Девственная земля - Дервла Мерфи

В деревне, в ней домов пятьдесят, жителей почти нет: все ушли на уборку проса. После завтрака Мингмар пытался выяснить, куда нам двигаться дальше, но единственным источником информации оказался глухой столетний старик. Он непременно хотел направить нас обратно в Трисули. Оставалась лишь слабая надежда на собственное чутье.

К трем часам дня мы спустились к реке и остановились у так называемого моста, состоящего из ствола дерева шириной в ступню. Такой «мост» под силу, пожалуй, преодолеть только канатоходцу. Правда, длина «моста» всего двадцать футов, но ведь он страшно неустойчив — закреплен кучкой камней с обоих концов. Взглянув на «мост», я струсила. Внизу неистово бушевала река, зажатая в каменистом русле, и даже мой испытанный способ перебираться по бревну верхом казался ненадежным. Когда я увидела, как Мингмар легко перебежал «мост», мне сделалось дурно. Он вернулся за моим рюкзаком. Я отдала ему также рубашку, шорты и ботинки и решительно заявила, что пойду вверх по течению искать место, где можно переправиться вброд или вплавь. Мингмар пришел в ужас от моего решения. Он побледнел и закричал:

— Ты утонешь!

— Возможно, — согласилась я. — Однако лучше утонуть, чем свалиться с этой дурацкой оглобли, которую у вас почему-то называют мостом.

Разыскать брод оказалось легче, чем я предполагала. В четверти мили вверх по течению (там река ярдов в сто шириной и футов в десять глубиной) была построена небольшая запруда. Течение здесь довольно сильное, и я подумала, если плыть наискосок выше запруды, то можно перебраться на тот берег. К счастью, в воде я себя чувствую увереннее, чем над пропастью. Бедняга Мингмар, в волнении следовавший за мной по другому берегу, замер от напряжения, когда я нырнула в прозрачную ледяную пучину. По скорости течения я поняла, что никакой опасности мне не грозит, однако не осмелилась расслабиться, чтобы сообщить об этом Мингмару. Поэтому до тех пор, пока я не выбралась на камни рядом с ним, он был убежден, что я непременно утону.

Освежившись таким образом, я почувствовала себя в отличной форме для следующего броска — долгого-долгого подъема по самому крутому возделанному склону, какой только нам попадался до сих пор. Тропинки не было, и мы кое-как карабкались по засеянным просом террасам.

Сегодня мы ночуем в тамангской деревне на высоте семи тысяч пятисот футов, где дома из светло-коричневой глины с камнем под шиферными крышами, как в индуистских деревнях вокруг Покхары. В данный момент жители едва не сталкивают друг друга в пропасть, сгорая от нетерпения посмотреть на меня. Мингмар вызывает у них не меньшее любопытство. Деревня стоит вдалеке от главных дорог, и мало кто из жителей видел европейскую женщину или проводника-шерпа во всем великолепии его обмундирования.

В доме очень тесно, поэтому я отправилась спать в хлев и вот сейчас греюсь о теплый бок буйвола.

Покинув Серанг Тхоли на рассвете, мы начали подъем к вершине холма высотой в девять тысяч футов. Обычно солнце вставало навстречу нам из-за юр. Сегодня наоборот — мы поднимались по горе к солнцу. Как чудесно ступить из холодного мрака раннего утра в тепло и увидеть, как первый мягкий свет ложится на горы!

К десяти часам по едва заметной, часто терявшейся тропе мы миновали две горы. Наконец вышли к крохотному селению, прилепившемуся к возделанному склону. Там впервые за весь поход мы столкнулись с кастовой проблемой. Мы решили здесь позавтракать, но вскоре поняли, что попали в весьма ортодоксальную чхетрийскую деревню, где нас, внекастовых неиндуистов, ни в один дом не пустят. Наконец одна женщина согласилась приготовить нам еду при условии, что мы останемся за пределами ее двора.

Добросовестного Мингмара безумно огорчила мысль, что кто-то другой будет для меня готовить. Он клялся, что от такой еды я заболею всеми на свете болезнями. Стараясь утешить его, я сказала, что у меня невероятный — по европейским понятиям — иммунитет.

С половины двенадцатого мы шли, |почти не останавливаясь, часов шесть — сначала вниз к реке, затем вверх до перевала, снова спустились по склону, пока не оказались в Сентхонге, где живут в основном чхетри и несколько тамангских семей. В поисках пристанища мы переходили от одного дома к другому и спрашивали, какую религию исповедуют хозяева. В ответ встречали холодные взгляды индуистов. Таманги здесь намного беднее, чем чхетри, и, конечно, являются изгоями; но столь же безусловно и то, что эти люди намного общительнее своих высококастовых соседей. Я не возмущаюсь, что меня избегают ортодоксальные индуисты, от которых трудно ожидать братского ко мне отношения, и все же печально, что индуизм, несмотря на широту своего мировоззрения, на деле запрещает многие потенциально ценные человеческие контакты.

Сегодня я вновь ночевала в хлеву, поскольку в крошечном домике для меня просто нет места: в нем живет семья из восемнадцати детей и шести взрослых.

В половине пятого утра меня разбудил ритмичный звук ручной мельницы, на которой мололи просо. Было еще темно и очень холодно, так что я еще с час пролежала в полудреме в теплом спальном мешке, глядя на золотистые звезды, трепетавшие над головой, и прислушиваясь к слабым шорохам, доносящимся с улицы. Местные жители поднимались на уборку риса затемно, и когда мы с Мингмаром на рассвете двинулись вниз к реке, то по дороге встретили много семей, молотивших зерно на широких террасах рисовых полей. Здесь для обмолота используют волов, а в Серанг Тхоли, где рогатого скота не меньше, это делают вручную. Они неистово молотят каждый сноп на земле, пока не высыплются все зерна…

Если бы надо было описывать Непал, а в распоряжении оказалось бы лишь одно прилагательное, я бы выбрала слово «разнообразный». В Непале ни одна деревня не похожа на другую ни языком, ни одеждой, ни обычаями ее жителей, ни их постройками, ни окружающей природой. Здесь неприменимо понятие «типичная деревня». Несомненно, приятное разнообразие порождено разобщенностью селений и является следствием горного рельефа. Снова начинаешь сознавать, до какой степени однообразие Запада обедняет жизнь. Столь же богат и разнолик ландшафт: за каждым поворотом оказываешься лицом к лицу с новыми, удивительными по красоте пейзажами, будто природа, создавшая эти горы, обладала талантом великого художника с тонким, богатым воображением, тщательно разрабатывающего ведущую тему.

Сегодня — самый напряженный день за весь поход. Утром мы подошли к реке. Это всего лишь широкий, бурлящий поток, через который на восьмидесятифутовой высоте перекинут ветхий подвесной мостик. К счастью, поручни оказались достаточно крепкими и я смогла без страха перебраться по нему на другой берег. Начался подъем. До перевала нам не встретилось ни одного ровного клочка земли, и даже Мингмар, дойдя до вершины, сделал сенсационное признание: