Жизнь ни о чем - Валерий Исхаков

А вот и четырнадцатый этаж. Здесь меня никто не встречает, но в этом и нет нужды: дорогу я знаю. Как старому знакомому киваю стражу за пуленепробиваемым стеклом — и он так же, как знакомому, но с оттенком почтительности кивает мне: проходите, мол, милости просим.

Тяжелая бронированная дверь сдвигается — и я вхожу в кабинет Игоря Степановича. Здесь все по-прежнему. Так же светло, просторно, тот же замечательный вид из огромного панорамного окна. Только часть вида заслоняет человек, стоящий у окна. Свет бьет мне в глаза, и я не сразу понимаю, что изменилось в его облике. И только когда глаза привыкают к свету, понимаю: волосы. У этого человека вместо сияющей загорелой лысины Игоря Степановича прекрасные густые черные волосы. Неужто Игорь Степанович обзавелся париком?

Человек оборачивается.

— Привет, — говорит он с улыбкой.

— Привет, — осторожно отвечаю я.

В последнее время меня уже не убеждают ничьи улыбки. Особенно улыбки в стенах этого учреждения. Все они тут мне улыбались и все обманывали.

— Садись, Сережа, — предлагает мне он.

— Я уж как-нибудь постою, Андрюша:

— Нет, ты садись, садись, я настаиваю!

И он отодвигает кресло. Но не кресло для посетителей, а кресло хозяина кабинета — то, за которым прежде прочно, как будто навсегда, восседал Игорь Степанович. Я усаживаюсь — и когда одна из частей моего тела соприкасается с дорогой кожей сиденья, в другой части, расположенной выше, что-то как будто щелкает и проясняется. Я вопросительно смотрю на Андрея.

— Значит, ты теперь здесь? Вместо Игоря Степановича?

Андрей улыбается еще шире и разводит руками.

— Нет больше Игоря Степановича. Можешь про него забыть:

— Вот как? Не знал: А ты как?

— Я? У меня все замечательно. Вашими молитвами, как говорится.

Андрей изменился. В очередной раз изменился.

Когда я впервые его увидел после долгого перерыва, он был вылитый Курт Рассел в фильме «Бегство из Нью-Йорка». Спутанные длинные волосы, джинсы и даже черная повязка на глазу. Он тогда только что вернулся из Афганистана, успел еще повоевать, вышел в числе последних и на весь мир смотрел сквозь призму войны.

Потом, когда мы ездили в деревню, повязки на глазу и длинных спутанных волос уже не было, он походил на себя прежнего, только улыбался куда реже и почти не снимал черных очков.

Теперь он похож на доктора наук больше, чем я. Отличный серый костюм из тонкой ткани, белая рубашка, галстук. Очки в тонкой платиновой оправе.

— Приходится носить, — словно прочитав мои мысли, объясняет он. — В правом глазу осталось только пятьдесят процентов. А линзы с поврежденной роговицей противопоказаны.

— Я понимаю.

На самом деле я не понимаю ничего. И чувствую себя неловко, потому что не знаю, как себя вести. Я готовился к разговору с Игорем Степановичем, но то, что я мог и хотел сказать Игорю Степановичу, не годится для разговора с Андреем. И еще я не знаю, насколько информирован Андрей о моем поведении и как он к этому относится. И по лицу узнать не могу, потому что теперь по его лицу прочитать что-нибудь совершенно невозможно.

— Ты действительно очень сильно изменился, — говорю я, чтобы что-нибудь сказать.

— Ты тоже, Сережа! — Андрей улыбается и усаживается в кресло напротив меня — точь-в-точь как я недавно сидел перед Игорем Степановичем. — Причем в лучшую сторону, как мне кажется. То, что юрист ты неплохой, мне многие говорили. А теперь ты и в деле показал себя достойно.

— Ну уж:

— Да-да, достойно! И не смотри ты на меня так! Ты вел себя именно так, как я ожидал. Я даже поспорил на тебя с Наташей — и выиграл. Она доказывала мне, что ты обязательно уничтожишь Нинины листочки, когда окажешься один в дурдоме. А я поспорил, что не уничтожишь, принесешь на блюдечке Игорю Степановичу. Так что зря она у Нины на всякий случай копию взяла, пока ты в туалет ходил:

Я только молча хлопаю глазами, и Андрей, сжалившись, объясняет все по порядку.

Вся эта затея — в этой части я правильно угадал — с самого начала принадлежала ему. У него давно уже были свои люди в службе безопасности холдинга, в том числе и Наташа, и он знал, что кто-то с самого верха работает на конкурентов. Чтобы доказать это, он решил подбросить Игорю Степановичу приманку: идею о том, что предстоящий брак Андрея и Ирины Аркадьевны может не состояться из-за какого-то непреодолимого препятствия в прошлом Андрея. Для достоверности они с Ириной даже разыграли ссору на Кипре, потом состоялся тяжелый разговор с Аркадием Максимовичем — тем более тяжелый, что инсценировка тут бы не прошла, пришлось играть всерьез. В результате Игорь Степанович получил задание разобраться и доложить.

