все-таки Юлий не отослал мальчика.
— Он нужен тебе живым? — уточнил ребенок.
Консул смерил его долгим внимательным взглядом, а потом кивнул.
— Ладно, пусть остается. Только тогда мне непременно нужно сегодня же уйти отсюда.
— Я постараюсь подыскать тебе новое место. Обещаю.
— И не мне одному. Нам всем. Мы не можем больше оставаться здесь ни единой ночи.
Юлий взглянул на ребенка с удивлением.
— Вы все?
— Да, все до единого, — ответил мальчик, глядя прямо в глаза взрослому, сильному человеку.
Юлий не выдержал и первым отвел взгляд.
— Ну что ж, пусть будет так. Соберитесь у входной двери и подождите меня. Я еще немного поговорю с вашим хозяином, а потом отправлюсь с вами.
— Спасибо, добрый господин, — с благодарностью поклонился мальчик. Все дети выскочили из комнаты, и теперь тишину нарушало лишь затрудненное дыхание их господина.
— Как ты об этом узнал? — прошептал Бибул.
— Пока не увидел всю эту ватагу, я и понятия не имел, кто ты такой на самом деле. Но если бы и не узнал, ты все равно не стал бы чище! — прорычал в ответ Цезарь. — И учти, если ты только отважишься притащить в свой притон новых детей, я тотчас об этом узнаю. Едва мальчик или девочка перешагнут порог этого грязного дома, мне все моментально станет известно, и тогда прощения тебе уже не будет. Понимаешь, о чем я? Сенат теперь мой. Полностью.
Произнеся последнее слово, Юлий резко повел мечом, и Бибул вскрикнул, обмочившись от ужаса. Со стоном он схватился за расплывающееся по тоге пятно мочи, слегка окрашенное кровью. Юлий же, внезапно успокоившись, сунул меч в ножны, резко повернулся и направился к выходу, где его ждали больше тридцати маленьких рабов. Каждый из беглецов сжимал в ручонках небольшой сверток с одеждой. В свете ламп расширенные от страха глаза детей казались особенно жалобными.
— Решено, — обратился к ним Цезарь. — Сегодняшнюю ночь вы проведете в моем собственном доме. А скоро я найду каждому из вас семью, где будет тепло и уютно.
Глаза детей наполнились благодарностью и неподдельным счастьем, и Юлию неожиданно стало стыдно: ведь он пришел в этот дом вовсе не ради них.
ГЛАВА 21
Лето прошло чередой долгих, наполненных трудами и заботами дней, но до зимы было еще далеко. У городских ворот Юлий сел на коня и направился в сторону легионов, стоящих лагерем на Марсовом поле. Крепко сжав поводья, он оглянулся, стараясь унести с собой образ города. Кто знает, сколько месяцев и лет ему придется провести в далекой Галлии? Путешественники и купцы, которым довелось побывать в маленьком римском лагере у далекого подножия Альп, рассказывали, что это отчаянно неприятное место — холоднее они просто не встречали. Юлий исчерпал все свои кредиты, но постарался как можно лучше одеть и накормить все десять тысяч легионеров. Конечно, он понимал, что долги придется отдавать, но сейчас старался не думать об этом — не хотелось портить последние минуты прощания с родным городом неприятными мыслями.