Поле мечей - Конн Иггульден

Юлий удивленно поднял брови.

— Если не считать блага Рима, разумеется.

Помпей покраснел, и Цезарь улыбнулся, пытаясь смягчить колкость. Ведь одним неловким шагом можно было испортить все достигнутое.

— Твои собственные желания, друг мой, достаточно просты, — продолжил он. — Тебе необходима полная и абсолютная власть — власть диктатора. Впрочем, подобное название может и не понравиться. Мы с Крассом обязуемся поддерживать любое твое выступление в сенате. Любое. Таким образом, втроем мы сможем надежно держать сенаторов в своих руках.

— Это немало, — спокойно согласился Помпей. Предложение Юлия полностью подрывало идею существования двух консулов как противовеса, однако политик не отважился упомянуть об этом.

Цезарь кивнул.

— Если бы я считал тебя мелким человеком, то не стал бы предлагать подобное. В прошлом между нами возникали разногласия, но мне никогда не приходило в голову ставить под сомнение твою любовь к Риму. А разве кто-нибудь знает консула Помпея лучше меня? Вспомни, что мы вместе уничтожили Катона. Твоя деятельность принесет родному городу лишь благо.

Возможно, лесть оказалась слишком откровенной, хотя Юлий с удивлением понял, что и сам почти верит собственным словам. Помпей проявил себя надежным лидером и наверняка будет защищать интересы Рима убежденно и самоотверженно, даже если никогда не сумеет их расширить.

— Я тебе не доверяю, Цезарь, — сурово парировал Помпей. — Все эти обещания могут пойти прахом, если связь между нами не станет крепче. — Он негромко откашлялся. — Мне нужно подтверждение твоей доброй воли. Доказательство поддержки, которое окажется погуще воздуха.

— Тогда скажи, что именно может послужить таким доказательством, — пожал плечами Цезарь.

— Сколько лет твоей дочери? — спросил Помпей. Он был совершенно серьезен, и Юлий тотчас понял, что именно имеет в виду консул.

— В этом году исполнилось десять, Помпей. Девочка слишком мала для тебя.

— Ей не всегда будет десять. Так вот, свяжи со мной свою кровь, и я приму твои обещания. Моя жена в могиле уже больше трех лет, а мужчине негоже оставаться в одиночестве. Как только дочке исполнится четырнадцать, пришли ее ко мне, и я тут же стану твоим зятем.

Цезарь устало потер глаза. Как много зависит от соглашения с этими старыми волками! Если бы дочь была одним из его легионеров, он отдал бы ее в жертву без малейшего сомнения!

— В шестнадцать, — наконец медленно, тяжело произнес он. — Она стает твоей невестой в шестнадцать лет.

Помпей просиял, вытянул руку для дружеского пожатия и кивнул. Юлий с холодным сердцем сжал ладонь союзника. Теперь оба консула принадлежат ему, осталось уладить лишь кое-какие мелкие детали. Однако мысль о Крассе все-таки беспокоила. В тишине курии Цезарь прислушивался к шагам легионеров Помпея, которые доносились с площади, и эти шаги подсказали решение проблемы.

— Легион в придачу, Красс, — быстро произнес он. — Новый орел на Марсовом поле, вознесшийся в твою честь. Мои лучшие офицеры в течение полугода будут обучать и тренировать солдат. Наберем их в провинции — десять тысяч простых парней, которые в ином случае не получили бы возможности сражаться за Рим. Они будут принадлежать лично тебе, Красс, и, должен признаться, нет на свете большей радости, чем создать из этих ребят новый легион. Я все сделаю сам, а ты лишь наденешь плюмаж военачальника.

Красс пристально посмотрел на собеседников, явно оценивая предложение. Он мечтал о командовании со времени безуспешной схватки со Спартаком, однако не переставал сомневаться в собственных возможностях: сумеет ли он руководить так, как Помпей или Цезарь? Юлий говорил настолько красиво, что все казалось возможным. И все же консул решил выразить свои сомнения.

Цезарь, успокаивая, накрыл ладонью руку Красса.

— Я набирал людей в Африке и Греции и создавал из них военные отряды. А с римлянами это гораздо легче. Катилина обнаружил в нашем городе слабое звено, и если мы стремимся к процветанию Рима и расширению торговли, то непременно должны его устранить. Разве я не прав? Кроме всего прочего, столице необходимы сильные люди, которые смогут надежно защитить ее стены.

Красс покраснел.

— Но… смогу ли я командовать людьми так, как требуется? — едва слышно пробормотал он сквозь сжатые зубы.