— Ну, а дальше было совсем просто, — весело повествует Андрей. — Через Наташу я вывел Горталова на Борю Путешественника. Я посоветовал Боре, чтобы он предложил Игорю Степановичу обратиться к тебе. Ну, а ты, как и следовало ожидать, привел их к Наталье Васильевне, Нине:

— И к Вере.

— И к Вере, конечно. Ну, а дальше было просто: записали их переговоры с конкурентами, взяли их с поличным во время получения денег: остальное, надеюсь, понятно.

— Не совсем. Неужели такой прожженный тип, как Игорь Степанович, поверил в эту детскую историю с тайным браком? Неужто не усомнился?

— Может быть, усомнился бы, если бы не знал, насколько религиозен Аркадий Максимович. А тот действительно религиозен, а не прикидывается напоказ, как многие другие. И, естественно, брак любимой дочери без венчания для него просто немыслим. Если бы ты принес Нинины листочки не Игорю Степановичу, а прямо Аркадию Максимовичу, для меня все было бы кончено.

— Но зачем было натравливать на меня Горталова? Зачем отбирать то, что я и так принес бы Игорю Степановичу?

— А ты бы принес?

— Да.

Я выдерживаю его взгляд. Это нелегко, но я выдерживаю.

— Спасибо, что сказал правду. Значит, я не ошибся, что сделал ставку на тебя, Сережа. Я ведь внимательно изучаю все, что связано с друзьями моего детства. Знаю я и о твоих подвигах на Севере. Как ты раз взял деньги, два раза взял деньги, а когда понял, чем это для тебя кончится, сдал всю честную компанию и героически пристрелил главаря.

— Ну уж героизмом там точно не пахло, — уточняю я. — Было ужасно глупо, прямо как в дешевой комедии. Два интеллигента размахивали пистолетами, изображая из себя бог знает каких крутых, потом один из них случайно нажал на спуск, промахнулся, а второй так же случайно влепил ему пулю в лоб. Вот как это было, и нечего делать из меня героя!

— Ладно, оставим героизм в стороне. Я ведь и кроме этого кое-что о тебе знал. И статьи твои читал очень внимательно. В том числе и ту, где ты рассуждаешь об обязанности адвоката хранить в тайне все, что доверил ему клиент, и о том, имеет ли он право утаивать от правосудия факты, порочащие клиента, если он узнал их не от самого клиента, а от третьих лиц. В общем, я пришел к выводу, что, если Игорь Степанович предложит тебе раскрыть мою тайну, ты ни за что не расскажешь ему о тайном венчании сам. Но если кто-то другой выдаст — или продаст — тебе эту тайну, ты согласишься стать передаточным звеном между носителем тайны и Игорем Степановичем. Я правильно все объясняю?

— Совершенно верно. Ты только забыл отметить, что самому рассказывать все Игорю Степановичу мне было невыгодно. Если бы я ему признался, что все знаю, он заплатил бы мне десять тысяч — и привет! А вот если я на него поработаю, если добуду для него эту тайну, тогда:

— Тогда тебя очень даже свободно могли убрать, — ухмыльнулся Андрей. Не сразу, конечно, чтобы никто, не дай бог, не связал одно с другим. И не стали бы набрасываться на тебя целой бандой убоповцев. А тихо и незаметно устроили бы тебе несчастный случай. Горталова же натравили на тебя для того, чтобы ты считал свою миссию проваленной и не явился к Игорю Степановичу, а то и к самому Аркадию Максимовичу, боже упаси, за обещанной наградой. Потому что насчет работы на Игоря Степановича ты напрасно рассчитывал. Игорь Степанович действовал на собственный страх и риск и ничего, кроме тех десяти тысяч, предложить тебе не мог. Это единственный момент, в котором ты действительно прокололся. Но ничего, Игорь Степанович уже расплатился за свое предательство:

— А что с Игорем Степановичем?

— Вышел из доверия. Окончательно и бесповоротно. Я не могу пока раскрывать тебе всех наших тайн. Скажу лишь, что это он работал на конкурентов. На тех, кому слияние холдинга и принадлежащих мне фирм было бы крайне невыгодно. А твой друг Горталов честно служил Игорю Степановичу. И теперь, наверное, служит: на том свете.

— Ты хочешь сказать, что их обоих:

— Я ничего не хочу тебе сказать, Сережа. Ничего. Я сам не знаю. И никто не знает. Что с Игорем Степановичем и Горталовым? Где Игорь Степанович и Горталов? Не знает этого никто и никогда, видимо, не узнает: