Мориарти - Энтони Горовиц

Это был хороший человек. Я им восхищался. И хотя мне пришлось его застрелить, я всегда буду думать о нём, как о моём друге.

ГЛАВА 22

НАЧАТЬ С НУЛЯ

Я вытащил мой собственный револьвер. Джонс взглянул на меня, и в его глазах промелькнули изумление, испуг, а потом и осознание происходящего.

— Мне очень жаль, — сказал я и выстрелил ему в голову.

Умер он мгновенно, его качнуло в сторону, палка в последний раз ударилась о землю и застучала по булыжной мостовой. Надо было действовать быстро — кругом полицейские из Скотленд-Ярда. Я вылез из двуколки и подошёл к «Чёрной Марии», остановившейся посреди дороги. Кучер и сопровождающий были мертвы. Констебль на задней подножке вцепился в дверцу, словно его главной задачей было держать её закрытой. Я выстрелил ему в спину — он безвольно сполз на землю. В то же мгновение полковник Моран выстрелил в третий раз — и стоявший рядом с Перри полицейский крутанулся волчком и упал. Перри взвыл от обиды. Он бы с удовольствием убил полицейского сам.

Я залез в «Чёрную Марию», оттолкнув чьё-то мёртвое тело. В сознании запечатлелись пешеходы, они уже показывали в нашу сторону и что-то кричали, но подходить к нам никто, конечно же, не собирался. Вмешаться мог только сумасшедший, и я знал, что страх и паника дадут мне возможность сбежать. Тут же подскочил Перри, вытирая нож о тряпку, и сел рядом со мной.

— Можно я поведу? — спросил он.

— Потом, — ответил я.

Я хлестнул лошадей. Они уже успокоились, к тому же в полиции их тренировали не бояться шума и враждебно настроенной толпы. Перри сидел рядом. Сначала я направил лошадей по Виктория-стрит, но потом потянул за поводья и заставил лошадей резко повернуть. Ещё одна ошибка Этелни Джонса: он расставил людей вдоль предполагаемого маршрута до Скотленд-Ярда, но я туда совершенно не собирался. Как только мы повернули, в дверном проёме дома появился разгорячённый полковник Моран, духовое ружьё фон Хердера он уже успел убрать в сумку для гольфа, висевшую у него за плечом. Он вскочил на заднюю подножку «Чёрной Марии», как было договорено.

Ещё один взмах кнута — и мы понеслись мимо вокзала «Виктория» по направлению к Челси. В этой части улицы народу было предостаточно, и люди понимали: что-то случилось, но что именно? Во всяком случае, остановить «Чёрную Марию» никто не пытался. Нас тряхнуло на выбоине, и я услышал, как Моран выругался. Мелькнула мысль: а доберётся ли он до пункта назначения? Или вылетит на повороте где-нибудь в пригороде? Кстати, а что о происходящем думает наш пассажир? Выстрелы он, конечно, слышал. Не заметить, что мы резко повернули, не мог. Скорее всего, он обо всём догадался, но дверки были заперты, и что он мог поделать?

После Челси мы въехали в Фулем, или Западный Кенсингтон, как предпочитают называть этот район его обитатели. Когда добрались до больницы, я передал поводья Перри, и он повёл «Чёрную Марию» с блаженной улыбкой на лице. Я велел ему сбавить ход. На то, чтобы организовать серьёзные поиски, стаду инспекторов из Скотленд-Ярда потребуются часы, и привлекать к себе внимание нет никакой нужды. Я окликнул полковника Морана, и в ответ он что-то невнятно буркнул. Значит, пока держится.

Ещё почти час мы добирались до Ричмондского парка, проехали через ворота Бишопс-Гейт — я их выбрал, потому что ими почти не пользуются. Мне требовалось открытое пространство, и парк был идеальным местом для того, что я задумал. Мы въехали на самое большое поле, какое могли найти, вокруг открывались разнообразные виды, за изгибом холма едва просматривалась река, но деревня была видна хорошо, а за ней вдалеке — и Лондон. День был чудесный, наконец-то дало о себе знать весеннее солнце, в чистом небе над горизонтом плыло несколько облачков. Мы остановились. Полковник Моран слез со своей подножки, обошёл лошадей, потянулся.

— Какого чёрта мы забрались так далеко? — спросил он.

Я оставил эту реплику без внимания, подошёл к «Чёрной Марии» сзади и открыл дверку. Кларенс Деверо знал, что его ждёт. В карету хлынул солнечный свет, Деверо съёжился, забился в угол, прикрыл рукой глаза. Я не стал с ним разговаривать. Просто залез внутрь и вытащил его на свет божий. Я был уверен, что оружия при нём нет. А на открытом пространстве он будет совершенно беспомощен, ничуть не лучше рыбы, которую выбросило на песок. Я подал сигнал Перри, и он направил лошадей к рощице, где в укрытии нас ждал второй экипаж.

Естественно, я позаботился об этом заранее. Ведь лошадей надо поменять — нам предстоит долгая дорога, вплоть до южного берега Англии.

Мой проигравший противник униженно ползал на коленях. Конечно, он чувствовал дуновение ветра на лице. Слышал пение птиц и прекрасно понимал, где оказался, даже не открывая глаз. У меня был револьвер, из которого я застрелил Этелни Джонса, Перри тоже был вооружён. Вероятность того, что нас здесь потревожат, была ничтожной. Парк огромный, две тысячи триста шестьдесят акров, если быть точным, я нарочно выбрал самый отдалённый его участок, едва ли сюда забредут гуляющие. Да и задерживаться здесь надолго я не намерен.

Моран стоял рядом со мной и смотрел на нашего пленника, с обычной смесью жестокости и презрения. Широкий облысевший лоб, огромные усы — увы, Моран напоминал опереточного злодея, но либо не имел об этом представления, либо на свой внешний облик ему было плевать. Он казался малоприятным человеком и в день нашей первой встречи, но с годами стал только хуже и был готов вспылить по любому поводу.

— Ну, профессор, что дальше? — спросил он. — Полагаю, вы собой вполне довольны.

— Всё вышло так, как мне хотелось, — признал я. — Была минута, когда я уже подумал: посол нам своего секретаря не отдаст. Эти люди — настоящие буквоеды. К счастью, покойному инспектору Джонсу напоследок удался гениальный ход, и он положил посольских на обе лопатки. За это я буду ему вечно благодарен.

— А этот мерзкий коротышка… собираетесь его убить?

— Ни в коем случае. Стал бы я так рисковать, если бы речь шла всего лишь об убийстве? Он мне нужен живой. И всегда был нужен живой. В противном случае моя задача была бы куда проще.

— Почему?

— Полковник, должно пройти несколько лет, прежде чем я смогу возобновить свои дела в Англии. Во-первых, организацию придётся строить заново, а это требует времени. Но и потом останется проблема…

— Шерлок Холмс?

— Нет. Похоже, он окончательно сошёл со сцены. Как это ни удивительно, придётся быть начеку с полицией.

— Они знают, кто вы.

— Именно. Они быстро разберутся в том, что именно произошло — эту головоломку решит даже Лестрейд. Ведь все они меня видели.

— Вы сидели рядом с ними, и они видели ваше лицо. К тому же вы убили одного из их рядов. Они будут вас искать, со всем старанием, на какое способны.

— Поэтому мне придётся уехать. Через три дня из Гавра в Нью-Йорк отправляется «Вандалия». На борту будем мы с Перри, а с нами — мистер Деверо.

— А потом?

Я взглянул на Деверо.

— Откройте глаза, — велел я.

— Нет!

Это был король преступного мира, величайший злодей, какого породила Америка. Он был близок к тому, чтобы уничтожить меня. Но сейчас это был ребёнок. Сжав лицо руками, он качался взад-вперёд и негромко всхлипывал.

— Откройте глаза, — повторил я. — Если хотите жить, делайте, что говорят. — Очень медленно Деверо выполнил приказ, но продолжал смотреть на траву перед собой, не в силах поднять голову. — Посмотрите на меня!

Это стоило ему гигантских усилий, но он подчинился, и мне показалось, что теперь он будет подчиняться мне до конца жизни. Он плакал. Слёзы текли из глаз, текло и из носа. Он был белее мела. Я что-то читал про агорафобию — состояние, о котором миру стало известно только недавно, — но я никогда не наблюдал эту болезнь вблизи. Скажу прямо — я был потрясён. Передай я сейчас Деверо мой револьвер, боюсь, он не смог бы им воспользоваться. Страх парализовал его. Перри тем временем вышел из-за деревьев, таща за собой здоровенный сундук. Он был предназначен для перевозки Деверо.

— Его сюда? — спросил Перри.

— Погоди, Перри. — Я повернулся к Деверо. — Зачем вы сюда приехали? — спросил я его. — В Америке у вас были богатство и успех. Силам закона — государственным и частным — поймать вас не удавалось. У вас был свой мир, у меня — свой. С чего вы взяли, что, столкнув эти два мира, вам удастся избежать ущерба? — Деверо хотел что-то сказать, но язык перестал его слушаться. — И каков результат? Много пролитой крови, много боли. Из-за вас погибли мои ближайшие друзья. — Я имел в виду Джонатана Пилгрима, но и Этелни Джонса тоже. — Самое плохое — вы заставили меня опуститься до вашего уровня, действовать методами, которые мне отвратительны. Поэтому я испытываю к вам только ненависть, и поэтому в один прекрасный день вы умрёте. Но не сегодня.