Юлий по достоинству оценил выдержку политика, он понимал, чего стоило это признание в присутствии Помпея, однако в ответ лишь слегка нахмурился.

— Я тоже не сразу всему научился, — ответил он. — Заслуга принадлежит Марию и Рению. Ну и, конечно, Помпей сделал очень много — и личным примером, и тренировкой. Никто не рождается полководцем, Красс. На первых порах я буду следить и помогать, и Помпей наверняка не откажет в совете. Он тоже понимает, что для надежной защиты Риму просто необходим второй легион. И вряд ли согласится сотрудничать с кем-то иным, кроме тебя.

Оба взглянули на Помпея, и тот немедленно отозвался:

— Все что угодно, Красс. Юлий говорит дело. — Собеседники улыбнулись, а Помпей продолжал: — Ты нарисовал весьма привлекательную картину, Цезарь. Крассу торговля и легион, мне — молодая невеста и любимый город. Но до сих пор ты не определил цену своей щедрости. Так не таи же ее, открой!

Красс вмешался:

— Я готов принять высказанные условия с двумя добавлениями: во-первых, лицензия не на два года, а на пять, а во-вторых, предоставление моему старшему сыну, Публию, офицерской должности в Десятом легионе. Он должен стать трибуном. Я уже далеко не молод, Юлий, и сын должен получить возможность командовать новым легионом после меня.

— Согласен, — коротко заключил Цезарь.

Помпей нетерпеливо откашлялся.

— Но все-таки чего же хочешь ты, Цезарь?

Юлий снова потер глаза, словно пытаясь скрыть собственные мысли. Он вовсе не планировал связать свою семью с родом Помпея, но этот брак позволит дочери попасть в круг высшей римской аристократии. Сделка, конечно, имеет смысл. Оба консула слишком опытные и старые политики, чтобы отвергать подобное предложение. Да и в любом случае, оно гораздо выгоднее даже частичной потери их сотрудничества и поддержки. Юлий хорошо знал, как затягивает власть, как трудно от нее отказаться, испытав силу и неограниченные возможности. Ничто не может доставить такого удовлетворения, как лидерство. Он взглянул на собеседников открыто и ясно.

— Когда закончатся шесть месяцев моего правления, а те законы, которые я считаю необходимыми, будут приняты, ситуация станет значительно проще. Я считаю необходимым вывести два своих легиона в новые земли. Передам полномочия Помпею, но лишь с тем условием, что вы оба подпишете приказы, предоставляющие мне полную свободу вербовать солдат, заключать соглашения и издавать законы — все от имени Рима. Причем отвечать ни перед кем, кроме себя самого, я не собираюсь, и никаких отчетов посылать не намерен.

— Но будет ли такое положение иметь законную силу? — уточнил Красс.

Помпей утвердительно кивнул.

— Если консульские полномочия будут переданы мне, все пройдет вполне законно, — ответил он. — Прецеденты существуют. — Потом консул нахмурился и уточнил: — Куда именно ты собираешься вести свои легионы, в какие земли?

Юлий улыбнулся, вдохновленный собственным энтузиазмом. Как он спорил с друзьями по поводу ценности той или другой страны! Но в конце концов путь оказался определен точно и бесповоротно. Александр проложил путь на восток, и вслед за великим полководцем по этой дороге пошли многие. Он же отправится на запад!

— Меня привлекают варварские страны, друзья, — наконец ответил он. — И больше всего манит Галлия.

В полном вооружении и доспехах Юлий шагал к дому Бибула. Помпей и Красс считали, что ему хорошо известно, как приручить соконсула, однако на самом деле он до сих пор не представлял себе с полной ясностью, как не позволить Бибулу и Светонию смешать все его планы.

Молодой консул яростно сжал кулаки. Он отдал дочь, пообещал Помпею и Крассу время, деньги и власть. Взамен же надеялся получить свободу, которой не располагал еще ни один римский полководец за всю историю Вечного города. Сципион Африканский не обладал той властью, которую Юлий стремился обрести в Галлии. Даже Марий отчитывался перед сенатом. Цезарь же вовсе не собирался упускать из рук дарованную возможность из-за одного человека, чего бы это ему ни стоило.

При виде стремительно шагающего воина люди расступались. Некоторые из прохожих узнавали его и тут же замолкали, внимательно разглядывая. Выражение лица и походка нового консула полностью исключали всякую возможность обратиться к нему с приветствиями или поздравлением; больше того, многие недоумевали, какая новость так рассердила молодого политика в первый же день успеха.