Мои сводные монстры - Дана Блэк

сиди дома. И не шляйся со своей Викой. Чтобы я потом не искал тебя, не обрывал телефоны. Вчера во сколько пришла?

Он открывает дверь, и первым выходит на улицу.

- Ближе к ночи, - признаюсь, - зато вон, - рукой показываю за ворота. - Моя машина.

Он ничего не говорит, не прощается даже, просто идет к своему авто.

Стою на крыльце и качаю головой.

Да он из-за этих Рождественских гавкает на меня целыми днями, боится, что ему новую жизнь с Региной испорчу, не сорвать мне эту свадьбу, никак.

Я и не хочу.

Зачем мешать счастью.

- Чего загрустила, лапушка? - позади хлопает дверь, и на ягодицы нагло ложатся ладони Ника. - Какая аппетитная попа, - он сжимает меня. - Как я люблю эту попу. Стой, а ты почему в одной кофте?

Через пару секунд мне на плечи опускается его джинсовка с белым меховым воротником.

- К тебе есть претензии, - продолжает Николас, и обходит меня, спускается, оглядывается, и смотрит снизу вверх. - Моя машина в ремонте после того, как повстречалась с моей лапушкой-вандалкой. Поэтому два варианта. Либо я беру твою. Либо ты меня подбросишь до студии. А по дороге, - его глаза загораются дьявольским блеском, - займемся чем-нибудь интересным.

- Ты подумала над моими словами, лапушка? - спрашивает Ник и, не дожидаясь ответа, выставляет вперед палец. - Погоди, важный звонок.

Он принимает вызов. Четвертый или пятый по счету за всю дорогу, а мы уже в черте города. Сверяюсь с картой, послушно поворачиваю на светофорах, везу его на работу или куда там ему надо, и он все это время болтает по телефону.

Нет, я слышу, там что-то важное. Краем уха ловлю отдельные фразы и впервые различаю в его голосе командные ноты, присущие всем Рождественским.

Поэтому еду. И бросаю на мужчину любопытные взгляды.

Он ведь лишь с виду такой - выбирает удобную неформальную одежду, сидит, лениво развалившись в кресле, волосы держит в вечном беспорядке, словно всю ночь до утра занимался сексом, и только что вылез из постели.

И кажется, будто он весь на ладони - любит вредную еду, скорость, драки, красивых женщин, крутые машины. Много смеется, бегает от проблем, богатый бездельник с ветром в голове.

Но вот он ерошит волосы. Машинально закуривает. И чуть огорченно, устало говорит в трубку:

- Актриса слетела вчера, а новость эта ко мне добиралась голубиной почтой, я так понимаю? Гена, ты хреновый администратор, чего тебе еще сказать? Я не знаю, что тебе теперь делать. Подумай, Гена. Может, ты вчера мне позвонить должен был, ну так, как вариант, м?

И я вижу - все, что он в себе показывал раньше - оно напускное, а вот сейчас, когда он забыл о моем присутствии и занят работой - сейчас здесь настоящий Николас Рождественский, самый младший в роду, и самый счастливый, наверное, знает, что он любимец фортуны, но при этом усердно трудится, как и вся семья.

Папа был прав, когда говорил, что Рождественские - настоящие правильные мужики.

Я с этим утверждением согласна.

Ник сбрасывает вызов и кратко матерится себе под нос. Опускает стекло и стряхивает за окно пепел, который тут же подхватывает порыв ветра.

- Проблемы? - вклиниваюсь с вопросом. Смотрю на карту, сворачиваю во дворы.

- Нет, - он затягивается дымом, и красный уголек трещит. - Если у человека нет мозгов - это не проблемы. Это, пожалуй, беда.

- Нам сюда? - хмыкаю и подъезжаю к длинному четырехэтажному дому с несколькими подъездами и с интересом смотрю в окно. Какие фильмы снимает этот Просто Гений я помню, и уже готова согласиться, что подобный контент тоже нужен, и очень многим, ведь занятия любовью - это часть жизни, и…

- Здесь останови, лапушка, - просит Ник, и я послушно торможу под деревом, не доезжая до желтого здания.

В универ я уже опоздала безбожно, и теперь не хочу, чтобы Ник уходил так быстро, я не против немного поговорить, обсудить наши ночные посиделки, кое-что спросить, поэтому глушу мотор.

- Слушай, - откашлявшись, поворачиваюсь в кресле.

И от неожиданности бьюсь локтем об руль, когда Ник обхыватывает ладонями мою голову и рывком притягивает к себе.

На выдохе открываю рот, и мужской горячий язык сталкивается с моим. Поцелуй глубокий и жесткий, и руки Ника тоже, за плечи он тянет меня из кресла, на себя, сам откидывается на спинку, в объятиях сдавливает меня.

Ладонью упираюсь в стекло, другой рукой в его кресло, удержаться на весу не могу, и с трудом уворачиваюсь от его жадных губ.

- Ник, мне неудобно, отпусти, - пищу и чувствую, как его широкая ладонь давит мне на шею, он пригибает меня, ниже и ниже, лицом везет по груди до тугой ширинки синих джинсов.

- Потом отпущу, - обещает хрипло. - Сначала мне кое-что нужно от тебя.

- Что ты делаешь, - все еще кажется, что он просто силу не рассчитал, и вот-вот даст мне выпрямиться, но перед носом вдруг появляется его рука.

Он касается пуговицы.

- Ник! - ладонью молочу по панели. - Выпусти меня!

- Алиса, расслабься, - жестко произносит он. Неторопливо расстегивает ширинку, и я вижу, как на серую ткань боксеров напирает твердый бугор, и потемневшее пятнышко выделившейся смазки.

Я помню, какая она на вкус.

У его брата.

Из его хватки не могу вывернуться, от напряжения слезятся глаза. Или это от обиды, он ночью торт со мной ел и вино пил, заверял, что мне бежать нужно от Арона, а теперь сам, держит так крепко, что дернусь - и шея хрустнет.

- Ник.

- Ты его уже трогала, Алиса. На свадьбе, под столом. Сейчас сделай тоже самое. Только ротиком. Язычком. Давай, сладкая.

Его рука зарывается в мои волосы, держит пряди у затылка, его пальцы ныряют под резинку боксеров, слегка оттягивают ее, и я замираю. Все это сон словно, я в лапах этих братьев будто навечно застряла, не выбраться больше.

- Никому не скажем, - хрипло обещает Ник.

Я чувствую этот запах - мужской, животный, и это все феромоны, они минуя мозг, бьют сразу в порок и похоть, в тугие сплетения внизу живота, и я ощущаю это - женское влечение к мужчине, в теле хранятся отголоски той ласки, и сладкой дрожи, если от удовольствия хотелось кричать в голос - значит, ошибки не было, вчера я