Ларец Зла - Мартин Лэнгфилд

В глазах ее вновь блеснули слезы. Честно сказать, Роберт не думал, что его признание будет иметь такие последствия. Он-то, дурачок, был готов к тому, что она просто даст ему по морде, соберет вещи и молча уйдет…

— Прости, — снова пробормотал он, но осекся, натолкнувшись на взгляд Кэтрин.

Она быстро поняла, к чему он клонит, и не дала ему возможности продолжить. Он хочет, чтобы она сейчас вновь ударила его, а потом рухнула ему в объятия и заплакала, как девчонка? Не дождется.

— Дай мне договорить. Ты ничего не поймешь, если это не услышишь.

— Хорошо, продолжай.

— В 2002 году, штудируя аналитические записки об очередной группе людей, которые вызывали у нас подозрения, я насторожилась. Мое внимание привлек один человек — мы тогда занимались учеными. И вот один из них, американец арабского происхождения, работал в лаборатории в Брукхейвене. Он был физиком-ядерщиком и приехал в Штаты всего за два-три года до того. Он вызывал определенные опасения — не у моих коллег, только у меня.

— Ты использовала свой дар в работе с ним? Ты же говорила, что он исчез после того, как ты бросила разведку?

— После того, как я потеряла Тарика?

— Да.

— Так вот представь себе, что тот араб-американец в Брукхейвене как раз и был Тариком.

— Ты же говорила, что ничего не знала о его судьбе.

— Я солгала тебе. Я тебе много лгала, Роберт. Но не изменяла.

— Я это уже понял.

— Он выжил и сумел выбраться из своей страны. Но это-то и показалось мне странным, и я решила, что он все-таки согласился работать на своих. Все остальные версии выглядели фантастическими.

— И что ты сделала?

— Мне стыдно за то, что я сделала.

— Ты любила его, и он тебя любил. Собственно, ради тебя он и предал свою страну.

— Да. И я решила это использовать. Я устроила так, что мы с ним встретились. Как будто совершенно случайно. Я изобразила изумление, радостный шок, слезы и все такое. Он рассказал мне о своем чудесном спасении, и я только удивленно цокала языком, не веря ни единому его слову. Мы вновь сблизились.

— Вы стали встречаться?

— Да.

— Ты спала с ним?

— Н-нет, — после паузы сказала Кэтрин.

— Но давала ему понять, что в принципе не против?

— Разумеется.

— А что было потом?

— А потом американские войска вошли в Ирак. Спустя пару недель после этого я отвела его в одно место, где благополучно сдала.

— Кому?

— Своим.

— Господи!

— Я убеждала себя, что исполняю свой святой долг. Собственно, так оно и было на самом деле. А потом в газетах стали публиковать снимки из Абу-Грейб и репортажи обо всех тех ужасах, которые там творились. Я-то, положим, была наслышана об этом и раньше.

— И как ты к этому относилась?

— Разумеется, меня тошнило от этого.

— И что ты сделала?

— Я вновь ушла. Я поняла, что мне лучше жить с тобой, чем работать, Роберт. А потом был День Великого затмения…

— И мы зачали Мосса. Помнишь, как мы радовались тому, что ты станешь матерью? В твои-то сорок три?

— Я хорошо помню, как его лишилась.

— Мы его лишились.

— И помню, что потом была холодна с тобой. Не хотела тебя. Не хотела ничего.

Роберт едва удержался, чтобы не сказать ей, что именно так все и было. Что она не просто не хотела его и была холодна, а унизила его, выселив из общей спальни в другую комнату. Что так мужчин унижать нельзя. Что они по природе своей мстительны. Что рано или поздно это должно было аукнуться.

Но вслух он сказал совсем другое.

— Я не виню тебя, Кэт, ни в чем.

— Мне всегда казалось, что у Мосса был брат-близнец.

— Я помню, ты говорила об этом.

— Когда мне сделали первое УЗИ и сказали, что плод один, я им не поверила.

Роберт отлично помнил, что Кэтрин так до конца и не смирилась с гибелью младенца. Ей казалось, что Мосс не умер. Или что несуществующий брат его не умер. Врачи уверяли Роберта, что это обычная посттравматическая реакция женщины, пережившей выкидыш.

— Ты думал, наверное, что я сошла с ума.

— Я не знал, что и подумать. Я лишь чувствовал, что, потеряв Мосса, теряю еще и тебя. Мне страшно хотелось близости с тобой. Страшно. Ты даже не представляешь, как мне этого хотелось. А потом, когда я понял, что от тебя этого не дождешься, я просто стал хотеть женщину. И когда… когда это случилось, я понял, что возвращаюсь к жизни.

— Тебе понравилось с ней?

Она смотрела ему прямо в глаза. Не мигая.

— Зачем тебе это?

— Ну я так понимаю, что она по крайней мере не лежала бревном.

