Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Диана Гэблдон

Она обернулась и злобно взглянула на Томаса Фрэзера, безмятежно смотрящего из-под шлема, сложив руки на рукояти меча.

– А может, это твое проклятие, старый греховодник? Или всей твоей проклятой семьи? Вы когда-нибудь думали об этом? – неожиданно спросила она, повернувшись ко мне.

Ее брови выгнулись дугой над карими глазами, в которых сверкали искры гнева.

– Вы никогда не думали, что дар, который мы получили, нужен не нам, а кому-то другому, а мы из-за него обречены на страдания. Никогда не думали об этом?

– Не знаю, – медленно произнесла я. – Хотя да, я вас понимаю. Конечно, вы все время задаете себе этот вопрос: ну почему я? И никогда не находите на него ответа. Вы думаете, что у вас есть дар, потому что таково проклятие семейства Фрэзер – заранее знать о времени смерти? Дьявольский замысел.

– Верно, дьявольский, – с горечью согласилась она и прислонилась спиной к саркофагу из красного камня, выглядывающему из-под снега. – А вы как думаете? Сказать ему?

Я вздрогнула:

– Кому? Лорду Ловату?

– Да. Его светлости. Он спрашивает меня, что я вижу, и бьет меня, если я отвечаю, что ничего. Он знает, он видит по моему лицу, когда у меня бывают видения. Но мне хватает силы лишь на одно – чтобы молчать.

Длинные белые пальцы нервно теребили складки мокрого плаща.

– Но ведь всегда есть какой-то шанс! – Голова Мэйзри была низко опущена, и капюшон плаща скрывал ее лицо от моих глаз. – Есть шанс, что после моих слов можно что-нибудь изменить. Время от времени так и бывает. Я сказала Лахлану Гиббонсу, что видела его зятя запутавшимся в водорослях и что морские угри выглядывали из-под его рубахи. Лахлан тут же отправился к зятю и продырявил его лодку.

Она засмеялась.

– Господи, какой тогда поднялся шум! Но когда на следующей неделе случился сильный шторм и трое рыбаков утонули, зять Лахлана сидел дома и ремонтировал лодку. А когда я увидела его в следующий раз, рубаха на нем была сухая и никаких водорослей.

– Да, случается и такое, – тихо сказала я. – Иногда.

– Иногда, – кивнув, повторила она, все еще не отрывая глаз от земли.

У ее ног лежала леди Сара Фрэзер. Надгробный камень венчало изображение черепа над перекрещенными костями, а надпись гласила: «Сегодня моя очередь, завтра – твоя».

– А иногда нет. Когда я вижу человека, завернутого в простыню, он заболевает, и тут уж ничего не поделаешь.

– Возможно, – ответила я, глядя на свои руки, лежавшие на камне.

Без лекарств, без медицинских инструментов, без знаний болезнь была неотвратимым приговором. Но если бы рядом оказался врач и ему было бы чем лечить, тогда другое дело. Возможно, Мэйзри видела тень подступающей болезни, вполне реальные, но еще излечимые симптомы, такие как лихорадка или сыпь. И недостаток медицинских знаний, неспособность прочитать эти симптомы приводили к смертному приговору. Так ли это? Я никогда не узнаю.

– Нам не дано знать, – сказала я, поворачиваясь к ней. – Нам открыто то, что неведомо другим, но почему и как – сказать не можем. Просто знаем, и все. Вы правы: это проклятие. Однако если ты владеешь знаниями, которые могут – теоретически – предотвратить беду… Ты думаешь, что такие знания способны принести вред?

Мэйзри покачала головой:

– Не знаю. Если вам станет известно, что вы скоро умрете, что вы будете делать? Совершите доброе дело или, зная, что это ваш последний шанс, отомстите врагу – иначе останетесь неотмщенной?

– Будь я проклята, если знаю.

Мы помолчали, наблюдая, как ледяная изморозь переходит в снегопад и легкие хлопья причудливым узором ложатся на разрушенные стены аббатства.

– Иногда я знаю: что-то должно произойти, оно совсем близко, – неожиданно заговорила Мэйзри. – Я стараюсь выбросить это из головы, не смотреть. Вот как с милордом. Я знала – что-то есть, но мне не нужно это видеть. Но он велел смотреть и сказать волшебное заклятие, чтобы видеть еще лучше. Я так и сделала.

Она вскинула голову, глядя на высившуюся над нами стену аббатства в охряных, белых и красных тонах, с известковой крошкой между камнями. Капюшон упал с ее головы. Рассыпавшиеся по плечам черные с проседью волосы развевались на ветру.

– Он стоял перед огнем, но это было днем. Рядом с ним – человек, неподвижный, как дерево, с лицом, закрытым черным. А на лицо милорда падала тень от секиры.

Она сказала это бесстрастно, деловито, но дрожь пробежала по моей спине. Наконец она вздохнула и повернулась ко мне.

– Ладно, я скажу ему, и пусть он делает, что хочет. Я не могу ни послать его на смерть, ни спасти. Пусть решает он, и да поможет ему Иисус!

Она повернулась, чтобы идти. Я соскользнула с надгробного камня и оказалась на могильной плите леди Сары.

– Мэйзри! – окликнула я.

Она повернулась и взглянула на меня темными, словно тени между могильными плитами, глазами.

– Да?

– A что вы видите сейчас, Мэйзри? – спросила я и замерла в ожидании, глядя ей в лицо и безвольно опустив руки.

Она взглянула на меня тяжелым, внимательным взглядом – вверх, вниз, по сторонам, слегка улыбнулась и кивнула.

– Я не вижу ничего, леди, – мягко сказала она. – Только вас.

Повернулась и исчезла среди деревьев, оставив меня одну под холодными снежными хлопьями.

Послать на смерть или спасти… Этого не могу сделать и я. У меня нет силы, чтобы заставить других подчиниться моей воле или помешать им делать то, что они хотят.

Я стряхнула снег со своего плаща и пошла по тропинке вслед за Мэйзри, полностью разделяя горечь ее одиночества: есть только я. Но этого было мало.

Следующие две-три недели старый Саймон вел себя как обычно, но мне показалось, что Мэйзри выполнила свое намерение и рассказала ему о видении. Вначале он энергично взялся за дело, собирая в поход своих родственников, но потом охладел, говоря, что торопиться некуда. Эта медлительность приводила молодого Саймона в бешенство – он мечтал поскорее отправиться на войну и покрыть себя славой.

– Такое дело спешки не терпит, – в сотый раз повторял старый Саймон. Он взял овсяную лепешку, понюхал ее и положил на место. – Думаю, лучше подождать весенней пахоты.

– Но они будут в Лондоне еще до весны! – прокричал отцу через стол молодой Саймон и потянулся за маслом. – Если ты сам не идешь, позволь мне взять людей и присоединиться к его высочеству.

– У тебя нетерпение от дьявола, но нет и половины его благоразумия, – фыркнул лорд Ловат. – Когда ты научишься ждать?

– Время ожидания давно прошло! – взорвался Саймон. – Камероны, Макдональды, Магилливреи – они там с самого начала. А мы придем последними, словно нищие, после Кланраналда и Гленгарри. Получишь же ты свое герцогство!

У Ловата был широкий, как у Джейми, выразительный рот: даже в старости он не потерял своего ироничного и чувственного выражения. Но сейчас линия губ изменилась. Ловат крепко сжал их и неодобрительно посмотрел на наследника:

– Не зря говорят: «Женился на скорую руку да на долгую муку». А уж выбрать себе господина потруднее, чем найти жену. От нее хоть можно избавиться.

Молодой Саймон фыркнул и взглянул на Джейми, ища у него поддержки. За два месяца его подозрительная враждебность к своему незаконнорожденному родственнику сменилась невольным уважением: Джейми прекрасно разбирался в военном искусстве.

– Джейми говорит… – начал он.

– Я прекрасно знаю, что он говорит, – перебил его старый Саймон. – Он постоянно это повторяет. В нужное время я приму свое решение. И заруби на носу, парень: когда дойдет до дела, ты ничего не потеряешь оттого, что чуточку подождал.

– Чтобы увидеть, кто победит, – пробормотал Джейми, аккуратно вытирая тарелку кусочком хлеба.

Старик бросил на него быстрый взгляд, но, видимо, решил проигнорировать замечание.

– Ты же дал слово Стюарту, – упрямо повторял молодой Саймон, не обращая внимания на недовольство отца. – Неужели ты собираешься нарушить его? Что скажут люди о тебе и твоей чести?

– То же, что в пятнадцатом году, – спокойно отвечал отец. – Большинство тех, что «говорили дело», мертвы, разорены или нищенствуют во Франции. А я все еще здесь.

– Но… – Молодой Саймон покраснел: обычный результат таких разговоров.

– Все, хватит, – резко прервал его старый граф. Он покачал головой, неодобрительно глядя на своего сына. – Боже, порой я жалею, что Брайен умер. Хотя он тоже был глупцом, но по крайней мере знал, когда надо помолчать.

И молодой Саймон, и Джейми вспыхнули от гнева и, обменявшись быстрыми взглядами, уткнулись в свои тарелки.

– А ты куда смотришь? – заорал старик, заметив мой взгляд.

– На вас, – спокойно сказала я. – Вы неважно выглядите.

Так оно и было, даже для его семидесяти. Среднего роста, приземистый и широкоплечий, он еще недавно выглядел здоровым мужчиной, под рубашкой угадывалась крепкая грудь и твердые мускулы. В последнее время он как-то сморщился, усох. Под глазами появились темные мешки, кожа приобрела бледный, нездоровый оттенок.