— Какая тебе-то разница, понравилось мне или нет?

Она вновь ударила его. Резко. Сильно.

— Какая мне разница?! Ты даже забыл забрать у нее обручальное кольцо! И после этого ты спрашиваешь, какая мне разница?!

— Прости, Кэт, но я…

— Я всегда думала, что смогу пережить это спокойно. Что, если ты загуляешь на стороне, я просто уйду. Соберу вещи и уйду. Но я не знала, что это будет так тяжело морально.

Роберт не нашелся что ответить, а Кэтрин тем временем смахнула слезы с глаз и, кажется, приняла наконец решение.

— У меня есть квартира, о которой ты не подозревал. Я переезжаю туда.

— Не надо…

— Ты получил удовольствие, Роберт, а теперь плати за него.

— Кэт, прошу тебя! Не делай этого. Ты сама знаешь, во что мы оказались втянуты. Я должен защитить тебя. И я сделаю это, если мне удастся спасти Адама.

— Ты уже не веришь Адаму.

— Я знаю, какие изменения в нем сейчас происходят. Меня они пугают, и я должен торопиться.

— Может, ты еще скажешь, что этот секс с его женщиной был необходимым шагом на пути его спасения?

— Я этого не говорил.

— Но ты так думаешь?

— Я этого не говорил. Я не прячусь за отговорками.

— Возможно, наш разрыв на самом деле является необходимым шагом на пути спасения Адама. Очень возможно. Возможно, это та жертва, которую мы были обязаны принести. Как бы то ни было, разрыв неизбежен.

Роберт вдруг разозлился.

— А знаешь, мне хочется вновь увидеться с Терри.

— Так она все-таки была хороша?

— Фантастически хороша.

— Ну и сволочь же ты! Только попробуй меня сейчас коснуться. Прочь с дороги!

Роберт сидел в своем кабинете и тер кулаками уставшие глаза. Он был один, и ему каждое движение, каждая мысль были в тягость. Кэтрин уехала, он вернулся в пустой дом и вот уже три часа кряду пялился на свою модель Манхэттена. Желтые кнопки отметили те места, где он наткнулся на кришнаитский вяз и бывшую текстильную фабрику, которая сгорела при пожаре. Он соединил эти кнопки ниткой и протянул ее к тому фрагменту своего маршрута, который отметил раньше. Получился неправильной формы крючок.

Он тупо рассматривал свою карту и размышлял о том, что сегодня натворил. Он не поддался на шантаж Адама, а упредил его — рассказал все Кэтрин сам, обрел абсолютную свободу. Успешно прошел испытание огня. И остался… совсем один.

Он умел быть жестким. Его профессия этого часто требовала. Но то, что произошло с ним сегодня, стало для него самого откровением. Он намеренно причинил боль Кэтрин. Хладнокровно, полностью осознавая, что это необходимо сделать. И даже когда она заплакала, у него не возникло никаких сомнений. И даже после того, как она ушла, хлопнув дверью, тоже. А если она не вернется?

— Прости меня, — прошептал он одними губами.

У него слегка кружилась голова и потели ладони. Он отчасти испытывал большое облегчение от осознания того, что он уже все рассказал жене и все позади. Отчасти он даже не жалел о том, что у него вырвалось, что он вновь хотел бы переспать с Терри. К тому же это была чистая правда. С другой стороны, он мог бы и не говорить этого, но сказал. Нарочно сказал. Чтобы сделать ей побольнее. Чтобы отомстить за все те обиды, которые она нанесла ему после трагедии с Моссом. И вот эта жажда мести была непростительна.

Как бы то ни было, а теперь Адаму нечем его шантажировать. Он должен был сделать выбор, чтобы пройти испытание огня, и он его сделал. Он знал, что ему придется отвечать за удовольствие, и он за него ответил. И ничего — пережил.

Роберт, как никогда, понимал, что вилять нет смысла. Если идти вперед, то уж идти. В кромешную тьму, которая скрывала от него дальнейшую часть Пути Сета. И только пройдя его до конца, он вновь выберется к свету.

Он вновь и вновь вглядывался в карту Манхэттена, пытаясь проанализировать пройденные и угадать ждавшие его впереди маршруты.

Хорас упомянул в последнем разговоре с ним Первый водный туннель.

Это была стальная змея, тянувшаяся под землей и снабжавшая город водой. Ценность ее была настолько велика, что ее невозможно было отключить даже на непродолжительное время, даже для плановой профилактики. Туннель пролегал под Бронксом, тянулся через весь Манхэттен и шел дальше, в Бруклин, неся с собой воду, забранную из специальных резервуаров на северо-западе. Туннелю насчитывалось уже девяносто лет. Ежесуточно он доставлял мучимому жаждой городу ни много ни мало миллиард галлонов пресной воды.